— Быть может, он здесь для того, чтоб медленно и верно отнять мой лес. Не нападая открыто, он, тем не менее, пытается сдвигать мои пределы. Зачем это ему? Чего он хочет? Быть может, он намерен связать границы Мордора с Ангмаром…
Митрандир подался вперед и, блеснув глазами из-под вскинутых бровей, воскликнул:
— ОН хочет? Трандуил! Не назгул хочет! Саурон! Он где-то затаился и управляет издали.
Леголас заметил, как напрягся отец при этих словах.
— Я говорил уже, Митрандир, что видел сам, как был повержен Саурон!
Волшебник озадаченно смотрел на короля, чуть склонив голову набок. Когда он заговорил, тон его был мягким, словно он беседовал с ребенком:
— Он был повержен — верно. Точнее — его тело, но дух его бессмертен. Лишь времени вопрос, когда он снова воплотится и вновь возьмется за свое. По-настоящему остановить его возможно, лишь уничтожив его силу, заключенную в Кольце Всевластья. И даже в этом случае дух Саурона уцелеет, вероятно. Конечно, он Майроном уже не станет и не вернет былую мощь…
Леголас так заинтересовался словами старца, что не заметил, как вздрогнул Трандуил при слове «Майрон». Провожая волшебника до границы владений лесного короля, принц вновь спросил о Сауроне:
— Митрандир, почему сказал ты, что Саурону Майроном уже не стать?
Тот хмыкнул и ответил:
— Конечно, не стать ему прекрасным Майроном, каким он был в Эрегионе, мороча головы своей искусностью и красотой. Уж сколько он потратил сил на всякие безумства. Не стать ему прекрасным и не вернуться к свету.
— Митрандир… а что, он любит жить во мраке? Он ненавидит свет… как орки?
— Да нет, конечно. Майрон не станет жить во тьме, но тьма — его деяния и слуги.
После некоторого молчания Леголас произнес:
— Но… Майрон… кто это?
Волшебник недоумённо посмотрел на принца со словами:
— Так он и есть. Майрон — так звали Саурона изначально.
Волшебник давно покинул чертоги Трандуила, а принц всё размышлял о тёмном властелине.
Леголас взглянул на короля.
— Отец, как думаешь, есть ли доля истины в том, что сказал Митрандир? О том, что назгул здесь по воле Саурона?
Тот ответил, чуть помедлив:
— Кто знает…
— Отец… а ты встречал его?
Увидев вопросительный взгляд Трандуила, принц пояснил:
— Я говорю о Сауроне…
Король отпил из бокала, и, глядя перед собой, произнес:
— Да. Во время битвы при Дагорладе, когда погиб твой дед. Я видел, как Исильдур срубил кольцо с его руки…
— Нет, отец! Об этом мне известно! Я говорю о Сауроне таком, каким его описывал мне Митрандир. О прекрасном обольстителе.
Трандуил молчал, обдумывая ответ. Выбрав половину правды, он ответил:
— В дни моей юности мы оба были в Эрегионе. О нём так много говорили. И я желал всем сердцем встречи с ним, но видеть мне его тогда не довелось, ибо твой дед решил покинуть те края, а я не смел ослушаться.
Принц разочарованно вздохнул. Король настороженно взглянул на сына и спросил:
— С чего тебя так занимает Саурон?
Леголас и сам не знал вполне причину своего любопытства. Враг Средиземья представлялся ему чем-то страшным, безобразным, более отвратительным, чем твари, что ему служили. Узнать о том, что Саурон красив, стало открытием, потрясшим принца. Как может быть недоброй красота? Для Леголаса тёмный властелин был чем-то вроде страшной сказки, пока волшебник не сказал, что тот вернется и снова будет сеять зло.
Наконец, он тихо произнёс:
— Отец, ведь он… не знаю…
Узнав о том, что Олорин ушёл в другие земли, Майрон тотчас вернулся в Дол Гулдур. Он так истосковался по Трандуилу, его теплу, прикосновениям и аромату. С вершины своей башни смотрел он в сторону чертогов лесного короля, с мечтательной улыбкой предвкушая назначенную на завтра встречу.
Леголасу не спалось. Он встал задолго до рассвета и бродил по галереям в задумчивости. Вдруг вдали показалась тёмная фигура. Принц узнал короля.
«Отец давно не совершал свои поездки, и вот собрался вновь… Но там же назгул! Это — безрассудство! Остановить его и вызвать его гнев? Он все равно поступит, как решил, но будет очень недоволен… Уж лучше я последую за ним», — размышлял Леголас.
Он принял решение проводить Трандуила до самого дворца и дождаться, когда тот двинется обратно. Нельзя сказать, что принца привлекала возможность встречи с назгулом, но ещё меньше он хотел, чтоб с ним столкнулся его отец.
