Сейчас пишу Вам вот о чем. В издательстве постановлено издать сборник статей, посвященных В.Соловьеву, в память 10-летия. Сборник будет небольшой и недорогой и будет состоять, с одной стороны, из философских характеристик, с другой — из характеристик личности и, наконец, на тему вообще: "Соловьев и мы". Сотрудники Евг. Трубецкой, Булгаков, Бердяев, Эрн, Вяч. Иванов, А.Белый, А.Блок (говорят, он очень религиозно теперь настроен) и Вы. Я имею поручение от издательства пригласить Вас дать о Соловьеве статью для этого сборника, но размером не более листа в 40000 букв. Тему Вы установите сами из общих заданий сборника. По-моему, нужнейшее здесь — показать нужнейшее для Вас в Соловьеве. Моя статья будет филисофская, — о природе у Соловьева. Конечно, статью надо написать не откладывая, п.ч. сборник должен выйти не позже марта. Если Вы согласитесь и будете иметь возможность, конечно, Вы напишете скоро.
Относительно Достоевского Вам полный отчет напишет Григорий Алексеевич, коротко об этом говорить не стоит. Потребуется большая дополнительная работа, чтобы Ваша книга получила характер законченного исследования и, чтобы мы имели шансы провести ее в издательстве. Таково впечатление от прочитанных и разобранных Григорием Алексеевичем глав. Я считаю, что эта работа вполне для Вас выполнима, если только позволит Ваше время и станет охоты производить вновь кропотливую эту возню.
Пожалуйста, отзовитесь, Христа ради насчет того, как у Вас в семье, а также и о статье Соловьева. У нас благополучно, но напряженно… Прочтите при случае роман А.Белого "Серебряный голубь", это незавершенная, но совершенно изумительная вещь.
Флоренский благополучен сравнительно, был у нас недавно с женой. Ничего себе. Но недавно убит на Кавказе муж его сестры, а его друг — Троицкий, учитель гимназии. "Авва" находится в прежнем состоянии. Он волновался во время болезни Толстого (а уж как я волновался, Вы можете себе представить. Кстати, у нас проектируется сборник и о Толстом). Собираемся с Ним перед праздником в Пустынь.
Владимир Александрович благоденствует. Григорий Алексеевич теперь ничего, хотя нервен тяжело. Андрей Белый уехал заграницу; кажется, женится. Он очень хорош, и страшно за него.
Да хранит Вас и семью Вашу Христос и Царица Небесная! Ах, как о многом хотелось бы поговорит с Вами!
Целую Вас и люблю
Ваш С. Булгаков
Ваши чувства при умирании тестя я знаю и пережил это в точности.
Рецепт от экземы пришлите на всякий случай.
232. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[883] <20.12.1910. Москва — Симбирск>
20 декабря 1910 г.
Милый Александр Сергеевич!
Поздравляю Вас с наступающим праздником. Да родится Младенец в темном сердце нашем. От Вас все еще нет известий, и думаю о Вас с тревогой. Получили ли недавнее мое деловое письмо? Для нас тяжелы праздники — как раньше детская елка была величайшим праздником в году, так теперь тяжело думать о ней, хотя и надо! Ездили в Пустынь, говели. Там все по-прежнему. Видели обоих старцев. О. Герман, на мой взгляд, постарел. О. Алексий[884] несет тот же сверхчеловеческий труд духовника, большую же часть недели пребывает в затворе. Был и Павел Александрович, он очень хорошее впечатление теперь производит. Мечтает о "сыне", в котором уверен. Немного чудит, но вобщем благополучен. Мечтает о бегстве из Академии, все-таки в "деревню", во всяком случае в священство.
Вспоминали Вас, особенно, когда "авва" обличал меня в еретичестве, что вообще говоря, было бы смешно, когда бы не было так грустно. Но я чувствую, что все это становится серьезнее, чем шутка, несмотря на то, что я его по-прежнему вмещаю, но в него не вмещаюсь… Ах, если бы свидеться, о многом бы поговорили. И право не знаю, не уверен, оперся ли бы на Вас авва.
Сегодня я сижу и прислушиваюсь к внутренней тишине, привезенной из пустыни. Вы знаете это чувство…
В издательстве по-прежнему. "Заведующий издательством" много и возбужденно говорит. Непременно прочитайте, если не читали, А.Белого "Серебрянный голубь".
