Да, конечно, - степень Марининого удивления достигла таких высот, что дальше были лишь звезды. Две тысячи за эту развалину? Наличными7 Завтра? - Позвоните мне на работу после двух часов дня, и мы договорим-ся, где встретиться.
Благодарю Вас, Марина Витальевна. Разрешите откланяться, всего вам доброго.
И он исчез в арке, словно и не было в тихом московском дворике со-вершенно черного негра ростом под два метра.
Марина заперла машину и поспешила домой - Инка, негодяйка, должна была немедленно прояснить ситуацию!
Негодяйка сидела за столом на кухне и уплетала омлет прямо со сково-родки.
Я тут слегка похозяйничала, омлет с сыром и помидорами. Как ты лю-бишь. Тарелки пачкать не стала, поедим со сковородки. Давай, бери вилку, ешь, затрахалась я с этим Николасом. Сил нет.
Немедленно рассказывай, что это такое, и зачем ему понадобилась моя старушка. - Омлет был хорош, готовила Инка вообще классно, не зря она крепкой рукой держала один из лучших московских клубных ресторанчи-ков.- Он что, автомобильный извращенец?
Классный омлет получился, сейчас, поедим, покурю и расскажу.
История, рассказанная Инкой, была проста и поучительна.
Николас, уроженец африканской страны с непроизносимым названием, был человеком богатым. Поэтому первое, что он сделал, получив в руки семейные денежки - это переехал из "дебрей черной Африки" в цивилизо-ванную Америку. Купил себе дом во Флориде, с бассейном и садом, обза-велся роскошной машиной, домоправительницей и парой любовниц, и стал жить. Через полгода Николас заскучал. Еще через три месяца он купил себе компьютер и стал учиться путешествовать по Интернету. Ему хотелось чего-нибудь необычного, и он стал изучать по Интернету русский язык. Почему русский? А чтобы труднее было...
Николасу очень нравился русский язык. Кроме этого, он был человеком культурным, и с удовольствием стал осваивать русскую литературу, благо в Сети ее выложено немеряно. Особенно ему понравилось, как по-разному говорят русские в разных книгах, вроде бы на одном языке. а вроде и на разных. Он освоил различные манеры речи и иногда пугал свою домопра-вительницу, сам с собой разговаривая на варварском наречии (она считала, что это его родной африканский язык, но ошибалась). Когда Николас смог читать без словаря не только современного (и несимпатичного ему) Юрия Никитина, но Лескова и Тургенева, ему снова стало скучно. Конечно, мож-но было начать учить китайский, но это становилось однообразно. И он решил поехать в Россию.
В московском аэропорту толстый дяденька в кожаной кепке поймал его за рукав кашемирового пальто и спросил:
Такси? Ту зе сентер - эйти долларз!
Николас остановился и, сверху вниз посмотрев на дяденьку, поинтере-совался:
Ты с какого дуба рухнул? - Его русский друг из ICQ рекомендовал именно так разговаривать с таксистами в аэропорту. Кроме того, Николасу очень нравилось это выражение.. - Тридцать.
Сорок, и поехали, - нимало не удивившись (видали мы всяких!) ответ-ствовал таксист. И они поехали.
Пожив недельку в "Тверской" и близко познакомившись с местными девушками легкого поведения, Николас пришел к выводу, что этот город ему нравится. Здесь было иногда страшновато, но скучно не было вовсе. И он решил остаться.
Жить в гостинице ему показалось дорого, даже для человека богатого, и русский друг с непроизносимым именем Всеволод предложил:
У меня есть квартира, далеко от центра, правда, в Паскудниково, зато отдам за сто баксов в месяц. А хочешь - вон, у знакомой ресторан, иди к ней работать, точно повеселишься.
Знакомая, красивая блондинка с голубыми глазами (Николас очень лю-бил блондинок, но относился к ним с осторожностью), внимательно по-смотрев на Николаса, предложила ему "для начала" триста долларов в месяц за работу вышибалой. Николас пожал плечами и встал. Следующее предложение - пятьсот и метрдотель, испытательный срок три месяца - по-зволило ему снова сесть, не теряя лица. Сторговались они на шестиста долларах в месяц. Можно было поторговаться и еще, но Николасу очень понравилась блондинка Инесса, несмотря на то, что в ее голубых глазах, казалось, все время щелкал калькулятор...
