- Б*я-а, - наконец, подал он голос. – Я чуть не сдох…

- Что ж ты делал-то, что так вымотался?

- Я начал заниматься спортом. Бегом. Бежал до тебя аж от своего дома.

- Неужели? И как ты только выдержал эту огромную дистанцию? Двести метров – да ты марафонец!

- Пошел ты, ты бы и сто не пробежал! – Том издал хрипящий звук и поднялся в сидячее положение. – И потом – начинать надо с простого. От меньшего к большему. Если я буду пробегать каждый день двести метров, то через некоторое время и километр пробегу.

- Твой энтузиазм обезоруживает меня. Учти только, что пробегать придется сразу все двести, а не по метру в течение всего дня.

- А я как сделал? Я как раз залпом и пробежал. И быстро пробежал, даже покурить по дороге не успел! Пришлось недокуренную выкинуть…

- Том, спортивные парни не курят. Тебе, чтобы спокойно бежать, нужны рабочие легкие, свободные от табачного дыма, и хорошая циркуляция крови, свободная от никотина. А еще тебе нужны другие штаны для бега, нормальные, узкие, а не эти джинсовые шторы.

- Они не мешают мне бегать! И сигареты тоже не мешают! Единственное, что мне мешает – это мое хозяйство, болтается сильно, я в нем запутываюсь ногами. Но тут уж извини – чем природа наградила!

Я махнул на Каулитца рукой. Похоже, это сбой в его психологической программе – переклинивает даже при мне. Знает, что я знаю, какие у него гениталии, самые обычные для шестнадцатилетнего парня, ни больше, ни меньше возрастной нормы. Но его не переделать, не переубедить, упорно считает себя обладателем внушительного достоинства. Том вообще склонен преувеличивать.

- Но я прямо чувствую, как стал здоровее от простой пробежки! Смотри, у меня даже кубики пресса появились! – Том задрал свои майки. – Видишь, как четко?

- Дебил, это ребра. Ладно, Том, давай лучше о насущном. Что учить-то будешь к завтрашней литературе? Приготовил что-нибудь?

- Конечно. – Вытаскивает из-под задницы мамину книжку про Ромео и Джульетту. Я прыскаю смехом. – Чего? Хорошая вещь… наверное…

Том наобум открывает книгу и, улыбаясь, читает, выразительно проговаривая слова и корча рожицы:

- Она заговорила...

Не умолкай, мой ангел! Ярким светом

Ты озаряешь эту ночь, подобно

Крылатому посланнику богов

Над головами удивленных смертных,

Что широко открытыми глазами

Следят, как он парит под небесами

Вдоль медленно плывущих облаков.

Делает паузу и продолжает неожиданно писклявым и пронзительным голосом:

- Ну почему, Ромео, ты Ромео?

Забудь отца и имя позабудь!

А если нет - моим любимым будь -

И я не буду больше Капулетти.

Не выдерживаю и начинаю смеяться, глядя, как Каулитц двигает бровями, он тоже ржет и валится на живот, сминая страницы.

- Ну, хорошая из меня Джульетта? – Спрашивает Том, отдышавшись.

- Ага, очень убедительная. Но, если уж на то пошло, тебе больше роль Ромео подходит.

- Да… Интересно, что сейчас моя Джульетта делает? – Том подпер голову рукой и уставился в окно отсутствующим взглядом. О, если его не растормошить, то зависнет надолго, как компьютер моего двоюродного брата, любителя онлайновых игр и не имеющего ни одной антивирусной программы. Вспоминаю, что я недавно думал про пьесу, и говорю Тому:

- Дурацкая эта книга, «Ромео и Джульетта», неправдоподобная.

- Почему?

- Да ну… Ей тринадцать, ему шестнадцать, и у них любовь до гроба. Какая ж в этом возрасте любовь-то?

- Нет, почему это? Мне шестнадцать, и я влюблен! Сильно влюблен!

- И ты, что, готов покончить с собой ради Билла?

Том замялся.

- Ну… Вот когда у нас будут отношения, и он будет испытывать ко мне такие же чувства, как и я к нему – тогда да, возможно…

- Чушь. Вот, представь, Билл умер...

Каулитц подорвался, поплевал через левое плечо и постучал по спинке кровати. Я покачал головой на это проявление пещерного архаизма – суеверие.

