– Не господин, а гражданин, и не Пупянский, а Пумпянский, – мрачно поправил тот.
– Все равно. Вы знаете, господин Пупянский, казаки возмущены вашими действиями против меня и не прислали на заседание ни одного своего делегата. Вам это о чем-нибудь говорит?
Пумпянский обеспокоенно закрутил головой.
– Вы – интриган! – с пафосом воскликнул Семенов и угрожающе ткнул в Пумпянского пальцем.
– Да я… – вскинулся он в председательском кресле.
– Сидеть! – рявкнул Семенов. – Объясняться будете потом, когда приговор станут приводить в исполнение! – Повернулся к людям, сидящим в зале: – Если кто-нибудь вздумает покинуть свое место без моего разрешения, казаки, стоящие у входа, будут стрелять без предупреждения. Ясно?
Пумпянский снова вскинулся в своем кресле.
– Сидеть! – вторично рявкнул на него Семенов. Прошел к столу председателя, положил кулаки на сукно рядом со стеклянным графином – непременным атрибутом всех говорливых заседаний – и глянул Пумпянскому в глаза: – Ну и что вы хотите со мной сделать? Рассказывайте!
У Пумпянского дрожали губы, он прикладывал к ним ладонь, пытаясь унять дрожь, но это не помогало. Пумпянский не ответил – он не мог говорить.
– Значит, так, мое условие такое. – Семенов повернулся к залу. – Арестовывать вас я пока повременю. Сейчас – немедленно расходитесь по домам. Через два дня соберемся на заседание снова. При моем участии… – Он рассмеялся. – На нем мы и решим, что со мною делать. Понятно?
Из зала, сразу из нескольких мест, донеслось робкое: «Понятно».
– А теперь по домам – разойдись! – скомандовал Семенов.
Подобные штуки Григорий Михайлович Семенов потом проделывал не раз – он оказался великим мастером по этой части. И почти всегда – за редким исключением – выигрывал с-хватки.
Пока собравшиеся, опасливо косясь на крутого есаула, покидали атаманский дом, Семенов подозвал к себе Бурдуковского и приказал ему:
– Срочно собирай вещи! Через два часа мы должны покинуть Читу.
Бурдуковский помчался выполнять приказание, а Семенов, поигрывая плеткой, пошел в шашлычную к казакам: уж коли пригласил их на обед, то надо угостить станичников так, чтобы обед этот остался у них в памяти до конца дней…
Напоил Семенов земляков знатно, половина из них не могла держаться на ногах, ползала по шашлычной на четвереньках – всех напоил и накормил, сам же прыгнул в пролетку, подогнанную Бурдуковским, и понесся на станцию – надо было успеть к маньчжурскому экспрессу.
Вместе с Семеновым и Бурдуковским Читу покинул и Замкин – совдеповец боялся, что его раскроют и тогда ему не поздоровится.
Вышел Семенов из поезда в Даурии – небольшой, неожиданно оказавшейся шумной станции. Здесь была власть казаков и никакими солдатскими комитетами да советами не пахло. Хотя совдеп все-таки имелся, но он влачил жалкое существование.
На следующий день в Даурии появился войсковой старшина барон Унгерн[39]. За ним – хорунжий Мадиевский, подхорунжий Швалов и другие. Семеновцы стали собираться в кулак. Есаул не замедлил выступить перед ним с речью.
– Все, игры кончились, – сказал он. – Мы вступаем на путь вооруженной борьбы с большевиками. Они нас предали – заключили с немцами договор, которой унижает нас. Брест-Литовским называется… Как комиссар Временного правительства я отказываюсь подчиняться этой власти. У меня все!
Собравшиеся поддержали Семенова, ни один не выступил против. А младший урядник Бурдуковский, покраснев – горячая кровь у него была размешана холодом, – вскочил с места и взметнул над головой кулаки:
– Все на борьбу с большевиками!
