Разных путейских дел, среди которых, впрочем, нет ничего крупного, Вам будет в письме касаться, кажется, Григорий Алексеевич. Я же не скрою от Вас своего огорчения, соединенного несколько с изумлением, от Вашего последнего письма по поводу моего суждения о Сковороде. Я хотел быть в нем лишь вполне искренним, и никакой внутренней перемены к Вам не чувствовал и не чувствую. Думается, что нам не следует отдаваться подобым настроением друг к другу. Уповаю, что при личном свидании Ваше настроение сгладится.
От души желаю Вам всех благ, наипаче здоровья, Вам и семье Вашей, которую приветствую.
Любящий Вас С.Б.
409. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[1274] <23.12.1912. Люботин — Рим>
23 декабря, Люботин,
Дорогой Владимир Францевич!
Долго не писал я Вам, но душа моя много раз обращалась к Вам. Это время было для меня исключительно тяжелое. Сначала смерть матери. Потом такие запутанные семейные и материальные дела. Эти месяцы я занимался делами отца, который находился во власти шайки мошенников. Полтора месяца провел в Польше. Но все-таки усердно работал над книгой.
Любящий Вас Николай Бердяев.
410. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[1275] <27.12.1912. Москва — Симбирск>
27 декабря 1912. Москва
Дорогой Александр Сергеевич!
Поздравляю Вас с великим праздником. Да пошлет Вифлеемский Младенец Свой мир и радость Вам на душу.
Несколько раз за последние дни принимался писать Вам, и всякий раз отрывали, уже получил Ваше письмо. Мы, слава Богу, благополучны. Дети здоровы, как всегда, поочередно, но сейчас и в этом пауза. Я лишь немного болею экземою (очень сожалею Вас, познакомившегося с этой нравственно, а иногда и физически тягостной болезнью, но она по моему опыту всей жизни, не заразная, но органическая).
Перед праздниками ездили с аввой в Зосимову пустынь, было очень хорошо и благодатно. Там было заметно волнение в связи с вопросом об "имени Божием"[1276], — спор, возбужденный книгой пустынника Иллариона "На горах Кавказа"[1277], знакомство с коей весьма рекомендую, если не познакомились уже. Вопрос разгорается до размеров церковно-догматического спора…
Рад, что Вам писалось о Сарове, буду ждать рукопись… А затем думаю, приметесь и за Достоевского[1278].
На днях жду сюда Зеньковского, он прислал уже первую часть Гоголя[1279], велика вышла. Вчера был о. Павел, я передал ему Ваш поклон. Был я однажды у Троицы, был у него на всенощной и обедне. Авва, слава Богу, благополучен и, по-прежнему, аввит.
Телефон, по Вашему совету, в сортир еще не перенесен.
От Эрна я имел письмо, огорчившее меня его тяжелым состоянием и его подозрительностью, или нетерпимостью что-ли, по поводу очень дружеских критических замечаний о "Сковороде". Он пишет и о придирчивости и об отчужденности и подобном. Вы достаточно знаете и его и меня, чтобы понять. А между тем, по приезде или до приезда его (и нас, конечно) ждут новые неприятности и недоразумения по поводу гонорара за диссертацию. Крутит нас всех сатана…
О Николае Александровиче доходят только окольные глухие слухи, кажется, скоро будет в Москву. Белый усиленно зовет его к Штейнеру, и думаю, он поедет к нему[1280], разве безденежье задержит. Штейнерианство по-старому ползет, хотя я как-то спокойнее или холоднее стал относиться к этому.
У меня, как всегда, а м<ожет> б<ыть>, даже больше, чем всегда, целая куча разных интелектуальных волнений, но, благодарение Богу, освобождающему от них в святые минуты. Авве поручение Ваше передал и все разъяснил.