- Так вот. И ты готов оставить свою семью, меня и друзей ради крайне сомнительной встречи с Биллом после смерти в частности и всей загробной жизни в целом?

- Если у нас будут стабильные отношения – да, вероятно.

- Баран упрямый. Ну, хорошо, вернемся к Ромео с Джульеттой. У них-то не было стабильных отношений! Только пара встреч, в которые они преимущественно занимались сексом. Не знаю, как в книге, а в фильме-то я сам видел. Секс в тринадцать лет – это каким же надо было быть извращенцем и педофилом, чтобы такое придумать?!

- Густ, ты чего? Я с тринадцати трахаюсь!

Повисло молчание. Я сощурился, глядя на Тома.

- Что? – Каулитц заерзал на кровати.

- Неужели?

- Что – неужели?

- Неужели с тринадцати? Чувак, можешь не выпендриваться передо мной.

- Ну, ладно, с пятнадцати… Но ведь трахаюсь же! Между прочим, современные молодые люди начинают половую жизнь как раз в этом возрасте.

- И испытывают в дальнейшем проблемы с потенцией и иммунитетом.

- И я бы так сказал, будь я девственником в семнадцать лет.

- Не понял… Я не девственник!

- Ну, конечно. Чувак, можешь не выпендриваться передо мной…

Том хитро оскалился и подмигнул. Убью сейчас! По больному вдарил, скотина!

- Гу-уст?

Молчу. Не хочу с ним разговаривать.

- Гу-усти?

Демонстративно переворачиваю страницу.

- Густи надулся как девочка! – Послышалось гадкое хихиканье. – Фройляйн Шаффер!

Не выдерживаю и кидаю в Тома тем, что было в руках, - книжкой. «Отелло», шелестя листами, переворачивается в воздухе и попадает корешком точно Каулитцу в лоб. Он опрокидывается на спину, взмахивая руками и подбрасывая ноги вверх, а книга улетает дальше за кровать и приземляется на пол с гулким стуком. Том поднимает голову и ошарашенно смотрит на меня.

- Ты чего?

Я сразу теряюсь, глядя на краснеющий отпечаток на его лбу.

- А чего ты обзываешься? – Виновато отвечаю, смотря на него исподлобья. – Мне обидно, наверное… Называешь меня девчонкой безо всяких на то оснований. Я тоже могу тебя так подкалывать, тем более что ты себя и вправду ведешь, как какая-то соплюшка, но я же этого не делаю!

- Я себя по уважительной причине так веду и только сейчас, а ты всегда! – Том насупился и начинает злиться.

- Нашел уважительную причину! Втрескался в какого-то гермафродита и сопли на кулак наматываешь!

Каулитц вскочил с кровати и сжал кулаки, злобно глядя на меня.

- Не смей называть Билла так…

- А то что? Поколотишь меня за свою даму сердца? – Я тоже встал и упер руки в бока.

- Представь себе! Не смейся над моими чувствами, Густав!

Я притворно расхохотался, изображая веселье.

- Ха-ха-ха! Чушь собачья это, а не чувства!

- Прикуси язык, меня это бесит!

- А мне по барабану!

Мы сцепились. Дрался я неважно, но мне помогало то, что я примерно знал все приемы и действия Тома, и мог предугадать их. Кроме того, пробежка и недавняя драка с Беном ослабили Каулитца, поэтому его острые локти, колени и кулаки были менее проворными, а удары менее болезненными и резкими.

- Жиртрест!

- Глиста!

- Зубрила!

- Тупица!

- Ай! Девочка… целочка!

- Пид*рас! Ой!

На шум прибежала мама и заголосила:

- Мальчики? Что происходит?

Отвечать было некогда, а мне еще и нечем – я лежал на ковре с полным ртом ворса, а Каулитц восседал у меня на хребте и, громко пыхтя, прижимал меня к полу, не давая мне двигаться и скинуть его.

- Это что еще за новости? Драться удумали? А ну прекратите!

Мать подбежала и стала прыгать вокруг нас с воплями. Том не охотно сполз с меня и поднялся на ноги, я сел и начал отплевываться, буравя его злобным взглядом. Надменно хмыкнув, этот гад направился к двери, бросив напоследок:

- Фрау Шаффер, вам следовало бы поучить своего сына манерам!