- Просто козлом. А обозвал потому, что из-за тебя, козлина сраная, мой вчерашний кайфовый вечер был безнадежно испорчен. – Еложу, и мне под задницу попадается тюбик крема.

- Да ладно? – Каулитц присвистнул. – Что ты говоришь, неужели наш недотрога Густи был с девушкой? Почему же я узнаю последним о таком славном событии?

- Нет, придурок, просто твоя персона настолько проела мне мозг, что я чуть не утонул в ванной, в кипятке с запахом йогурта!

У Тома вытянулось лицо, и он округлил глаза и рот в форме буквы «О».

- Густ, - сказал он, давясь смешком. – Ты что, думал обо мне в ванной? Боже, я польщен!

Я вынул было руку, чтобы хлопнуть себя по лбу в знак того, что кое-кто из присутствующих отличается недюжинной тупостью, но вовремя вспомнил, что руки у меня в креме. Поэтому я ограничился стандартным выражением своего отношения к подобного рода высказываниям Тома, коих было более чем достаточно, - закатил глаза.

- Не обольщайся. Представь себе, я думал, как бы свести вас с Биллом, - съязвил я.

- О, Густав, ты такой милый! – Том картинно прижал руки к груди и часто заморгал. – Позволь мне обнять тебя!

- Нет-нет-нет! – Но Каулитц уже прыгнул на меня сверху, придавив к кровати своим худощавым телом, а заодно и расплющивая нашим обоюдным весом злосчастный тюбик. Послышался характерный звук, и я чувствую, как под моей задницей расплывается лужа холодного липкого крема.

Том поднимает бровь, и его рожа принимает пошлое, хитрое выражение.

- Что это был за звук?

- Где? Я ничего не слышал, - бормочу в ответ, краснея.

- Не *зди, Густи, я этот звук из тысячи узнаю! Это был крем?

- Нет.

- Точно крем!

- Да нет же!

- Зачем тебе крем, Густи?

- Да это кровать скрипнула! – Хриплю я, потому что Каулитц, нависая надо мной, давит на грудь.

- Я знаю – ты играл в карманный бильярд, да?

- Фу, Том, отъ*бись! Не играл я ни во что! Слезь с меня! – Дрыгаю ногами, пытаясь спихнуть засранца.

- Ты наяривал своего дружка, да? Для этого тебе крем нужен был?

Щеки начинают просто пылать от стыда и возмущения. Том обожает всякие пошлости, из его глупого рта они валятся чаще, чем все остальные слова. А я их терпеть не могу и сейчас готов просто провалиться сквозь кровать. Почему Том чаще всего упражняется в этом именно на мне?

- Том, я же сказал, что вчера искупался в кипятке. – Стараюсь говорить спокойно и доходчиво, но заранее знаю, что бесполезно. – Я мазал там кремом, потому что у меня сейчас там все болит, а ты давишь! – Последнее слово я буквально выкрикнул Тому в лицо, потому, действительно, его колено упиралось мне в пах. Том хихикнул и сполз с меня на край кровати.

- Идиот… - Я закопошился, выуживая раздавленный тюбик.

- Густ, ты, что… прямо все свои причиндалы в кипяток засунул?

- Да, взял и засунул! Специально!

- Значит, у тебя теперь яйца вкрутую? – Нет, вы посмотрите на него, сейчас лопнет, весь покраснел, так ему смешна его плоская шутка.

- Теперь еще и всмятку, ты мне там все отдавил. Иди уже отсюда, я встану.

- Покажи! – Каулитц резко дергает на себя одеяло, я едва успеваю схватить другой край, чтобы удержать. Но крем еще не высох, ткань выскальзывает из жирных пальцев, а я вдобавок проезжаюсь филейной частью по дорожке из крема на простыни, опрокидываясь на спину. Понимаю, что лежу перед лучшим другом, в чем мать родила, да еще и весь перемазанный в белой, липкой жидкости, и, прикрываясь руками, подрываюсь с кровати, хватаю халат и выскакиваю из комнаты. Вслед мне доносится истеричный хохот Тома. Ну, что в этом смешного, не понимаю?!

Когда я кое-как привел себя в порядок и спустился к завтраку, Том уже сидел на кухне и поглощал блинчики, которые испекла моя мама. Завидев меня, он снова захихикал с щеками, набитыми едой, и подмигнул мне. Я показал ему кулак и сел за стол.

