— Ты слышал о красоте Валар? Да, вижу — слышал. Прекраснее Валар нет никого. И Саурон прекрасен был не менее, но более искусен в обольщении.

— Так Саурон… красив? — Леголас был несказанно удивлён.

— Прекрасен, — уточнил волшебник. — Был.

— А как он выглядел?

— Высокий, статный, изумительной красы, — старик иронично улыбался.

— Рыжеволосый, ты сказал…

— Да, кудри были знатные: сверкающая медь, густые, словно гривы меарас*. Стан стройный, гибкий. Губы — что розы алой лепестки. Глаза, мерцающие золотыми искрами, и голос, чарующий своим звучаньем…

— Так воспевают красоту эльфийских дев, — рассмеялся Леголас.

Митрандир остался равнодушным к веселью принца. Его взгляд словно придавил Леголаса, а голос веско произнёс:

— Ты сам спросил. Да, он красив поболе всякой девы. И воин знатный. Искусный. Бесстрашный. Опасный, — последнее слово прозвучало почти шёпотом и эхом зашикало под сводами галереи.

Митрандир сделал несколько шагов, прежде чем принц вновь остановил его вопросом:

— А кто встречал его?

Старик, вздохнув, ответил:

— Среди людей и гномов… все сгинули давно. Но эльфы помнят. Кто постарше. Немногие, но всё же…

— А мой отец его мог видеть?

— Так у него спроси. Его не удивили, как тебя, слова «рыжеволосый демон». Возможно, видел…

***

Лишь выждав время после ухода Митрандира Трандуил смог обратиться к камню. Он тосковал!

Майрон был великолепен: на нём был тот самый изумрудный бархат, некогда так впечатливший короля. Он улыбался и всматривался в камень так жадно, словно ощупывая взглядом любимое лицо.

— Мой драгоценный… так навестил тебя настырный Олорин? — звучащий в мыслях эльфа голос был мягким и волнующим.

— Навестил. Подозревает твоё присутствие, — ответил взгляд эльфа.

 — Знаю. Я это ожидал. Всё бродит по окрестностям холма. Вынюхивает, — голос Майрона вдруг стал печальным. — Придётся ждать, хоть это тяжело.

Ему и в самом деле стоило больших усилий держаться вдалеке от Дол Гулдура.

— Где ты сейчас? Насколько далеко? — мысленно вопрошал король.

Майрон отошёл от камня, открывая обзор: огромный светлый зал, искусная резьба по камню, внушительные изваяния вдоль стен. Майрон отошёл ещё подальше, и развёл руки в стороны, словно приглашая эльфа полюбоваться. В величественном зале вдали виднелся… трон. Майрон усмехнулся и направился к нему. Медленно и важно взошёл он по ступеням, скользя по ним переливающимся бархатом одежд, и вальяжно устроился в просторном кресле на возвышении, устремив свой взгляд на короля.

— Какая ирония, не правда ли? — вновь зазвучал любимый голос в мыслях. — Исильдур поверг меня при Дагорладе, сам сгинул. И вот, спустя века, я восседаю на его троне.

Трандуила раздирали противоречивые чувства. Майрон скрывался в захваченной твердыне Минас Итиль и сейчас взирал на короля, сидя на прежнем троне Гондора. Ужасная действительность. С другой же стороны, невозможно было отвести взгляд от него — настолько Майрон был величествен и гармоничен в роли правителя. Тот уловил мысли возлюбленного и, улыбнувшись, сместился на одну сторону кресла, а на свободную часть сидения мягко опустилась белоснежная рука, голос в мыслях Трандуила произнёс:

— Я приготовил место для тебя… Но не на троне Гондора… На троне Средиземья!

От этих слов по коже эльфа пробежал озноб.

Меарас* — порода диких лошадей, во всем превосходящих обычных лошадей и служащих только королевской семье Рохана.

====== 12. И КАК ТЕПЕРЬ СМОТРЕТЬ В ЛАЗУРНЫЕ ГЛАЗА? ======

От взора Майрона не укрылось то, как отшатнулся Трандуил от приглашения на трон. Он спрятал взгляд и подумал: «Что ж, я не слишком удивлён. Мой драгоценный, я лишь прощупываю почву. Возможно, позже… я попытаюсь убедить тебя. Ну… или обойдусь без твоего согласия…» Майрон медленно встал, так же величественно спустился с возвышения и приблизился к палантиру.

