228. К.М.Аггеев — Д.В.Философов[872] <10.11.1910. СПб>
10. 11. 1910.
Глубокоуважаемый Дмитрий Владимирович, сегодня я узнал от Дмитрия Сергеевича[873] о характере предполагаемого собрания РФО памяти Л.Н.Толстого. Считаю необходимым поделиться с Вами, Дмитрием Сергеевичем и Зинаидой Николаевной[874] своим отношением к главному элементу этого собрания.
По моему убеждению, Церкви как Церкви, не только можно, но и должно молиться — не говорю о Толстом — хотя бы и о полном атеисте. И — позволю это сказать — сам за литургией молюсь и за Герцена и за Белинского… Синод, таким образом, думаю я поступил нерелигиозно, запретив церковное моление…
Это первое.
Принять участие в общественной "самочинной" (термин канонический) молитве я в виду определенного общего и мною лично полученного распоряжения Е<пархиального> н<ачальства> не могу. Принять участие в такой молитве, Вы, конечно ясно сознаете, значит 17 ноября снять рясу. А к этому я не готов, и по житейским мотивам, может быть, и неспособен… Это второе.
При таком своем настроении я считаю себя не только бесполезным членом Совета[875] сегодняшнего, но и вредным: скажу ли я да или нет, я одинаково не буду вполне солидарен ни с ними, ни с другими.
Внешние препятствия к присутствию на сегодн<яшнем> совещании таковы — служба в Церкви и непосредственно после нее — единственная в году конференция на курсах, на которой я обещал быть. Но, разумеется я бы преодолел эти препятствия, и в действительности предполагал быть у Вас часов в 11. Но по вышестоящим мотивам решил сознательно не быть.
Пишу это письмо для Вас, а не для Совета.
Ваш свящ<енник> К.Аггеев.
229. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[876] <16.11.1910.Москва — Симбирск>
Москва, 16 ноября 1910 г.
Дорогой Александр Сергеевич!
Вчера узнал от Михаила Александровича о болезни Ольги Федоровны и очень за вас скорблю. Да пошлет ей Господь выздоровление, а Вам — сил. Молитвенно с Вами. Бог посылает нам испытания и дает чувствовать свою крепкую и милующую руку, открывая нам всю нашу слабость и немощь. Милый мой, как тяжело складывается Ваша жизнь! Не нужна ли Вам в чем-нибудь моя помощь (деньги, например)? Пишите, не стесняйтесь.
Я хотел Вам писать деловое письмо, с которым страшно замедлил вследствие недосуга, но теперь откладываю до выздоровления Ольги Федоровны. У нас все сравнительно благополучно. Целую Вас. Да хранит Вас обоих Матерь Божия!
Ваш С.Б.
230. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн[877] <25.11.1910. Москва — Тифлис>
25 ноября 1910 г.
Моя милая, моя любимая, моя золотая девочка! Здравствуй, моя радость, Господь с тобою! Нежно целую твои руки. Я не знал, что буду так беспокоиться без твоих писем. Мне вдруг стало тревожно, что с тобой? Я тебя прежде всего прошу и умоляю: пиши мне всю правду и не скрывай от меня ничего. Если плохо себя чувствуешь, так и пиши. Может быть тебе уехать в Кисловодск до моего приезда? М<ожет> б<ыть> там есть хороший пансион? Поехала бы ты с Валей, и ей было бы хорошо и тебе. Если эта поездка тебе обойдется 100—150—даже в 200 р.— ты помни, что это сущие пустяки. Возьми у Карлюки, а я когда буду уезжать, возьму из издательства столько, чтобы покрыть их. Женечка моя дорогая, моя хорошая! Скорее бы прошло это неопределенное время ожидания и томления!
