По всем указанным основаниям я не могу не признать, что и предисловие к книге Булатовича, и статья Бердяева в "Р <усской /> Молве" проникнуты несколько ложным пафосом. Во всяком случае отречение Бердяева от Церкви православной для меня представляется актом легкомысленным и необоснованным. Или он два года тому назад не знал, что Синод состоит из чиновников в рясах, что нашим преосвященным[1428] давно уже приличествует более титул Тайных и Действительных Тайных Советников. Почему же он тогда умел различать гнилое от здорового в церковном теле. Ведь даже и Христос не отрекался от Храма Иерусалимского из-за того только, что он был в руках фарисеев и первосвященников. Пусть он нам покажет подлинную печать Христову в другом месте, подлинное подвижничество веры и воли, и тогда приглашает к отречению. Не в штейнерианстве ли возрождается новая церковь? К сожалению обо всем этом негде высказываться, да если бы и было где, нельзя было бы по другим причинам, по крайней мере для меня. Указывать неправоту Бердяева можно было бы, лишь указывая еще худшую неправоту наших иерархов, которые вполне подобны Евангельским фарисеям и Первосвященникам. Но я давно уже пришел к тому убеждению, что публичное обличение Царей и Первосвященников есть исключительная прерогатива пророков. Не нам касаться священных мест, хотя бы на них сидели ничтожные люди. Ибо чем заменить священное место в глазах тех, перед кем обличаешь.

Кроме всего прочего я должен сказать, что я до сих пор не знаю объективного изложения событий на Афоне. Конечно, обе стороны далеки от объективности. Далее, я не знаю официальных формулировок осуждения Учения об Имени. Может быть, там осуждается только действительно неудачная формула "Имя есть Бог". Я посылаю одновременно А.В.Ельчанинову статью Бердяева из "Русской Молвы" <вставка сверху>: если не читали прочтите. Я просил бы Вас дать А <лександру /> В <икторовичу /> это письмо для прочтения. Он задал мне некоторые вопросы по этому поводу. А дважды писать одно и то же не хочется. Да, вот еще что. У Вас ли один из № "Живой Жизни", который я Вам посылал в Рим. Там находится, кажется мне, статья о Святых[1429]. У меня нет ни одного ее экземпляра. Я не хотел бы, чтобы эта именно статья погибла без возврата. Если этот № у Вас, то будьте добры его переслать. Пока что будьте здоровы и благополучны.

Любящий Вас С. Алексеев.

465.     Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[1430] <12.09.1913. Люботин — Тифлис>

Люботин, 12 сентября

Дорогой Владимир Францевич!

Чувствую свою вину перед Вами. У меня какая-то психопатическая неспособность писать письма. Но не подумайте, что мое молчание означает забвение. Мы часто о Вас вспоминаем с любовью. Я думаю, что мы сейчас очень сильно с Вами расходимся в идеях и верованиях, но это нисколько не мешает моему личному хорошему отношению. О многом хотел бы поговорить с Вами, но в письмах это невозможно. За это лето много пережил и передумал, многое для меня оформилось. Отголоском того, что происходило во мне является моя статья "Гасители духа"[1431], которую я Вам послал. Написал еще в "Русскую мысль" статью о книге Е.Трубецкого[1432]. Книгу свою кончу в октябре[1433]. Теперь уже замышляю новую работу. Мне кажется, что я окончательно осмыслил Штейнера и оккультизм, над чем бился много лет[1434]. Моя точка зрения совершенно освобождающая и, как всякая освобождающая точка зрения, признает и правду того, что осмысливает. Так я отношусь к Ницше или к декадентству, или к социализму. Все это явления жертвенной безблагодатности. Меня до глубины души возмущает пассивное молчание Флоренского и Новоселова в деле расправы над афонскими имяславцами. Они должны принять на себя ответственность и пойти на все, вплоть до мученичества (изгнание из Академии, лишение сана, отлучение). Лиля сердечно Вас приветствует и напишет. В начале октября мы будем в Москве опять в Савеловском.

