Всю ночь напролет влюблённый не отводил взгляда от видения в камне, мысленно прося у самого себя прощения за собственную горячность, что надолго лишила его жгуче-сладкого созерцания короля. С рассветом тёмный властелин, наконец, принял решение более не откладывать встречу с Трандуилом. Но прежде хотел получить ответы на некоторые мучительные вопросы.
Принимая помощь слуги после утреннего омовения, Майрон краешком глаза наблюдал, как сосредоточен Калад на одевании своего господина. Юноша всячески избегал смотреть в лицо Хозяина, чем втайне веселил его. Закончив туалет, Майрон поймал свое отражение в одном из зеркал: сегодня выбор пал на вишнёвый наряд, тщательно расчёсанные слугой кудри сияли золотым ореолом, к рубину на пальцах добавился не менее роскошный сапфир.
Майрон взглянул на свои руки: некогда морщинистые и бледные, скрытые перчатками, теперь они сияли молодостью; обманчиво тонкие и нежные, они обладали невероятной силой. Медовые глаза вернулись к отражению в зеркале. Изящные пальцы прикоснулись к лицу, прошлись по густым тяжелым кудрям, погладили длинную шею, скользнули по гибкому телу вниз, туда, где смыкаются ноги…. Прижав белоснежную ладонь к внушительной выпуклости под вишнёвым бархатом, Майрон перевел взгляд на стоящего рядом Калада, чуть дыша, тайком наблюдавшего за движением рук господина. Золотистые глаза прищурились, а чарующий голос произнес:
— А что, Калад, нравлюсь я тебе?
Юноша замер: нечасто хозяин баловал его звуком своего голоса, а прозвучавший вопрос привел несчастного в ещё большее смятение. Наконец, он разлепил губы и, розовея от волнения, пробормотал:
— Господин, я никогда не видел никого прекраснее.
И это было правдой, ибо кого вообще мог видеть этот выросший в замке смертный кроме таких же, как он. Но Майрон знал, что даже будь иначе, ответ был бы таким же, он продолжил:
— А юноши из тех, что были с тобой в день нашей первой встречи… кто из них тебе милее?
Калад, не зная, к чему клонит хозяин, ответил честно, назвав имя старшего брата:
— Та́эн — мой брат, мой повелитель.
Майрон какое-то время искоса рассматривал юношу, словно ощупывая взглядом его тело, и прежним тоном задал неожиданный вопрос:
— Познал ли ты плотские утехи?
Зардевшийся бедняга был так растерян, что только смог отрицательно качнуть головой, пытаясь мысленно сложить мозаику вопросов господина.
— А брат твой? — Майрон продолжал допрос.
Светловолосая голова ещё раз отрицательно качнулась.
— Желаешь угодить мне, Калад? — ласково спросил Майрон, будто у слуги был выбор.
Тот поднял широко распахнутые влажные глаза на господина и с радостью кивнул.
— Хочу, чтоб ты и брат разделили ложе, познав друг друга и порадовав меня. Что скажешь? — проворковал Майрон, прекрасно зная, что ничего кроме «да», слуга сказать не сможет.
Велев в одном из отдалённых залов приготовить ложе, Майрон, мурлыкая себе под нос, кружил вокруг двух братьев, стоящих, в смущении опустив глаза. Искуситель остановился прямо перед юношами и, приподняв пальцами их подбородки, заставил их взглянуть в свои глаза, где плавилось, переливаясь, золото, пьяняще, завораживающе. Попеременно глядя на обоих, Майрон мысленно запел песнь соблазнения, известную лишь одному ему.
По мере того, как чары господина окутывали разум братьев, их щёки загорались румянцем, а глаза затапливало желание. Сбивчиво дыша, юноши смотрели друг на друга, лица начали сближаться, пока не коснулись в поцелуе, сначала робком, позднее — жарком. Они больше не были братьями, но лишь двумя телами, жаждущими наслаждения. Майрон, не прекращая мысленную песнь, погладил по спине обоих, и чуть заметно подтолкнул их к ложу.
Одежда в беспорядке полетела на пол. Дыхание стало шумным, взгляды — жадными, движения — торопливыми. Майрон, скрестив на груди руки, горящими глазами наблюдал разворачивающуюся перед ним картину.
