Я посмотрела на него.
– Реймонд, вы коварный человек. Я никогда не думала, что вы способны измыслить такой вероломный план.
– Когда человек влюблен, он способен на многое, – ответил Реймонд.
Я написала отцу, и ответ пришел незамедлительно. Он будет рад меня принять.
Его жена Маргарета, сыновья Ян и Карл и маленькая Вильгельмина с нетерпением ждут встречи.
Я показала письмо бабушке М.
– Хм, – только и сказала она, но, по-моему, осталась довольна.
Реймонд пришел в восторг.
Он посоветовал:
– Хорошо бы вам провести с ними месяц.
– Месяц! Но мне так хочется побывать во Франции и Германии…
– Я думал, вы смотрите дальше.
Я улыбнулась ему и подумала: «Я люблю вас, Реймонд Биллингтон. И почему я не могу решиться? Может быть, когда мы уедем…»
Но я поднялась в комнату одна. Там было очень тихо, лишь ветер шумел в ветвях тиса за окном.
Я посмотрела на кровать, на комод, в котором нашла дневник… надеясь, как всегда, бывая здесь, увидеть какой-то знак, быть может, услышать голос Анны Алисы, обращающейся ко мне сквозь годы.
Ничего. Я даже заметила, что в голову полезли мысли о том, что нужно будет взять в дорогу. И я вдруг поняла, что кошмарные сны перестали меня преследовать, после того как Реймонд предложил мне сопровождать их семью в Европу.
Амстердам очаровал меня с первого взгляда. Я не могла поверить, что в мире может быть другой такой город. Я не сомневалась в этом тогда, когда видела всего лишь несколько городов, и даже сейчас, повидав многое, я все еще верю в это.
Стоит он в устье реки Амстел на берегу залива Зейдер-Зе и разделен рекой и каналами на почти сотню небольших островов, которые соединяются тремя сотнями мостов.
Дом отца, большой, внушительный, стоял на канале Принсенграхт. Принсенграхт, Кейзерсграхт и Херенграхт – на этих каналах сосредоточены почти все большие здания города. По виду это был типичный голландский дом: лестница с начищенными до блеска медными перилами, идущая от двери дома на улицу вдоль стены, а не от нее, богато украшенные фронтоны по обеим сторонам. Внутри дом казался еще большим, чем снаружи. Однако больше всего меня поразило то, что там все сверкало. Чистота была главной особенностью этого дома. Полы мраморные, стены выложены нежно-голубой и белой плиткой, которая, как мне показалось, была нужна для удобства мытья, двери украшала искусная резьба, рядом с большими окнами стояли зеркала, чтобы можно было без труда наблюдать за тем, что происходит на улице. Мебель была значительно проще, чем у нас дома.
Поначалу дом мог показаться холодным, строгим, но это было не так. Едва перешагнув порог, я оказалась окружена теплом. Мачеха, полная женщина с круглым лицом, ослепительно чистой кожей и лучистыми голубыми глазами, понравилась мне сразу. Поначалу она немножко нервничала, что, наверное, вполне естественно. Я взяла ее за руки и поцеловала. Она слегка зарумянилась, лицо ее сделалось таким счастливым, что я тут же прониклась к ней расположением. В тот миг мне вспомнилась та часть из дневника Анны Алисы, в которой она узнает, что Лоис Гилмор станет ее мачехой. Как странно, что у нас обеих были мачехи! Однако на этом заканчивалось сходство Маргареты и Лоис Гилмор. Нужно перестать постоянно думать об Анне Алисе и сравнивать ее жизнь с моей.
Меня представили братьям и сестре.
Как это трогательно – знакомиться с собственной семьей! Первой моей мыслью было: какие мы глупые, что не встретились раньше. А потом меня охватило чувство благодарности к Реймонду за то, что он организовал эту встречу.
Яну было пятнадцать, Карлу – двенадцать, а Вильгельмине – девять.
Дети обступили меня, и Ян признался, что ужасно рад познакомиться со старшей сестрой, которую никогда прежде не видел. Они бегло разговаривали по-английски. В доме использовался и нидерландский язык, так что дети говорили на двух языках и никаких сложностей с пониманием не возникло.