Да хранит Вас и семью Вашу Христос. Целую Вас.
Послал Вам книгу свою.
Любящий Вас С.Б.
233. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[885] <22.12.1910.Москва — Симбирск>
22 декабря 1910 г.
Милый, милый Александр Сергеевич,
получил Ваше письмо и был ошеломлен им. Я из молчания Вашего заключил, что у Вас все благополучно уже, между тем, как вы все время в такой атмосфере ужаса, под страхом удара великого. Могу только плакать о Вас и молиться, чтобы Господь, посылающий Вам испытания, дал силы, просветил сердце, укрепил волю, показал, чего Он хочет и к чему ведет… О, как я знаю это чувство, — когда обнажается перст Божий и нет сил сказать: не как я хочу, но как Ты! Но в самом великом страдании и слышится голос Божий. Простите слова, без них не обойдешься. Да хранит Вас Господь и Его Пречистая Матерь, да коснутся они души Вашей, и души болящей, и деток Ваших. Милый, милый, сердечный мой! Когда я думаю о Вашей несчастной судьбе, такой жестокой и непонятной, кажется иногда, что особая любовь Божия почиет над Вами. Авве передам. В Пустыни молился о Вас, но не так, как надо было бы, если бы знал все. Николай Александрович и Григорий Алексеевич были очень взволнованы за Вас. Эрн уехал (по обычаю, больной) и находится на Кавказе. Рукопись Вам будет выслана.
Относительно Крыма, посоветовавшись с Е<леной> И<вановной>, могу предварительно высказать следующие соображения. Январь и особенно февраль, легко могут быть неблагоприятны по погоде для переезда, особенно ввиду того, что стояла исключительно погожая осень. Можно, конечно, известиться о погоде по телеграфу, но в это время за погоду нельзя ручаться за один день. Кроме того, переезд из Севастополя в Ялту затруднителен и утомителен и морем и сушей. Ввиду этого, по-моему, следовало бы в Москве обсудить вопрос, не предпочесть ли заграничный курорт (дороже не будет) или Сухум. Относительно устройства в Крыму могу сообщить пока следующее.
Обсудив с Еленой Ивановной положение, мы приходим к заключению, что в зимние месяцы надо устроиться в санатории в Ялте или Алупке, но не в деревне, Олеизе или окрестностях, ввиду крайне недостаточной медицинской помощи, которая пока так необходима. Пишем туда и наводим справки. По имеющимся сейчас у нас сведениям, такие санатории должны быть, но страшно дорогие, — 150—200 руб. в месяц. Но это только на первое время, потому что при первой возможности надо будет оставить их и устраиваться на частной даче. Мы предполагаем спросить, не возьмет ли наша родственница, у которой будет удобнее, чем в Олеизе, где слишком много неудобств <…>
<Последний лист письма отсутствует — В.К.>
234. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[886] <23.12.1910. Берлин—Москва>
Берлин, Н.Щ. Неустадт. Кирцчстр. 6/7. Цонтинентал Чôтел.
Берлин 23 декабря
Милая Гармося
Чтобы не забыть, начну с делового. Доктор по болезням сердца, которого я тебя рекомендовал для Мики. — Проф. Краус, живет в Берлине, Брюцкеналлее, 7. На дому он принимает несколько торопливо; будет основательнее смотреть, если ты позовешь его в гостиницу.
Еще вот что: ты забыла заплатить счет Прагеру (Буцччандлунг[887] Прагер, Нº 21, Миттелстрассе, зщисцчен Фриедрицч унд Неустадт Кирцчстрассе) около 219 марок. Пошли ему банковым переводом около этого.
А теперь, оставивши эти глупости, поговорю с тобой по душе и сообщу все тебе интересное.
Первое — наше здоровье — слава Богу. У Верочки, к счастию, ничего органического, хотя нервная система в ужасном состоянии. Во мне не найдено ничего плохого, но Боас хотел было на возвратном пути засадить меня в свою санаторию, но на мой энергичный протест немедленно сдался и засадил на 6 недель на строжайшую вегетарианскую диэту. Это сейчас вполне соответствует моему настроению, которое и без того вегетарианское; как и почему, — тому следуют пункты —