Весь путь Леголас держался достаточно далеко от короля, чтобы не быть замеченным. Приблизившись к дворцу, принц оказался в месте, где пролетело его детство. И захотелось вновь пройти по залам, где он бегал беззаботным малышом. Он спешился подальше от главного входа и привязал коня в укромном месте. Стараясь быть как можно незаметнее, направился к входу во дворец. Боясь столкнуться с королем, Леголас прокрался вдоль заросших растениями стен, с опаской выглянул и обомлел. Неподалеку от ступеней, ведущих во дворец, стоял отцовский конь, а чуть поодаль — ещё один.
Леголас застыл в изумлении. Выходит, отец приезжал сюда для встречи с кем-то… И кто это мог быть?
Предчувствие кричало принцу, что не обрадует его грядущее открытие, но неизвестность мучила сильнее. Пройдя по галереям и залам, не встретив никого, он вышел к коридору. Принц помнил этот коридор, ведущий в светлый зал и дальше — в отцовскую опочивальню. Прислушавшись к молчанию за дверью, покрытой искусной резьбой, Леголас, наконец, отважился войти. Здесь ощущалась магия эльфийского владыки. «Отец оставил здесь свою печать, чтоб берегла покой от чьих-то посягательств», — мелькнула мысль. Чуткий слух Леголаса уловил какой-то звук. Он исходил из двери, что чуть виднелась вдалеке и вела в опочивальню. Бесшумно принц приблизился и замер. Здесь магия была сильнее, и дверь не отворилась бы так просто, да он и не пытался бы — за дверью слышалась какая-то возня и шумное дыхание.
Сначала принцу показалось, что это шум борьбы, но вдруг раздались стоны… не боли… не тоски…
Леголас давно не был ребенком, не понимающим значения тех звуков, что доносились из-за двери. То были звуки тел, сплетающихся в танце страсти, то были стоны наслаждения, и шумное дыхание не борющихся противников, а любовников, дарящих удовольствие друг другу.
Принц мелко задрожал. От возмущения? От страха? От стыда? Он был не в силах шевельнуться, стоял, застыв, подобно изваянию, и сквозь оглушительный стук собственного сердца слушал. Стонал его отец, стонал так сладко, что кончики ушей у принца запылали от нарисованной воображением картины. Второй голос шептал нежности и бесстыдные признания, чей смысл Леголас не сразу понял: «Мой несравненный… сладкий мой… единственный… какой ты жаркий… тесный… Моя любовь… Мой драгоценный…»
Принц задыхался, лицо его пылало, а сердце разрывало грудь. Из-за двери донёсся крик, потом — ещё. Сквозь звуки поцелуев принц услыхал отца: «Люблю тебя». У Леголаса замерло дыхание, когда незнакомый голос произнес: «Мой драгоценный… жизнь моя». Чарующий, волшебный голос принадлежал… мужчине. Отец стонал в объятиях… мужчины! Все поплыло перед глазами принца. Он долго пребывал в оцепенении. Звуки за дверью красноречиво давали знать о том, что там происходило. Теперь стонал волшебный голос, а полные бесстыдства признания слетали с уст отца. Леголас зажал руками уши и выбежал из зала.
Принц, раздираемый противоречиями, пустил коня галопом, спеша убраться прочь. Сейчас он был бы счастлив встрече хоть с пауком, хоть с назгулом. С рассветом возвратясь в чертоги, он сразу же ушёл в дозор с отрядом. Единственным его желанием было не видеть короля как можно дольше.
Глаза Майрона блестели сквозь локоны, упавшие на лоб. Взглядом он ласкал эльфа, чьи стройные ноги были закинуты ему на плечи. Он удерживал руками бедра возлюбленного, в каждом сближении неистово прижимая его к себе. Пальцы Трандуила сжимали простыню, длинные волосы рассыпались на подушках, а голова металась, будто протестуя то ли в желании прекратить сладкую пытку, то ли в мольбе не прекращать её. Лицо было искажено страстью, а веки были стиснуты, словно пытались удержать нечто очень ценное, пойманное взглядом. Тело короля изгибалось от яростных толчков, срывающих громкие стоны с его приоткрытых уст. Эльф вскрикнул и рванулся навстречу любимому, и тут же обессиленно откинулся на подушки. Майрон победно улыбнулся под завесой растрепавшихся кудрей и, заставив эльфа еще раз изогнуться от восторга, сам забился в сладком спазме, не сдерживая крик. Он опустился на постель рядом с возлюбленным и крепко прижал его к себе. «Мой первый и единственный… навеки… навсегда…» — шептал над ухом Трандуила сладкий голос.
