— Уле! Он невинный совсем.
— Ты упоминал, что ему какой-то парнишка в общественном месте минет сделал. И что Шин в постель к тебе нагишом преспокойно полез, спал себе в обнимку и не краснел. Ты мог в любой момент дотянуться и облапать его спелый банан с орешками. Мог покувыркаться не хуже, чем с Котом — если б не витал в ванильных облаках. Всё ещё уверен, что он чист как младенец?
Не уверен. И возразить мне нечего. Но пока Шинни был рядом, безмятежный и ясноглазый, просто не верилось, что ему хотелось чего-то настолько неромантичного. И даже когда я сам был во власти похотливых демонов — разве мог допустить мысль о непристойном влезании в его попу? Я знаю, что был пьян в хламину, дым и щепки и что в похожем состоянии я впервые переспал с Кисо. И ни фига тогда не было стыдно, несмотря на грязь и аморальность. Или было?.. Я запутался и хочу подумать о чём-нибудь более приятном. Мне всё равно не удастся избавиться от двойных стандартов и перестать быть милашкой с одними и мудаком — с другими.
Приехали. Уле шныряет по кладбищу как у себя дома, ориентируется, будто сам тут лет десять назад был похоронен. Я озираюсь в поисках мелких немецких детишек, ряженых в чёрное, но вдоль ровно подстриженных аллей только воробьи прыгают. Не мрачно у них тут, не заросло всё и не оплелось паутиной, не готическая атмосфера, короче, нифига не располагающая к молитвам Сатане, как например, в колоритных фильмах Бёртона. Надо было нам какое-нибудь старое заброшенное кладбище выбирать, чтоб сквозь сорняки не продраться было, чтоб сердце в пятки, чтоб бурелом под ногами, чтоб от внезапного завывания ветра мамочку звать хотелось, чтоб…
А где Уле?
Уле, бля! Взял и пропал на ровном месте! Тут же спрятаться негде, абсолютно лысая благоустроенная площадка! Ярко горящие фонари, ухоженные могилки, красивые цветочки, зелёный газон и белые таблички. И как можно было посреди этого некрофильского рая бесследно испариться? За считанные секунды… Неужели грибов переел и рухнул где-то тихонько без чувств, экстремал недорезанный? Настолько эффектно свалить в качель даже у Копперфильда не получалось.
— Бон! Бо-он, ёбаный ты в рот, Машина!
Охренеть. Ни ответа ни привета. Во все стороны гробы, дорожки, кресты и камни торчат, три далёких дерева за поворотом к центру кладбища, метрах в ста, не меньше, и я — четвёртым деревом, озверевшим и глазастым. Пялюсь, медленно и беззвучно поворачиваясь, чтобы уловить малейшее движение. Если кто-то шевельнётся, пусть только попробует вскочить или проползти мимо меня незаметно. Убью. И похороню на месте, уже окончательно.
Шевеление заметил. Не то, правда, которое хотел. На параллельной дорожке дюжина чёрных полукруглых надгробий, и на одном — контрастно белый лист. Полетел было по ветру, но я поймал. Бумажка оказалась обычным рекламным проспектом: магазин сувениров “Kannewelt”, уникальные вазы и кувшины, декоративные изделия из цветной глины под заказ, телефончик, адрес в Берлине. Никаких маркировок и дополнительных надписей нет, но понимаю, что проспект — для меня, оставлен нарочно. Грёбаные подростковые игры в «найди и принеси». И Уле как сквозь землю провалился. И сатанистов нет, дошло уже, что и не было их тут никогда, а чья-то очень хитрая задница сочинила их предлогом, чтобы… ну, как минимум выманить меня из отеля. А вот зачем — предстоит ещё узнать. И во второй раз за отпуск я спрашиваю — нахрена я красился?! С люминесцентными тенями битый час провозились, с балахонами… Ох, чую, чьей-то жопе скоро не поздоровится, даже целая банка вазелина не спасёт.
Обратно в город ехать было невесело. Абонент Уман предсказуемо находился в полной отключке, набирать Кота я не стал принципиально, а жаловаться Эмилю — рано. Я взрослый мальчик, уж как-нибудь разберусь с творящимся дурдомом. И ехать ни в какую глиняную лавчонку не буду по тупому приглашению.