Все они мне очень понравились, и я была сражена, увидев, как они рады меня видеть. Особенно меня привлек старший, Ян, потому что напомнил мне Филиппа. Он был точной копией пятнадцатилетнего Филиппа, и у меня слезы на глаза наворачивались, когда он называл меня сестрой.
Отец это понимал, и я догадалась, как сильно он жалел о том, что наше с Филиппом детство прошло вдали от него.
К Биллингтонам они отнеслись очень гостеприимно, и отец поблагодарил их за то, что они взяли меня с собой. Я должна была поселиться в доме на Принсенграхте, и Грейс предложили пожить со мной. Мужчины на время пребывания в Амстердаме сняли номера в ближайшей гостинице.
Просто удивительно, как быстро мы познакомились и сблизились. Ян не отходил от меня ни на шаг. Ему хотелось показать нам весь город. Он ходил с нами на прогулки по городу и с искренним удовольствием выполнял обязанности проводника. Ян с гордостью рассказывал о достопримечательностях, водил нас на высокий мост, где река Амстел входит в город, катал по каналам, показывал живописные дома и возил на окраины, где мы увидели ветряные мельницы, которые теперь использовались для помола муки.
Биллингтоны планировали задержаться в Голландии всего на неделю, и, как меня ни тянуло повидать другие страны, покидать вновь обретенную семью мне не хотелось. Я несколько раз говорила об этом с Реймондом.
Он сказал:
– Вам здесь так рады. У вас рождается связь с этими людьми. Если вы уедете сейчас, то дальше будете плыть по течению, как и раньше. Да, вы навели мосты, но у нас в планах было другое.
– Думаете, я должна остаться у них на весь месяц?
Он кивнул с довольно мрачным видом.
– По-моему, это правильное решение. Вам нужно заставить их почувствовать, что вы хотите быть с ними больше всего на свете. Они должны проникнуться мыслью, что являются для вас семьей. Вы с Яном, кажется, особенно сошлись. Вас что-то соединяет. Мне кажется, было бы хорошо… если это возможно… чтобы вы забрали его с собой в Англию.
– Думаете, они его отпустят?
– Не знаю. Но я не вижу причины, почему бы его не отпустить. Предположим, он сам этого захочет. Почему бы ему не навестить бабушку? – Реймонд взял меня за руки. – Наши планы начинают осуществляться. Вы хотите отправиться в путешествие, которое для вас так много значит. Когда вы найдете ответ, который ищете, мы поженимся. Но я вас достаточно хорошо знаю, чтобы понимать: вы не обретете покоя, пока не узнаете о судьбе брата. Я мог бы сказать: выходите за меня, и я отвезу вас туда, но это было бы все равно что взятка. Как я ни мечтаю о браке с вами, я не хочу добиваться этого таким способом. Кроме того, мне будет очень непросто оставить отца и наше дело так надолго. Без меня ему будет очень нелегко. Но я считаю, что это выполнимо… Если сильно захотеть, добиться можно чего угодно. Нет, на самом деле я хочу, чтобы вы вышли за меня по правильной причине… Я непонятно изъясняюсь, да?
– Нет, – ответила я. – Все очень понятно. Вы редкостный человек, Реймонд.
– Означает ли это, что я вам хоть чуть-чуть нравлюсь?
– Не чуть-чуть. Вы мне очень нравитесь. Иногда я корю себя за то, что сразу не согласилась выйти за вас. Спасибо вам… Спасибо за помощь. Вы думаете, я смогу убедить их разрешить Яну вернуться со мной в Англию? Вы думаете, он понравится бабушке? Я уверена, вы правы. И в душе вы думаете, что Филипп уже никогда не вернется и что Ян не только заменит его для бабушки и меня, но и унаследует дом и все остальное.
– Боюсь, расчет у меня уж слишком тонкий, а жизнь не всегда складывается так, как хотелось бы нам, но да… в общих чертах примерно так я это себе представляю. И даже если вам придется отказаться от своей мечты, которая, прошу прощения, представляется мне несколько дикой, и вы не отправитесь на поиски брата, я не сомневаюсь, что Ян очень поможет… нет, не забыть, а приуменьшить вашу печаль.
Я сказала:
– Грейс не захочет оставаться в Амстердаме.
– Этого я не знаю.