Калад, тихо постанывая, извивался под братом, покрывавшим его тело знойными поцелуями. Неумелые ласки Таэна постепенно становились уверенней, движения — плавней, но причиной тому была вовсе не воля юноши, а мысли рыжеволосого соблазнителя, стоящего изваянием у самого ложа. За свою бесконечно долгую жизнь Майрон столько раз наблюдал сцены плотской любви в самых разных сочетаниях, что знал совершенно точно, что следует делать, а чего лучше избегать.
Дурман, витающий вокруг ложа, нашёптывал любовникам, где расслабиться и подчиниться, а где настоять и получить своё. Отбросив стыдливость, руки и губы Таэна скользили вдоль тела брата вниз к изнывающей от нетерпения плоти, подавшейся навстречу ищущим губам. Подобие всхлипа вырвалось из уст Калада в тот миг, когда губы партнера разомкнулись и впустили жаркого гостя в своё лоно.
Сладкие стоны наполнили зал. Голова Таэна плавно двигалась над подрагивающими бедрами брата, длинные тёмные локоны скрывали влажные объятия губ. Майрон без особого интереса наблюдал эту прелюдию, и немного погодя мысленно подтолкнул любовников двигаться дальше.
Губы Таэна оставили изнывающую негой чувствительную плоть партнера и скользнули ниже, к дверце, которую ещё никто не открывал. От непривычности ощущений Калад инстинктивно сжался, но вскоре расслабился под ласковым порханием кончика языка и тёплыми волнами дыхания брата. Желание нарастало, и вот уже увлажненный палец скользнул внутрь, как ключ в замочную скважину, приоткрывая дверь для нового посетителя.
Майрон внимательно наблюдал за выражением лица юноши, в чьё тело впервые вторгались. Был ли на нём испуг? — Лишь на мгновение. Была ли гримаса боли? — Лишь на миг. Таэн действовал неторопливо, давая девственному телу время, чтобы привыкнуть к новым ощущениям.
Тело Калада отозвалось на действия партнера и начало подрагивать в такт движениям пальцев. Разгорячённые любовники приближались к самой смелой ласке. Влажные пальцы уступили место изнемогающей напряженной плоти, бедра Таэна легко толкнулись, и жаждущие разгорячённые тела слились в одно целое.
Никогда ранее Майрон не наблюдал танец любви с таким волнением, ибо никогда до этого момента он не представлял на месте одного из любовников себя. Всё это действо тёмный властелин устроил лишь с одной целью: увидеть, как это бывает в первый раз.
Музыка наслаждения, исполняемая в два голоса, эхом раздавалась под сводами зала. Ритм нарастал, стоны становились громче. Наконец, Калад изогнулся дугой, с губ сорвался полустон-полукрик, в его затуманенных страстью широко распахнутых глазах покачивался стоящий со скрещенными на груди руками прекрасный рыжеволосый демон: он улыбался.
Разгорячённый не столько увиденным, сколько своими мыслями, Майрон поспешил оставить пару и вернулся к палантиру.
Холёная рука коснулась камня, воззвав к нему. Глубина сферы засветилась, открыв взору хозяина покои лесного короля. В покоях никого не было. Все ещё взволнованный и несколько разочарованный Майрон отвернулся от палантира и налил себе вина.
Сладкий напиток еще более подогрел мысли. Не отводя взгляда от собственного отражения в зеркале напротив, Майрон поставил бокал на столик и положил сверкнувшие перстнями руки на тонкую талию. Пальцы погладили бархат одежд и сжались от нахлынувших воспоминаний. Майрон встряхнул тяжёлыми сверкающими кудрями, словно пытаясь прогнать хмельные мысли, и вдруг напрягся: кто-то на него смотрел.
Опережая догадку, тёмный властелин медленно развернулся в направлении устремлённого на него взгляда. Из глубины палантира его изумлённо рассматривал Трандуил.
====== 8. ПРЕКРАСНЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ ======
Владыка Мирквуда не поверил собственным глазам, когда, войдя в свои покои, увидел вдруг «оживший» палантир. Столько бесконечных лет камень казался безжизненным, что король, помня слова некроманта о времени, уже не слишком надеялся увидеть что-либо в ближайшие десятки лет.
Камень мягко светился и манил, приковывая к себе взгляд. Трандуил приблизился и замер в изумлении: в глубине палантира освещённая ярким светом и обращённая спиной к нему стояла стройная фигура.
