Пока прощай. Твой В.Эрн

64. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[371] <12.03.1907. Москва — СПб>

Дорогой Саша! Я был несколько дней болен и потому не мог быть у Ефимова. Вчера был у него и сказал, чтобы он написал Цукерману[372] о выдаче тебе книг на комиссию. Он сказал, что непременно напишет. Только Цукерман может выдавать не с 30-процентной скидкой, а 25-процентной. Завтра высылаю тебе "Правду о земле"[373], блокнот и свои две рецензии.[374]

65. В.Ф.Эрн — А.Ельчанинову[375] <16.03.1907. Москва — СПб>

Дорогой Саша!

Мне кажется, хорошо бы было поместить в отделе "Голоса печати" посылаемую выдержку из 72-го номера московской газеты "Утро"[376].

Вчера мы с Валентином открыли чтения наших курсов[377]. Публики было больше 200 человек.

Удачно и хорошо.Пока прощай.

66. К.М.Аггеев — В.Ф.Эрну и В.П.Свенцицкому[378] <17.03.1907.СПб — Москва>

Дорогие Владимир Францевич и

Валентин Павлович,

московские лекции бросают в озноб "раздувающегося иерея": пока минуты мне не дают для нее. Съеду больше на Бранда: будет легче.

Поездке своей придаю другое значение. Одновременно с сим пишу о. Поспелову. Прошу его собрать куда-либо — лучше было бы к вам в общество, в понедельник вечером — отцов Добронравова, Боголюбского, Пятокрестовского для беседы, — между прочим и по делам "Века": иначе я не успеваю с каждым из них поговорить. Помогите о. Поспелову[379] устроить это и отдайте сами им вечер.

Статей, статей, статей: иначе грозит "Морозовщина"[380] и вообще Никольщина[381]…

Целую вас. Любящий свящ. К.Аггеев

67. К.М.Аггеев — В.Ф.Эрну[382] <19.03.1907.СПб — Москва>

Очень рад, что мой доклад[383] назначен именно на 27.

У Вас буду 26-го.

Ваш свящ. К.Аггеев.

68. Э.К.Метнер[384] — Л.Л.Эллису[385] ^{/ [386]} <19.03.1907. Мюнхeн>

Мюнхен, 19. 03. 1907.

<…> Но допустим, что меня ничего не гнало бы из России и ничто надолго не удерживало здесь; все-таки есть еще одно препятствие к тому, чтобы взять на себя инициативу издания журнала и переговоров с Маргаритой Кирилловной. Я не верю в свои силы и способности; это может испортить дело с самомого начала и это не сулит мне удачу в переговорах с Маргаритой Кирилловной, которая как сама она говорила мне, готова жертвовать только на то, во что сама уверовала и во что, как она видит, веруют те, кто ее побудили к этому. Вы помните, я передавал Вам мой разговор с ней по поводу "Руна"[387] и Бориса Николаевича, бывшего с ней недостаточно откровенным, и сообщил Вам о моей переписке в 1903 году с Борисом Николаевичем, наотрез отказавшимся говорить напрямик с Маргаритой Кирилловной об издании "Руна".

Я пока не начинаю переписываться с Маргаритой Кирилловной, которая в самом начале прислала небольшое письмо Анюте[388], а затем на ее ответ в свою очередь не отозвалась; я не знаю, в каком она там настроении, стороною слышал, что чем-то серьезно озабочена; издалека, письменно очень трудно "заразить" ее нашей идеей; по всей вероятности в конце лета она будет здесь, тогда я поговорю.

Поверьте, дорогой Лев Львович, не из-за эгоизма я отказываюсь писать ей, а ради самого дела; я глубоко убежден, что Вы теперь могли бы лучше выполнить эту миссию; пойдите к Маргарите Кирилловне с Бугаевым раза два, а потом зайдите один и заговорите про журнал; но говорите от себя, тогда Вы демоничны, может быть и Борис Николаевич не откажется теперь затронуть с Маргаритой Кирилловной эту тему. Если она спросит, кто будет редактором, скажите, что Вы надеетесь уговорить меня. Надо быть откровенным с ней. Я конечно соглашусь, если 1) к этому времени успокоюсь; 2) увижу, что это будет действительно полезно делу; 3) если Ваш выбор будет одобрен вполне Маргаритой Кирилловной. Со своей стороны обещаю Вам скоро написать Маргарите Кирилловне письмо, чтобы завязать переписку, которая впрочем (если не говорить о том, что мне постоянно некогда) сама по себе приятна мне, так как я люблю Маргариту Кирилловну за ее редкую в наше время здравость, естественность, основательность, — качества, не исключающие в ней большой тонкости ума и сердца.