Милая моя Женя, у меня сегодня много впечатлений. Пошел к Павлуше в 11 дня и возвратился в 10 вечера. Я застал Павлушу одного и несколько часов с ним беседовал. Он, как всегда, тих, мудр и интересен. У нас опять старые хорошие, хорошие отношения. Анна Михайловна была у Люси с ребенком. Люся накануне уехала в Москву по делам и осталась там ночевать. К обеду пришли Василий Михайлович и его брат Миша, который гостит сейчас у Флоренских—семинарист. К обеду же пришла Анна Михайловна с ребенком, завернутым в несколько одеял. Василий Михайлович стал разворачивать и, представь, с таким умением и с такой точностью — точно старая нянька. Ребенок проснулся и заплакал. Но Василий Михайлович стал так великолепно его забавлять, что я им (В.М.) очаровался. Ребенок (он — Шурик) очень хороший. Настоящий Флоренский! Что-то среднее между Люсей и Тосей. Тонкие смешные губы и улыбка робкая, милая. Глаза темные-темные, с маслянистым блеском. Я очень рад, что он не похож на своего отца "Михаила Потапыча". В шесть часов все кроме Анны Михайловны с ребенком, ушли в церковь (говеть). Анна Михайловна при ближайшем знакомстве совсем обвораживает кротостью и детскостью. Лучше жены Павлуша не мог бы найти! Из ее немногих слов я мог заключить, что у Флоренских в Тифлисе очень тяжелое настроение. Валя убита, чрезмерно занимается и у нее подозритеьно болит грудь. Шура[878] на днях был при смерти от воспаления легких (в Петербурге). У Люси малокровие. Словом, очень тяжело. Часам к 8 пришла Люся[879]. Она, оказывается, в Москве ко мне заходила. Встретились просто и хорошо. Я поцеловал у нее руку, и она меня крепко поцеловала в голову. Сразу мы почувствовали себя по-старому, друзьями и очень хорошо провели время. Она страшно похудела. Стала тонкая, как тростинка, издергалась нервно до последней степени. Жаль ее очень. Не пожалела ее жизнь! Завтра зайду к ней и тогда напишу тебе больше.
Пока прощай, моя радость, моя ненаглядная девочка. Христос с тобой и Иринкой. Тысячу раз тебя целую. Будьте здоровы. Привет всем. Всем сердцем любящий тебя Володя.
Надя очень просит передать тебе (она провела весь день у Зверевых) привет и ее любовь. Она напишет тебе из Москвы. В Москве будет завтра. А я поеду в Москву послезавтра.
Еще раз нежно целую.
231. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[880] <12.12.1910. Москва — Казань>
12 декабря 1910 г. Москва.
Милый, милый Александр Сергеевич!
Как я страшно давно не писал Вам и как виноват перед Вами, но вместе и не знаю, кстати ли настоящее письмо, потому что от Вас вестей не имею о болезни Ольги Федоровны. Утешаю себя мыслью, что молчание здесь благой показатель. Не писал я Вам то от недосуга, который с годами все увеличивается, то от отсутствия "настроения" в момент досуга, то в ожидании звестий от Вас, то, наконец, от своей собственной краткосрочной и пустяшной болезни. Сейчас ограничусь делом и самыми краткими сообщениями.
В издательстве в общем благополучно и дело крепнет, о болевых точках, которые есть как и в каждом деле, на письме не расскажешь. "Заведующим издательством" на исполнительные функции на днях избран Григорий Алексеевич. Бердяев находится в затруднительном материальном положении, все ухудшающемся. Эрн хворает периодически, здесь Женя, они на днях уезжают на Кавказ.
Вышел пока Киреевский[881], и я пошлю Вам на днях. Журналом пока дело не пахнет, да и нет к нему желания. "Московского Еженедельника" давно не существует, газеты, которая могла бы печатать Ваши (или иного соответствующего автора фельетоны) также теперь нет (разве "Утро России"?). "Русская Мысль", находящаяся теперь в единоличном заведовании Струве, стала значительно доступнее для религиозных тем, так что положение здесь улучшилось. (Адрес Струве: СПБ, Лесной, Б.Спасская, 5; адрес Зеньковского: Киев, Караваевская, д.24, кв.6). Струве завел теперь ежемесячные обзоры, посмотрите в последних №№, литературу там ведет А.Крайний[882]. Попробуйте ему предложить присылать иногда обзоры!