В Даурии нашелся свой Замкин. По фамилии Березовский. Член совдепа не только местного, но и совдепа Читинского. Кроме того, в Даурии он занимал довольно приметную должность коменданта станции. Семенов пригласил его к себе на чай с баранками и кедровой настойкой и после десяти минут сидения за столом понял, что гость – «человек никудышный, крайне вздорный и бестолковый, но с повышенным самомнением…». Это болезненное самолюбие в свое время сослужило Березовскому плохую службу – он попал под суд, угодил в дисциплинарный батальон; после революции, изобразив из себя рьяного борца с царизмом, благополучно избавился от всех ярлыков и дисциплинарных «хвостов»…
– Я предлагаю вам перейти ко мне на службу, – сказал ему Семенов после второй стопки великолепного горького напитка, пахнущего сухими орехами и давленой тонкокожей скорлупой, глянул на Березовского в упор. У того, бедного, на лбу выступил мелкий блесткий пот.
Березовский молчал. Только кадык у него на шее дернулся вверх, потом шлепнулся вниз. Семенов, услышав влажный звук, понимающе улыбнулся.
– Как военный комиссар Временного правительства[40] я через несколько дней произведу вас в прапорщики, – произнес Семенов торжественно, – иначе что же такое получается: вы занимаете такую приметную должность, командуете людьми, а на погонах у вас не то чтобы звездочек – даже лычек нет… Непорядок.
По неожиданно повлажневшим и потеплевшим глазам Березовского Семенов видел – тот клюет.
– Чем я могу вас отблагодарить? – сглотнув слюну, спросил гость хриплым шепотом.
– Чита вам доверяет?
– Вполне.
– Будете передавать в Читу, в совдеп только ту информацию, которой буду снабжать вас я. Все остальное – задерживать и класть мне на стол. Больше ничего не надо.
«Пользуясь полным доверием Читинского совдепа, он своей тенденциозной информацией спутал все расчеты Читы, – написал впоследствии Семенов об этом человеке, – и удержал ее от активных действий против меня в такой момент, когда мою деятельность можно было легко пресечь без всяких усилий».
Ставку Семенов решил сделать на генерал-лейтенанта Дмитрия Леонидовича Хорвата[41] – управляющего КВЖД. Денег у Хорвата было много, а вот собственных боеспособных частей – ни одной. Хотя времена наступали смутные и железную дорогу надо было защищать. Поэтому Семенов собрался поехать к Хорвату с предложением сформировать отдельную казачью бригаду. Для совместных нужд, как говорится.
Для начала Семенов отправил к нему поручика Жевченко с письмами, и тот вскоре по железнодорожной связи сообщил неутешительное:
– Генерал Хорват не собирается бороться с большевиками. Собственные воинские части ему не нужны.
– Как же он в таком разе собирается защищать железную дорогу?
– Хорват ведет переговоры с китайскими властями. Предлагает им ввести свои войска в полосу отчуждения КВЖД.
Это было неприятное известие.
В это время Иркутский совдеп, согласовав вопрос со Смольным, назначил нового управляющего железной дорогой – большевика Аркуса. Он обитал в одном из поселков КВЖД, постоянно менял квартиры и собирался ехать в Иркутск за инструкциями и соответственно – за мандатом. Семенов, узнав об этом, усмехнулся, расправил усы и подкрутил на них колечки.
Попытка смены власти на КВЖД не удалась, как потом отметил Семенов, «исключительно благодаря моему своевременному вмешательству, которое повлекло за собой окончательный мой разрыв с советской властью».
Когда поезд, на котором Аркус следовал в Иркутск, остановился на станции Даурия, в вагон, где располагался новый управляющий КВЖД, ворвалась группа казаков и выволокла новоиспеченного «генерала» на перрон. Семенов не собирался его долго держать в кутузке – ну, неделю-две, не больше: ему важно было сбить с него начальственную спесь, а если Аркус заявит, что в Иркутск не поедет – и вообще отпустить его, и сделать это незамедлительно, посадить на поезд, уходящий в глубину Китая, и помахать вслед белым платочком.
Любой нормальный человек на месте Аркуса поспешил бы принять эти условия и бегом бы устремился в поезд, уходящий на восток, но только не Аркус. Он повел себя иначе. Презрительно смерил Семенова с головы до ног и проговорил сквозь зубы, сплевывая слова, будто подсолнуховую скорлупу: