Стул немного сдвинулся. Раздался скрежет, и стул упал. Он вошел в мою комнату. Свет звезд озарил его лицо, жуткое, похотливое и непреклонное.

Я вскочила с кровати, встала с другой ее стороны и наставила на него пистолет.

– Если подойдете хоть на шаг, я выстрелю, – заявила я.

Он удивленно уставился на меня.

– Черт возьми, а вы меня ждали, – сказал он.

– Я слишком многое о вас знаю, – выпалила я в ответ. – Убирайтесь, если не хотите получить пулю.

– Бешеная, – прошипел он.

– Да. И запомните это. Вы пожалеете, если сделаете еще один шаг.

– Вы не сможете в меня выстрелить.

– Смогу. И выстрелю.

– Вы готовы хладнокровно убить меня? В моем собственном доме?

– В вашем доме, но не хладнокровно. Кровь у меня кипит от ненависти к вам. Я презираю вас. Я не верю вам. Вы не человек. Вы самая низкая форма животного. Думаете, я не знаю, что здесь происходит? Я хотела забрать с собой Фелисити, но она отказалась из-за какого-то извращенного чувства долга. Долга перед кем? Перед вами! Перед тем, кто называет себя мужчиной. Отойдите, или я выстрелю.

Он уже справился с первым удивлением.

– Ну, будет, будет, – сказал он. – Я просто зашел справиться, как вы. Мне показалось, я услышал шум… Как будто кто-то крался по коридору.

– Наверное, это ваша любовница к вам шла.

– Я подумал, это каторжники…

– Это не каторжники. Уходите, если вы еще хотя бы одной ногой ступите в эту комнату, пока я здесь, я буду стрелять без предупреждения.

– Бешеная. Дикая кошка. Вы – тигрица. Я бы не обидел вас. Вы нравитесь мне. Я бы мог даже полюбить вас. Мне нравятся женщины с характером. Если бы вы только захотели узнать меня получше…

– Я знаю все, что нужно знать, и, чем больше я вас узнаю, тем сильнее презираю.

– Дайте шанс.

– Уходите.

– Вы же это не серьезно, правда?

Он стал перемещаться в сторону, надеясь обойти кровать.

– Серьезно. Еще один шаг, и я стреляю. Я не промахнусь. Вы сами сказали, что я хороший стрелок.

– Но вы станете убийцей.

– Я прострелю вам ногу. И это будет самообороной. Я всем расскажу, что вы явились в мою комнату, намереваясь изнасиловать меня. Я расскажу, что вы свою экономку укладывали в кровать со своей женой. Немного у вас останется друзей, даже здесь, на этой дикой земле, после того как я расскажу все, что о вас знаю.

И вдруг в одну секунду я поняла, что победила. Он посмотрел на меня с ненавистью и зашипел:

– Ну хорошо, сука, волчица. Думаете, вы такая драгоценная? Убирайтесь прочь из моего дома. Немедленно.

– Утром я сразу же уеду.

– И куда вы поедете? Будете спать под открытым небом? Вряд ли это устроит вашу светлость.

– Я поеду в трактир. В понедельник я на дилижансе поеду в Сидней. Если у них не окажется свободной комнаты, я буду спать где угодно, хоть на скамейке. Мне все равно. Лишь бы подальше от этого места.

– И езжайте, – бросил он. – Скатертью дорога.

С этими словами он вышел из моей комнаты, отбросив ногой стул и грохнув за собой дверью. Ноги у меня подкосились, и я опустилась на кровать. Теперь, когда уже не надо было держать себя в напряжении, руки мои затряслись так, что я выронила пистолет. Зубы застучали. Я подумала, что, если он сейчас вернется, я не смогу ему противостоять.

Я лежала ни жива ни мертва, но все мои чувства насторожились. Я услышала, что он спустился вниз, и стала ждать его возвращения, пытаясь унять дрожь. Завтра я должна уехать. Я поскачу в трактир и попрошусь переночевать. Наверняка кто-нибудь приютит меня, ведь всего-то на одну ночь. А в понедельник утром я уеду. Этот отвратительный кошмар закончится.

Что он делал там внизу? Я услышала какой-то звук.

Прошел час. Руки и ноги перестали дрожать. Пистолет из рук я уже не выпускала.

