- Прямо как ты мне своим Биллом.

- Кстати о Билле. Поможешь мне с ним, так и быть, дам Рите твой номер телефона.

- Не вздумай!

Каулитц пожимает плечами и встает, направляясь к двери.

- Том, только попробуй так сделать, и я расскажу Биллу про тебя что-нибудь мерзкое! Уж я найду, что ему рассказать…

Поворачивается и обиженно кривит рот. Да, я тоже иногда могу быть противным!

- Ну ладно, заметано, - нехотя отвечает он.

Выходим в прихожую и обуваемся. Я беру куртку с вешалки и выталкиваю Тома на улицу. На полпути к автобусной остановке он поворачивается и спрашивает:

- А что такое флористика?

Странно, но когда мы приехали в школу, Билл уже сидел в библиотеке и что-то сосредоточенно, высунув язык, писал в толстой тетради с веселыми рисованными песиками на обложке. Завидев его еще у входа, Том как-то по девчачьи пискнул и дернул меня за рукав.

- Ой-ой-ой, вон он, вон он! Густ, посмотри, как я выгляжу? – Том одернул на себе свою фиолетовую майку, в которую бы легко поместилась моя тетя Хильда, между прочим, немалых габаритов дамочка.

- Как всегда.

- Что как всегда?

- Как всегда выглядишь.

- Как всегда выгляжу как?

- Как всегда.

- Густ, блин, ты можешь сказать нормально, как я выгляжу? Хорошо, плохо или сносно?

Я медленно выдохнул через нос и бросил взгляд на Тома.

- Не знаю я, выглядишь как обычно. Ты всегда так выглядишь.

- Как – так?

- Так – как сейчас.

- А сейчас я выгляжу «вау, офигительно» или «оу, чувак, лучше б ты это не надевал»?

- Да откуда я знаю? – Вспылил я. – Я не могу оценить степень твоей привлекательности, не могу! Я нормальный парень, я могу сказать, как выглядит вон та девчонка у стены, а как выглядишь ты, не скажу!

- Почему?

Я взвыл и схватился за свой короткий белобрысый ежик на голове. Том тут же фыркнул и засмеялся, хлопнув меня по плечу.

- Да ладно, остынь, я прикалывался. Я же знаю, что выгляжу круто.

- Я когда-нибудь убью тебя за такие приколы. Они меня бесят!

- Густ, ничего ты не понимаешь. – Каулитц махнул рукой.

- Не понимаю! Объясни наглядно, в каком месте это смешно и весело!

- Ну, тихо, не кипятись. Пойдем к Биллу, он нас уже заждался. Особенно меня…

Том еще раз одернул футболку, сдвинул набок козырек кепки и, выпятив грудь и развернув плечи, шаркая джинсами по полу, направился к столу, где сидел Билл. Я уныло поплелся за ним.

В метре от Билла Том остановился, как вкопанный, и весь подобрался. Развернувшись, он жалобно посмотрел на меня, как щенок на мамкину титьку. Опять приступ беспричинной трусости. Я прошел вперед и хлопнул Билла по плечу.

- Привет, Билл.

- Привет, Густав! – Радостно отозвался Билл, видимо, в бодром расположении духа. – О, Том…

И тут я самолично лицезрел тот самый румянец и опущенные ресницы, которыми мне несколькими днями ранее Том прокомпостировал мозги. Каулитц что-то неразборчиво пробормотал в ответ и совсем не дружелюбно отвернулся от Билла, грохоча на все помещение отодвигаемым стулом, шуршанием своих одежек и сопением.

Что ж, попробуем приступить к работе…

Вот уж чего не люблю – так это креатив. Я люблю систему, структуру и порядок, а все эти наклеивания картиночек, разукрашивания красками и фломастерами, поделочки – детская возня. И, тем не менее, оформление проекта Биллу я доверять опасаюсь, если он со своей внешностью такие фокусы проделывает, то чего мне ждать от него на невинной, белоснежной бумаге? Том, как и обещал, сидит спокойно. Относительно. Его нервные елозанья на стуле, тоскливые вздохи и кряхтения, кажется, разносятся по всей библиотеке, будто рев Годзиллы над Нью-Йорком. Странно, что на нас никто не оборачивается, народу мало в воскресенье, звуки слышнее. Даже Билл сидит, как ни в чем не бывало, и старательно мажет фотографии клеем-карандашом, пахнущим почему-то клубникой, хотя я уже не удивляюсь, что даже канцелярские предметы у него благоухают, как губные помады моей матери. А это значит – приторный запах стоит в воздухе так плотно, что хоть топор вешай. Намазывает Билл хорошо, добросовестно, тщательно, зачем-то в несколько слоев… А еще у него трясутся руки, но это, скорее всего, от непривычки, хотя должно быть наоборот – глаза же он как-то красит.