Новая каша, и повидимому, безнадежная, заварилась с христианской гимназией. Всего не расскажешь на письме, но чепуха выходит порядочная. В издательстве все по-старому. Волновались по поводу осложнений с "Русскими ночами", по поводу непомерного разрастания книги Флоренского и т.д. и т.д. Появилась в Москве Мариэтта, я ее видел в Религиозно-Философском обществе, была у аввы. Внешне очень изменилась и не к лучшему.
Мережковские опять взялись за старую жвачку о православии и самодержавии[1281].
Газета "Русская молва" не редактируется Струве (ее редакционный комитет: А.В. Тыркова, Д.Д. Протопопов и проф. Адрианов), но Струве принимает близкое участие и влиятелен в редакции. Конечно, посредствовать мог бы и я, но как Вы сами понимаете, если Вашу статью передаст Струве, это будет гораздо благоприятнее для Вас. Изберите для начала наиболее подходящую или наименее неподходящую тему. А предварительно списываться не стоит.
Мы перебрались в новую квартиру, она лучше, потому что больше, но сырость есть и в ней небольшая.
Желаю Вашим восстановить здоровье и поздравляю Ольгу Федоровну с праздником и с Новым годом. Да хранит Вас всех Матерь Божия!
Любящий Вас С.Б.
1913 год
411. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[1282] <9.01.1913. Москва — Рим>
Дорогой Владимир Францевич!
Посылаю Вам рецензии на Сковороду из санктпетрбургской газеты "Русская Молва". Отчего нет от Вас известий? Получили ли мою закрытку? Поздравляю Вас с Новым годом. У нас Новый год омрачен тем, что 2-го января на льду, на коньках разбился Федя, получил сотрясение мозга и до сих пор в постели. Сейчас опасности нет, но первые часы предполагалось внутреннее кровоизляние и приходилось бояться всего. Привет Евг <ении /> Давыдовне.
Да хранит Вас Матерь Божия!
Любящий Вас С.Б.
412. Е.Ю.Рапп — В.Ф.Эрна[1283] <Начало 1913 г. Москва ? />
Дорогой друг!
Едва могу написать Вам несколько строк. Писать нельзя. Доктор не позволяет, но мне так хочется, чтоб Вы вспомнили обо мне. Работой по металлу я себе искалечила руку. Три месяца два пальца не сгибаются. А Вы, наверное, думали, что мне не хотелось писать Вам! И думали так неверно! Потребность говорить с Вами была напряженной, больше, чем прежде. Я переживаю что-то трудное. И часто не знаю плохо ли или хорошо. Я жду Вас с доверием и нежностью. И тогда расскажу.
Москву я еще не видела, и, кажется, не увижу. Улицы, дома, Кремль не чувствую реальным живым. Призрачно извилистые линии. Хочу увидеть картины и статуи и предчувствую их мертвенность. Я знаю, что Вас интересуют люди. Я видела их и много, и очень мало. Мне кажется, что все ушло внутрь, нет живого выявления. Все, что вовне бессильно и вяло и как будто ненужно.
Здесь устраивался вечер поэтов. Конечно, был Вячеслав Иванов, Аделаида Казимировна, были молодые поэты — Станевич[1284] и Анисимов[1285] — религиозно-мистического направления. Их стихи мне было особенно трудно слушать. Я не чувствовала напряженности, концентрации духа, всецелого отдавания. И все казалось тенью, глухим эхом, неживым прикосновением к Богу.
Вячеслав Иванов мне понравился меньше, чем когда-либо. Он ускользает, переливается многими цветами. Он и очень православен, и штейнерианец, и католик. Он как-то слишком стоит перед людьми, а не перед Богом.
Вера[1286], я видела ее первый раз, мне понравилась больше, чем я ожидала. Она сказала, что обожает Вас и, быть может, это привлекло меня к ней. У нее утомленный вид, но Лиле[1287] она говорила, что чувствует себя хорошо, спокойно, что ее брак — продолжение брака матери. Булгакова я не видела. Его сын болен, и он нигде не бывает.