Николас жил в квартире друга в районе, ласково называемом Паскудни-ково и работал в маленьком ресторане без вывески в самом центре Москвы. В ресторан ходила только избранная публика, играла приятная живая му-зыка, отменно кормили и гостей, и персонал; сама хозяйка ежевечерне присутствовала в главном зале, заглядывала на кухню и в кабинеты, и же-стко утверждала спокойствие и порядок.
Одно было нехорошо - до дому Николасу приходилось ехать на по-следней электричке, поскольку дом стоял сразу же за спиной у платформы, нужно было только пройти через небольшой сквер.
Однажды вечером он сел в привычный четвертый вагон, и сразу почув-ствовал, что дело плохо - в вагоне веселилась компания подростков лет пятнадцати - шестнадцати: плохо одетые, прыщавые, с громкими резкими голосами, руководимые взрослым парнем лет двадцати пяти - двадцати восьми. Они окружили скамейку, где сидел Николас, и в стандартной ма-нере шпаны стали требовать закурить, огня, выпить, интересовались, с ка-кого дерева он слез... Николас молчал, они становились все наглее, и он уже сжался в пружину, чтобы, распрямившись, бить, сколько хватит сил - но в этот момент с соседнего сидения поднялся совершенно пьяный пол-ковник в форме внутренних войск, отшвырнув главаря, встал рядом с Ни-коласом, и жутким хриплым шепотом сказал:
Ша!
В руке полковника недвусмысленно поблескивал вороненой сталью пистолет, Николас встал с ним рядом и развернул плечи - и наглых юнцов словно смыло.
К половине пятого утра Николас, пьяный в хлам, выгрузился-таки на нужной ему платформе. Он совершенно не знал, где они с полковником были, но твердо был уверен, что приобрел друга навек. Правда, как зовут друга, он тоже не помнил, но это было и неважно, для такой великой муж-ской дружбы вообще все неважно. Твердым шагом он сделал несколько шагов в сторону сквера, и замер, мгновенно протрезвев. Впереди, справа и слева на него надвигалась стая бродячих собак, ему показалось - штук сто.
Когда в шесть местные работяги потянулись к родимой электричке, в чахлом скверике у платформы их ждало незабываемое зрелище: на высоком и совершено голом тополе, почти на самой его вершине, сидел хорошо одетый, иссиня-черный от холода негр, и, щелкая зубами, сорванным голо-сом хрипел:
Помогите! Спасите меня, пожалуйста!
На следующий день Николас и явился к Марине.
Шопотом, сорванным от смеха голосом, Марина умоляла Инну пере-стать, остановиться, дать отдышаться - но все было напрасно, и увлека-тельная история была досказана. Отдышавшись, они сварили и выпили кофе, обсудили, как идут дела в Инкином ресторанчике и расстались - мо-жет, на пару дней, а может, опять на год. Кто может быть в чем-то уверен-ным в этой сумасшедшей московской жизни?
В новые служебные обязанности Марина погрузилась с головой. Она с удивлением обнаружила в себе организаторскую жилку, и, наряду с напи-санием плановых статей и затыканием неплановых "дырок" маленькими заметками, лихо решала всяческие организационные вопросы - от взятия на работу нового курьера до редакционных планов на ближвйший год. Домой она в понедельник приползла полумертвая, почти в десять вечера, от усталости не хотелось даже есть. Ксении, конечно, не было дома, она с пятницы ночевала у подруги на даче, о чем информировал автоответчик, и следовательно, можно было не заниматься ужином, не поддерживать бесе-ду, и вообще - расслабиться.
Марина набросала в широкий стакан побольше льда, налила хорошего шотландского виски ("на два пальца", как положено - усмехнулась она сама с собой) и завалилась на диван с ухваченным сегодня на столе Вити Кравцова детективом. Единственная зажженная лампа над диваном бросала кружок желтого света на страницы книги, на подушку, на Маринины ноги, укутанные пледом. Телевизор тихо бурчал что-то невнятное, словно плохо пережеванный гамбургер в желудке проголодавшегося командировочного. Кубики льда таяли в стакане, разбавляя золотистую жидкость до соломен-ного цвета. Темно и тихо было вокруг, весь мир словно сузился до разме-ров этого желтого круга под лампой, будто и не было суматошного рабочего дня, шумной и ярко освещенной комнаты редакции, кучи ненуж-ных звонков...
