24 декабря 1911 г., Москва

Милый Александр Сергеевич!

Поздравляю Вас с наступающим праздником Рождества Христова, да родится и в душе Вашей Божественный Младенец и да осияет ее светом Своего Рождества.

Как здоровье Ваше, кончилась ли корь? Мы пока благополучны. Съездить в Пустынь пред праздником не удалось, из-за суеты, так и встречаю праздник, не очистившись от пыли и грязи мирской.

Вели со мной переговоры о газете в Петербурге, повидимому, типа Федоровского "Слова", но не знаю выйдет ли что-либо. Если Да, то постараюсь там уготовать место для Ваших писаний.

Недавно имел письмо от Эрна, он сравнительно благополучен и энергичен, много работает. В издательстве сейчас затишье. Вл<адимир> Ал<ександровичi>>[360] живет по-прежнему, без перемен. У о. Павла жена хворает камнями в почках, и он сам скучает без своей церкви (служить негде). Оказывается все и здесь не так легко и гладко. Давно его не видал. Поздравляю Ольгу Федоровну. Да хранит Вас Матерь Божия!

Целую Вас и люблю. Ваш С.Б.

У нас канарейки почти все перевелись, но и рыбок нет, живет синица и чиж.

349.     Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[361] <25.12.1911. Москва — Москва>

Гармосечка, моя милая, Вчера мое письмо было прервано приходом Гриши, и я не успел тебе сказать самого главного, потому чувствую нерпеодолимую потребность попробовать сказать это тебе сегодня.

Главное это то, что я тебя люблю, обожаю без конца, мой светик, моя красота, мой милый, дорогой, незаменимый, очаровательный друг. Ах, дорогая, ты жалуешься на тяжесть твоего положения. Но вникни в мое и скажи легко ли оно? Из того, что я не говорю и не расписываю ведь не следует того, что я не страдаю. Ну да что об этом, лучше при свидании. В письме все равно не так скажешь. Ах, как мне хочется, родная, скорее крепко, крепко прижать тебя к своему сердцу, устроить это взаимное переливание тоски из сердца в сердце[362], от чего так часто тоска превращается в радостный подъем.

Много и озабочено думаю о "Пути". Хочется ему хорошенько послужить; но чувствую, что на меня, между прочим, ложится самая неприятная обязанность выметающего сор из комнаты. Я должен тщательно смотреть, чтобы руководящая мысль его не засорялась, не смешивалась с безвкусием и непониманием. А это может совершиться на каждом шагу. Например, хотя бы "национальный мессианизм", — это уродливая смесь религии и патриотического кваса, руссификация Христа и Евангелия. С этим, впрочем, еще мы справимся (пришли как-нибудь Никиту, и я с ним отошлю тебе мою рукопись, которую затем отдай в переписку). Но вот где самая большая опасность — философский сборник.

Читая статью Булгакова, "О природе науки", я убедился, что свои опаснее чужих. Ни Гессен, ни Яковенко, ни Фохт никогда мистики не скомпрометируют и не смешают ее со всяким сором, потому что вовсе ею не интересуются. Булгаков, наоборот, в этой статье этим занимается специально, смешивает в одну кучу хозяйство, науку и Софию, и превращает все это в ужасного вкуса окрошку. Они с Бердяевым еще могут быть полезны в темах религиозных и культурных; но в философии такая статья или бердяевская "Свобода от философии" — вредны. Я буду решительно настаивать на том, чтобы философский сборник еще расширить: с ними одними прямо неловко выступать, да и для дела вредно. Такой мистицизм опаснее всякого рационализма и против него нужно бороться. Ну прощай, душа моя, радость миленькая, хорошенькая, улыбка моя, сокровище, солнышко мое[363]. Целую крепко тебя и много раз. Из этих поцелуев несколько передай другу моему Марусе.

А статья Эрна в сборнике Лопатина — хороша. Несказанно рад! Сегодня вдруг усилился насморк. В остальном — без перемен.

350.     Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[364]<26.12.1911. Флоренция — Рим>

26 декабря 1911 / 8 января 1912 г., Флоренция

Дорогой Владимир Францевич!