А потом я снова услышала его шаги. Он поднимался по лестнице. Я прильнула к щели в двери. Мне было слышно, что он что-то бормочет себе под нос, а потом показалась его высокая фигура. Он шел, немного покачиваясь. Наверное, он был сильно пьян.

На верхней ступеньке лестницы он остановился, постоял, как будто собираясь с мыслями, и пошел в комнату с балконом.

Прошло не больше пяти минут, я все еще стояла, прислушиваясь, у двери, когда грянул выстрел.

Сразу сообразив, где стреляли, я с пистолетом в руке бросилась в коридор и распахнула дверь их спальни.

Стеклянная балконная дверь была открыта. Я увидела Фелисити. Она стояла на балконе, вцепившись в поломанные перила.

– Фелисити! – закричала я. – Что случилось?

Она хотела что-то сказать, но из открытого рта не вылетело ни звука. Покачав головой, она указала на балкон.

Я увидела, что в перилах выломанных балясин стало больше, а передняя их часть почти полностью провалилась. Я вышла на балкон и посмотрела вниз. На земле под балконом лежал Уильям Грэнвилл. Рядом валялся пистолет.

Он лежал неподвижно, в какой-то неестественной позе, похожий на большую сорвавшуюся с нитей марионетку.

Я инстинктивно поняла, что он мертв.

В тот понедельник я не уехала на дилижансе. Я осталась с Фелисити. Я забрала ее из той комнаты дурных воспоминаний и уложила на свою кровать, которая была достаточно широка для двух человек. Фелисити была не в том состоянии, чтобы оставаться одной.

Она оцепенела. Остекленевшие глаза смотрели прямо вперед. Я начала волноваться о ее разуме.

Моя память не сохранила четких воспоминаний о последовавших днях. Я помню, что дом наполнился людьми, они то входили, то выходили. Тело Уильяма Грэнвилла унесли. Умер он от выстрела в голову.

Потом из Сиднея приехали полицейские и стали задавать вопросы, много вопросов.

Они хотели знать, как он упал.

Он прислонился к перилам балкона, и те провалились.

Я держалась спокойно. Фелисити не рассказала мне, что произошло, а я боялась спрашивать. Я чувствовала, что у нее может начаться истерика, и я не знала, что она будет говорить, если это случится.

Где-то в глубине моего сознания тлела тревожная мысль, что терпение Фелисити дошло до предела и что это она сделала роковой выстрел. Я прекрасно понимала, как это могло случиться. Я сама была готова выстрелить в него. Существуют границы, за которые лучше не выводить даже самого кроткого из людей.

Больше чем чего бы то ни было, мне хотелось покинуть это место. И я хотела забрать Фелисити с собой. Что бы ни произошло в той комнате, это осталось в прошлом. Я хотела успокоить ее, утешить. Я понимала, через что она прошла.

Согласно главной версии, Уильяма Грэнвилла убили беглые каторжники. История Пикеринга была у всех на устах, и все знали, на что способны эти люди.

Я рассказала, что покойный чуть раньше заходил в мою комнату, что он говорил, будто слышал крадущиеся шаги, и подозревал, что это каторжники.

По большому счету, я не сказала ни слова лжи.

Многие заметили, что после случая с Пикерингом он постоянно остерегался каторжников. Да их все боялись.

Посчитали, что он услышал шаги во дворе, взял пистолет и вышел на балкон. Всем было известно, что балкон давно нуждался в ремонте. Одной балясины не хватало уже несколько месяцев. Нетрудно представить, как все могло произойти. С пистолетом в руке он вскочил на балкон, забыв, что деревянные перила прогнили, оперся о них и, падая, случайно выстрелил в себя. При падении пистолет выбило у него из руки, поэтому он оказался в нескольких футах от тела.

Саванна забрала еще одну жизнь.

Думаю, что дома это дело стали бы расследовать более тщательно. Но здесь человеческая жизнь ценилась дешевле. Все здесь были, можно сказать, первооткрывателями, новая страна только начинала создаваться, поэтому их подстерегало больше опасностей. Внезапная смерть не была здесь редкостью.

Миссис Макен рассказала о том, что нам всем выдали пистолеты после налета каторжников на дом Пикеринга. Мистер Грэнвилл, она знала это, не хотел, чтобы женщины были беззащитными.