По шкале остроты шила в одном месте у Тома сегодня было десять из десяти, увы, заряд тупых подколов и диких шуток у него еще далеко не выработан. А значит – прощай, спокойный, занятой день, и здравствуйте, неловкое положение и стыд за друга. С сожалением в который раз констатирую факт, что у него совершенно отсутствует чувство юмора.

Играет бровями и ухмыляется – жди беды…

- Фрау Шаффер! – Говорит он елейным голосочком. Мама поворачивается от плиты, Том улыбается ей, я напрягаюсь.

- Да, Томми?

- Ваш мальчик стал таким взрослым, - притворно умиляется Каулитц, растягивая гласные. Мама всплескивает руками и бросается меня тискать.

- Да, он такой большой! – Приговаривает она, ероша мне волосы. – Я и не заметила, когда он успел вырасти!

- Все, мам, хватит, - недовольно говорю я, отстраняя ее и приглаживая волосы. Не люблю сантименты, в них нет ни капли полезного эффекта, одно слюнопускание. Но вот мама так не считает.

- Ты мой хороший! – Пищит она и треплет меня за щеку. Мысленно уговариваю себя не раздражаться, но это весьма сложная задача, учитывая веселящегося при этой картине Тома. Он, не сдерживаясь, хихикает и при этом не забывает запихивать в рот блины, перед этим обильно измазывая их в джеме.

Мама, наконец-то, допекла и ушла с кухни. Едва за ней закрылась дверь, как Том вновь завел свою пластинку:

- Густи, да не беспокойся ты так, это абсолютно нормально! Спроси у любого пацана – все этим занимаются, и скажу по секрету, иногда даже я не прочь поработать в кулачок...

- Бл*, да не дрочил я! – Шиплю сквозь зубы, мгновенно вспыхивая. – За*бал! Чего ты приперся опять с утра пораньше?

Каулитц деловито промокает губы салфеткой. Его деланное равнодушие и спокойствие бесят меня еще сильнее.

- Ты идешь сегодня делать проект с Биллом?

- Да. А что?

- Я с тобой иду.

- Ну, вот еще! Только тебя там и не хватало!

- Ты не понял, Густ, это не вопрос и не просьба. Я пойду с тобой, хочу побыть рядом с Биллом…

Ох, представляю, чем все это может кончиться…

- Слушай, я не думаю, что это хорошая идея. Мы будем работать, а ты будешь нас отвлекать, гонять балду и лезть к Биллу.

- Ну, что ты, Густи, я не настолько испорчен, чтобы гонять балду в общественном месте. Балду я предпочитаю гонять у себя в комнате или в ванне, в спокойной обстановке. Хотя и в экстремальной ситуации тоже хорошо, так заводит.

Обессиленно роняю голову – как надоело! Я совсем забыл, что в разговоре с Томом надо тщательно следить за тем, что говоришь, любая мало-мальски двусмысленная фраза вызывает у него приступ сыпания остротами сомнительного качества на сексуальную тему.

- Я раньше все как-то на девушек балду гонял, но в последнее время не прочь погонять балду наедине с Билли… Интересно, а как он это делает? Наверное, в полной темноте, в которой горят его розовые щечки, гладит себя подушечками пальцев и сладко вздыхает…

- Том! – Крикнул я, прерывая поток этой чуши. - А тебе случаем не надо тоже делать проект? Ты же с Ритой в паре, а она, между прочим, очень ответственно к этому относится.

- Не-а, я все предусмотрел. Мы договорились, она делает проект, а я его защищаю, и если я его провалю – буду с ней встречаться.

Я поперхнулся кофе.

- С Ритой? Ты с Ритой? С этой заумной ботаничкой в очках?

Том прыскает и высовывает язык.

- Она не так уж и безнадежна. Увлекается балетом, макраме и флористикой. Шахматы, жаль только, не любит, ей больше шашки по душе.

- Как замечательно…

- Ну, не будь таким угрюмым, Густи. Рита неплохая девочка, и ее даже можно назвать «ничего так», правда, если сначала снять с нее очки, брекеты и расплести эту стремную крысиную косичку. Ну и почистить кожу на лице, а то, когда я рядом с ней стоял, мне все время казалось, что вот-вот один из ее прыщей прорвется и погребет меня под толстым слоем…

- Заткнись! – Меня передергивает, и я с отвращением смотрю на шоколадный кекс, лежащий передо мной на блюдце. Том покатывается.

- Какой ты! А она от тебя в восторге! Только о тебе и говорит, все уши мне тобой прожужжала.