Сорок пять минут спустя я тем не менее вовсю шарился по “Kannewelt”, проклиная злокозненных друзей, что хуже врагов, ловко сыгравших на моём любопытстве. Хозяева лавки о шизанутом квесте были предупреждены: как дорогого гостя приняли, показали все полки с крамом и разрешили трогать их, пока я не найду, что должен. А что я должен найти? Господи, таким ослом, идущим за свисающей с верёвочки морковкой, я в своей жизни, богатой на провалы, нечасто себя чувствовал.
Магазин официально закрывался в восемь вечера, сам я прибыл туда около полуночи. Как много заплатили немцам, чтоб я тут всё вверх дном перевернул? Восемь стеллажей, пять застеклённых витрин, три подоконника и один прозрачный шкаф. Я перетрогал столько присыпанных пылью мисочек, вазочек, горшочков и кувшинчиков, что кожа на руках ссохлась и чесалась. Спасибо, что меня не отвлекали, не заставляли общаться о погоде, политике и валютных котировках с терпеливо ждущими торговцами. Взгляд одного горячо буравил мне затылок, когда некоторые изделия слишком сильно звенели о полки или друг о друга. Но ничего я не разбил. Когда в уже абсолютно никакой выжатой кондиции перевернул очередную полую фигурку какого-то животного, возможно, медведя-эмблему города — не сразу понял вообще, что из неё что-то выпало. Опять бумажка. Бумажка, небрежно скомканная в шарик. Надеюсь, это не флаер-приглашение к стоматологу, белозубо обещающее пятипроцентную скидку.
Нет. Ну, вроде. “Style is war” гласила находка. Три больших непонятных слова забубенно-дизайнерским шрифтом на всю ширину листочка в клетку.
— И это всё, förbannade fitta¹?! — вскричал я вслух, не вытерпев. Опомнился, коротко извинился перед шокированными бюргерами и выбежал.
Материться буду в отеле. Разнесу пару-тройку паршивых керамических ваз там. Выебу нерадивого администратора, который примчится их спасать. Выебу Уле, если этот мазафакер уже выбрался с кладбища и на моей постельке с невинной рожей сидит, грибной суп лакает, меня ждёт. Выебу телевизор — просто потому что бесит. Выебу еду, которую принесут на ужин. И человека, который её принесёт, тоже выебу. И затем, возможно, но не факт — успокоюсь. А, ещё швейцару фэйс подправлю, чтоб не ухмылялся сытой гиеной. Несложно сообразить, чем всё кончится. Охране отеля придётся вызывать из-за меня полицейский наряд. Ну и славно. Ну вот и повеселимся. Давно я за решёткой за буйное поведение не сидел.
«Не боишься снова пострадать от предсказуемости, шлюхоёб?»
И тебя, Эмиль, выебу. Чтоб твой воображаемый голос в моей голове не умничал в самый неподходящий момент. Всех выебу, крикнуть «помогите» не успеют!
Но голос, к сожалению, был прав. Едва я высадился у «Ритца», ко мне галопом подоспела целая бригада заранее проинструктированных и прекрасно обученных людей, не в чёрных форменных куртках, правда, как вся местная полиция, а в зелёных халатах. Врачи. Врачи?! Skit också!
Я ринулся обратно к медленно отъезжавшему такси, но они были быстрее. Сволочи. Схватили, я даже начать отбиваться не успел. Сразу четыре пары сильных и вежливых рук, и пятая, самая вежливая и деликатная — возникла у моей шеи с коротким шприцем.
— Тихо, тихо, ситуация под контролем, герр Бергх. Дышите ровно, один маленький кусачий укол — и вам станет бесконечно приятно…
Шёпот был странный, не мужской, не женский, но сексуально горяченький такой. Я это понял даже на грани потной озверелости, а затем — за гранью, погружаясь в возмущённый полуобморок. Уши и глаза как ватой забило, очень белая темнота, очень плотная тишина. И в довершение — кто-то наклонился ко мне, осторожно уложенному на носилки, и злонамеренно оставил поцелуй на моих онемевших губах, через плёнку, нет, через быстро толстеющую преграду из моих отмирающих нервных кончиков. Я знаю, органы чувств откинулись временно, передают искажения, спят и видят грибные сны, но почему именно сейчас всякие разные пухлые шлюхогубы мне так нравятся? Чьи они? Кисо? Skitunge², теперь моя последняя мысль перед нирваной будет о противном носатом придурке! Ненавижу!
Темнота. Тишина.
Кисо…
Нирвана окрашена в цвет его глаз.
Нет, это какая-то подстава.