Рады будем получить от Вас известие. Какие у Вас планы, что делаете и как себя чувствуете? Привет Е.Д.

Ваш Ник. Бердяев

466.     Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1435] <13.09.1913. Бегичево — Москва>

<… /> Мы расстались с тобою на разговоре об имяславцах… И вот с тех пор я принялся вплотную читать "На горах Кавказа": в первый раз, т <ак /> к <ак /> до сих пор читал лишь отрывки. И эта книга — прожгла мне душу. Ничего более чистого, прекрасного и святого из человеческих произведений я никогда не читал. Это — человек, который видит Бога. И отчего же, душа моя, я испытывал такую жгучую боль, когда читал эту книгу?

Вот ты, Рачинский и Булгаков, требуете от меня, чтобы я высоко над людьми поднял этот свет, который я вижу и чувствую! А я, — и вижу, и не могу в одно и то же время. У меня открывается рана Амфорты[1436], вот и боль моя, и мука. Во всем мире всегда подвижники говорили одно и то же: только чистые сердцем Бога узрят, а если увидит тот, кто имеет в душе пятно, тот испытает муку, потому что не может соединиться с этим светом. Только душа, совершенно чистая и целомудренная, может вместить в себя Бога.

Иларион, как и все мистики всего мира, ставит совершенное целомудрие — условием Богопознания и говорит, что, кто в этой жизни не видал Бога, тот никогда Его не увидит. Все это я переживал все эти дни с мукой и слезами, и горькие мысли приходили в душу. Вот мне 50 лет! Жить уже не долго. Неужели я тебя погублю и сам умру в грехе, не примирившись с Богом. Господи, как больно быть от Него отлученным и сознавать, что отлучаешь от Него и ту, которую так горячо и так крепко любишь. А тут пришло твое письмо ко мне с мольбой: милый, дорогой, дай отдохнуть, дай порадоваться на мою осень!

Ах, дорогая моя, милая, хотим или не хотим, эта радость рано или поздно разобьется вдребезги; как скоро это случится, страшно даже подумать: как мало осталось жить, как бы осталось той радости, которая никогда, никогда не отнимится ни у меня, ни у тебя.

Душа моя, — к этой радости тесны врата и узок путь: неужели же у нас с тобой никогда, никогда не хватит сил пойти ими. Душа моя, прочитай, проживи ты эту книгу и найди в ней сил, — надо найти вместе сил, чтобы с корнем вырвать грех, который нас обоих разлучает с Богом. Ведь так или иначе это должно быть поставлено целью! Прости, прости, моя дорогая, что пишу тебе все это, но не могу. Я весь тут: толькооб этом и думаю все эти дни.

Крепко, крепко тебя целую и бесконечно нежно люблю.

Радлов написал на меня рецензию[1437], дышащую злобой. Покажу.

467.     С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[1438] <18.09.1913. Москва — Тифлис ?]

Дорогой Владимир Францевич!

Мне и скучно и грустно, что Вы не даете о себе вести. Летнего адреса Вашего я не знал, да и вообще узнал о Вас кое-что лишь стороной. Слышал, что Вы устроились в Тифлисе и готовите в печать диссертацию. Не знаю, радуетесь ли Вы сами устройству в Тифлисе. Конечно, целее будете, а сюда будете наезжать. Конечно, очень было бы причтно и полезно иметь Вас здесь в это безвременье, но приходится мириться с неизбежностью.

Я лето провел хорошо и сравнительно спокойно, удалось поработать, хотя здесь это прервалось. О многом хотелось с Вами поговорить. Прежде всего об Афоне. Нам (с о. Павлом и др <угими /> ) представляется необходимым издание серьезного религиозно-философского сборника об Имени Божием; была об этом речь и в редакции "Пути", конечно, только предварительная. Как Вашемнение и возможно ли Ваше участие? Я слышал, что Вы этим вопросом затронуты.