Мы, — люди бестолковые и необстоятельные, поражены Вашей толковостью и обстоятельностью и решили следовать Вашим указаниям. Выезжаем из Флоренции в четверг (29/12)[365] в 7 ч. утра и будем в Риме около часу дня. Если увидим Вас на вокзале, то будем счастливы. Сердечно благодарим за Вашу готовность взять нас под Ваше покровительство. Если бы день нашего отъезда изменится, то мы известим Вас. Радуюсь скорому свиданию.

      Любящий Вас Николай Бердяев

351.     Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1098] <5.01.1912. Москва ?]

<…> Что касается статьи, то она готова, и я ее тебе на днях пришлю[1099]. Могу до этого отложить всякие разговоры, но не могу изменить своего убеждения, что национальный мессианизм есть глубоко антихристианская идея, вдобавок теперь ставшая квасной и просто — пошлою (успокойся, последнего я не говорю в статье). Не высказать этого в печати я не могу и не имею права. С этой ерундой надо покончить. Пусть они это исповедуют; но условием сотрудничества должна быть и моя и их свобода слова. Удивляюсь одному, — что ты заподозриваешь в моем выпаде точку зрения Струве. Мотивы у меня — в самом существе религиозные: я считаю боготворение нации и возведение ее в Мессии просто кощунством.

Крайне удручен статьей Булгакова в сборнике Лопатина[1100]. Это нечто ужасное, но об этом — при свидании.

Крепко целую тебя, прервали, кончаю, обожаю.

352.     М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1101] <начало 1912>

<…> Дорогой! Теперь о деле. Ответь на то письмо, на эти два деловые можешь ответить потом! Прости, что посылаю эти все сегодня! Теперь буду писать реже — это только сегодня себе позволяю. Будь покоен!

Дело в том, что я задумала организовать переводы русских философов на немецкий язык. Впереди у меня мысль перевести твои работы и распространить заграницей! Но надо начать исподволь. Теперь я сговорилась с Огневым перевести "Положительные задачи" Лопатина. На будущий год можно приняться за Соловьева. Одобряешь ли ты этот план? Потом можно взять некоторые вещи Сергея Николаевича Трубецкого, потом твою работу! Правда? Наконец узнают нашу философию и, кто знает, может быть она окажет влияние и там. А тогда это — великое дело! Переводчика мы ищем в Москве, немца, редактировать будет Огнев и сам Левон. Но нужно заручиться сочувствием какого-нибудь философа Германии. Хорошо, если он примет участие в этом деле. Мы остановились на Кюльпе в Бонне, который знает русский язык. Написали ему письмо, которое тебе посылаю[1102]. Важно было бы, чтобы подписали профессора — ты, Новгородцев, Челпанов. Корелина переговорит с обоими. От Психологического Общества это делать трудно — будут тормозить дело. Может быть, это будет от "Пути". Я думаю это лучше. Просмотри письмо, исправь, что хочешь. Это Огнев писал, а мы с Корелиной одобрили. Напиши, согласен ли и подпишешь ли! Может быть, ты знаешь Кюльпе? Что он, Черр Профессор или Черр Гечеимратт[1103]? Или ты думаешь, что есть путь лучше для этого дела? Но для распространения там и для немецкой фирмы издательской лучше, если заручиться содействием немецкого профессора. Письмо будет переведено по исправлении. Ответь на это, очень важно не задерживать дела! <…>

353.     М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1104] <начало 1912>

письмо № 3

Дорогой ангел!

Мне необходимо поделиться с тобой моими мыслями о твоей статье[1105]. Она меня поразила, взволновала новой для меня мыслью и была в этом смысле откровением. Ты говоришь, что «важнейшаая задача современности найти специфическую особенность во всем» (в православии) и что мессианство мешает определить наш национальный облик. «Мы должны знать, что мы такое». Это замечательно верно и глубоко и страшно плодотворная мысль. Именно это так и в этом отношении твое положение может служить основой для дальнейшей работы — этой оценки, и ты сам должен ее дать. По-моему твоя критика мессианства будет тогда только хороша для реферата, если ты дашь кроме критики и положительную часть, чего не сделал Бердяев.