Блин, я, что, один эти поскуливания слышу? Том, будь умницей, не пались так откровенно.

Вот, вроде ничего. Закончил разукрашивать заголовок на ватмане - «Экологические проблемы: дисбаланс процентного состава воздуха». Строго, но со вкусом, никаких завитушек, кренделей и прочих девчачьих примочек, шрифт ровный, печатный, цвет бросается в глаза, но не кричащий, темно-красный. Я доволен своей работой! Осталось дождаться, пока краска высохнет. Понимаю взгляд на Тома…

Не понимаю, Билл слепой и глухой, или он действительно не замечает этого похабного, раздевающего взгляда? Том же сейчас в нем дыру просверлит и не одну! Сидит, подперев голову рукой, и пялится, ничуть не скрываясь, глаза пеленой подернуты, как у торчка какого-нибудь, того гляди слюну изо рта пустит. Сразу вспомнился урок жизненного самоопределения, когда нам с классом учитель показывал фильм про наркоманов. Вот там был один парень, который только что торкнулся и кайфует. Вот у Каулитца сейчас точно такой же видок.

Смотрю на Билла. Тот даже бровью не водит, сидит со своими картинками, волосами занавесился. А Том наклоняется все ближе и ближе, а взгляд все туманней и туманней. Блин, что же делать, надо как-то его осадить. Что-то мне совсем не хочется присутствовать при скандале… Деликатно покашливаю, чтобы привлечь внимание нашего Казановы. Том не реагирует, продолжая поедать Билла глазами. Кашляю еще раз, уже громче. Та же реакция. В астрал, что ли, он ушел? Немного изменяю интонацию, кашляю с нажимом, отчего изо рта вылетают капли слюны и приземляются как раз на почти высохшие буквы слова «состава». Черт, только не это! Беру маленький кусочек бумаги и пытаюсь аккуратно промокнуть каждую каплю, чтобы не осталось следов. Вроде получалось неплохо, но тут кто-то из моих соседей внезапно пинает стол, плакат сдвигается под моим прижатым пальцем – краска смазывается, и у буквы «а» появляется широкий красный хвост.

Несколько секунд тупо сижу и смотрю на испорченный лист ватмана. Плакат почти готов, все картинки наклеены, распечатанный текст тоже нашел свое место. И надпись хороша… была, пока я ее не смазал. По вине Тома! Я уверен, что это его ходули задели ножку стола, пока он сучил ими под ним от своего щенячьего восторга по поводу лицезрения напудренной физиономии Билла. Просто бешенство взяло!

Злобно вскидываюсь на Тома, а он, похоже, даже не заметил ничего. Открыл рот и таращит глаза – еще бы, ведь Билл сидит и тоже смотрит на него, очень по девчачьи наклонив голову вбок, переводит взгляд с одного зрачка Тома на другой и улыбается, ну, просто Мона Лиза, сошедшая с картины гениального художника и ученого Леонардо да Винчи. Как же давно я не был в галерее…

Вижу, что Каулитц собирается что-то сказать – опять какую-нибудь глупость ляпнет. Я-то привыкший уже, но, как ни крути, мне же его потом и успокаивать, когда Билл, не оценив его «утонченного» юмора, пошлет Тома куда подальше. Срочно, срочно его оборвать!

Приблизительно примериваюсь и, что есть силы, пинаю под столом ближайшую к моей ногу.

- А-а-а-аиииий!!! – Билл визжит и вскакивает, хватаясь за голень. Кажись, перепутал малость. Том, резко очнувшись от транса, тоже вскакивает:

- Что? Что случилось, Билл? Что такое?

Билл снова садится и, держась за ногу, покачивается и ноет:

- Больно-то как! А-ай! – Шипит и трет ушибленное место. – Густав, за что?

Мне становится неловко, и я виновато оправдываюсь:

- Ну, ты это… Билл, извини, я ж не тебя пнуть хотел, я Тома пнуть хотел… Он это, того… ну, это шутка такая была, да… промахнулся.

Том упирает руки в бока и зло глядит, поджав губы. Ежусь от этого взгляда, пожимаю плечами – я ж не виноват, что у Билла такие ноги длинные!