В своем письме к ней я поговою о Вас. А Вы теперь же смело идите к ней с Борисом Николаевичем, которому пока не говорите о "Мусагете" и о том, что я Вам писал в этом письме. Делайте все от себя. Вы больше одержимы Вашей идеей, Вы скорее всех достигнете результатов. <...>

Отложите свое негодование на меня до 1908 года..., а пока идите к Маргарите Кирилловне. Я убежден, что если есть какая-либо возможность склонить ее к журналу, Вы добьетесь этого. Только предупреждаю Вас: она мало понимает пока специфическое в поэзии, в особенности, в романтизме; ее мысли вращаются больше вокруг вопросов культуры: как сделать, чтобы в России не только были отдельные культурные индивидуумы, но и появилось культурное общество, своя культура и т.д.[389] <...>

69. А.В.Карташев — З.Н.Гиппиус[390] <21.03. 1907. СПб>

<…> Эрн, Булгаков и прочие не "обманывают себя", стремясь к освобождению церкви от черносотенства, а искренно думают, что это возможно. Наше сознание, что это невозможно так же, как невозможно была любовь Христова в Ветхом завете, им совершенно непонятно. Это факт поразительный. И прямо страшный. Почти никто этого не понимает и не способен понять. Для этого надо иметь что-то в крови. Вот почему и страшит меня наше одиночество, наша "кружковщина", что никому в мире не приходит в голову, что земная жизнь, свобода, культура мистически несоединимы с евангелическим Христом. Эрн и компания собираются изобличить и проклясть эту ересь в "Веке". Написаны Эрном уже две статьи против Бердяева (без упоминания имени) и скрытно против всего направления Мережковского[391]. Открывается систематическая кампания и ждут ответов. Решили поэтому (а сначала отказали) напечатать и стаью Дмитрия Владимировича переданную мной из "Телеграфа"[392]. Спрашивают ваш адрес с тем, чтобы посылать "Век" в Париж. Свенцицкий и компания все более берут "Век" в свои руки … Где и как у Христа и апостолов пророчено то, чего чаем мы? Где Христос говорит о Своем новом Лике и точно ли об этом говорит? Это нужно внимательно выяснить в видах полемики с Эрнами <…>

70. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[393] <23.03.1907. Москва — СПБ>

Дорогой Саша!

Ужасно приятно получать большие письма. Но как трудно писать! Лекции у нас идут как по маслу. Как это ни невероятно, но действительно кладется первый реальный камень к будущему, думаю, гордому и величественному зданию Вольного Богословского Университета. Но зато я страшно устаю. Приходится писать невероятно много и ведь все на темы самые трудные и ответственные. Параллельно с этим приходится поглащать массу "литературы", и с каждым днем я чувствую себя все более господином своего предприятия. Вчера было наше второе выступление с В.П.С<венцицким>[394]. Народу было опять более 200 человек. Лекции сошли еще удачнее, чем в первый раз. Настроение было очень хорошее. В понедельник 17-го начали в помещении общества[395] читать Каптерев[396] и Тареев. Каптерев читал интересно. Но Тареев просто "сногсшибательно". Это талантливейший человек[397]. Публики было немного, около 40. И то Валентину и мне пришлось почти насильно заставить придти всех шеровских и королевских девиц. Но зато теперь уже будет иначе. От лекции Тареева все, в том числе и девицы, пришли в такой восторг, что решили не только сами посещать его аккуратно, но пропагандировать его возможно шире и создать ему действительно достойную его аудиторию. 25-го реферат Бугаева "Социал-демократия и религия"[398], 26-го лекция Тареева,[399] 27-го реферат Аггеева[400], 29-го лекции Валентина и моя[401] — в результате выходит, что мы бомбардируем московскую публику заседаниями[402]. И ведь ходят и платят покорно за билеты и не ропщут. Прямо чуть ли не стыдно становится.