Король с болью смотрел в это прекрасное лицо, где сейчас не было и тени улыбки. Сейчас любимый был не похож на Майрона, каким его обычно видел Трандуил. Глаза смотрели настороженно, почти холодно. Голос, обычно ласковый и мягкий, прозвучал сухо:

— Тебя так сильно огорчили мои речи?

— А радовать должны? Мне трона моего довольно. А вот тебе не терпится вновь развязать войну? Ты жаждешь крови, как и прежде? Ты вспомни Дагорлад!

Тон короля был ледяным, а взор — колючим. Их взгляды схлестнулись, как когда-то в день великой битвы. Сейчас друг на друга смотрели не влюблённые, а непримиримые враги. До Майрона донесся невыразимо печальный голос Трандуила:

— Выходит, я напрасно думал, что, обретя мою любовь, ты станешь прежним, тем, кем ты создан изначально и кем ты был до погружения во тьму. Но, очевидно, власть тебе милее моей любви…

Сердце Майрона заныло, золото глаз заблестело едва заметной влагой слёз, губы дрогнули, а голос в мыслях короля прошептал:

— Нет, Трандуил. Нет ничего дороже для меня, чем ты.

Помолчав, он взглянул на ряд изваяний, стоящих вдоль стен зала. Искусно выполненные из белоснежного мрамора, все статуи изображали былых правителей Гондора. Майрон приблизился к одному из них — стройному и молодому королю. Коротко взглянув на Трандуила, он с усилием стал оглаживать лицо, мрамор под пальцами крошился и сыпался на плиты пола. Эльф с интересом наблюдал, как изменяются черты от прикосновений искусных рук. Пальцы прошлись по мрамору волос, меняя форму прядей, вернулись вновь к лицу и запорхали, оглаживая рот, глаза… Майрон отошел от изваяния, позволяя рассмотреть плоды своих стараний. С великим изумлением в мраморном мужчине Трандуил узнал себя…

Майрон встал чуть позади статуи и, не отводя взгляда от палантира, начал очень нежно прикасаться к лицу, рукам, провел по линиям фигуры, будто ласкал любимого. Прикрыв глаза, он прижался щекой к холодному лицу, согревая мрамор жаром неровного дыхания.

Трандуила взволновало увиденное: что было не подвластно этим красивым рукам? Пред ним был тот прекрасный Аннатар, что поселился в грёзах молодого эльфа в далёком прошлом. Непревзойденный мастер, музыкант и маг. И… чувственный любовник…

Майрон вернулся к «видящему» камню и, глядя влажным взором еще раз прошептал: «Ты — моё всё. Мне большего не нужно».

Майрон не лукавил. Ему казалось, что если вдруг придется выбирать между любовью и господством, то он, конечно, выберет любовь.

Леголас вертел в руках какую-то безделицу, расслабленно расположившись среди подушек на скамейке. Трандуил стоял неподалеку, задумчиво глядя на бокал с вином в своей руке. Принц вспоминал последний разговор отца с волшебником.

Проведав замок на холме, Митрандир вернулся в чертоги Трандуила.

— Ты оказался прав, владыка Трандуил. Действительно, на Амон Ланк обосновался назгул. Кхамул. И это не понятно мне. С чего бы вдруг могущественный прислужник Саурона остался здесь в то время, как назгулы избрали для себя твердыню Минас Итиль? Как думаешь?

— Ему понравился мой лес, — иронично ответил король.

— Трандуил! Назгул — не шутка! — слегка повысив голос, сказал волшебник.

Король встал с трона, где сидел до этого, и медленно спустился по ступеням. Леголас невольно отметил, как красив отец в длинном, струящемся до пола одеянии. Даже не будь на голове короны, то был король во всём: в движеньях, жестах, посадке головы, во взгляде. Высокомерно приподняв подбородок, отец приблизился к волшебнику и молвил холодно:

— Ты видел тёмные отродья, что множатся в моём лесу? Ты полагаешь, это — шутки? Иль, может быть, мой сын не знает, как трудно сдерживать их натиск? Иль, может, я не знаю, сколько уж эльфов полегло, удерживая чистыми границы моих владений? Всё это — шутки, Митрандир?! Мне вовсе не до шуток!

Волшебник заговорил примирительным тоном:

— Все верно, Трандуил. Все верно. И все же, как ты думаешь, что может здесь удерживать Кхамула?

Отец помолчал, некоторое время задумчиво глядя на старца, и медленно, как бы обдумывая слова, заговорил: