СЕКРЕТНО: СРОЧНО: NOFORN.

ТЕЛЕГРАММА

Сеул, 24 января 1968, 1405Z.

Главком силами ООН в Корее,

командующий американским контингентом

в Республике Корея генерал Бонстил —

командующему Тихоокеанским флотом США

адмиралу Шарпу.

По окончании встречи в Панмунчжоме я информировал министра обороны Республики Корея в режиме секретного брифинга… Министр был очень эмоционален и раздражен. Он язвительно заявил, что США немного сделали после северокорейского налета, нацеленного на убийство президента Пака, спокойно садятся за стол переговоров в Панмунчжоме. Зато в случае с «Пуэбло» без ведома и согласия Республики Корея посадили на авиабазе Осан американские истребители F-105, выдвинули авианосец «Энтерпрайз» и вообще выглядели готовыми рискнуть развязать войну. Он сказал, что временно воздержится от карательных набегов против Северной Кореи, но если северокорейцы сделают еще раз нечто подобное, он ничего не может обещать.

Бонстил.

Корейцы заставили Бучера наблюдать предсмертные муки захваченного южнокорейского агента. Он висел на цепях, будучи прикован к стене. Правая рука была сломана, обломок плечевой кости торчал наружу. Глазное яблоко, выбитое из глазницы, висело на волокнах зрительного нерва, перекатываясь по окровавленной щеке. Несчастного скрутила настолько ужасная боль, что он прокусил иг сквозь свою нижнюю губу. В надежде, что заключенный еще способен заговорить, палачи грубо заштопали дыру простыми суровыми нитками, почерневшими от гноя. Человек все еще был жив и громко стонал…

Жизнь в обеих Кореях построена на принципах признания, самокритики и раскаяния. Однажды в Сеуле меня пригласили в гости, что редкостная удача. Здесь, как и в Японии, даже близких родственников на семейные торжества принято звать в ресторан. Корейцы стесняются показывать тесноту и скученность своего быта. Но пригласивший меня южнокорейский бизнесмен получил образование в Штатах, был продвинут и успешен, мог позволить себе просторную четырехкомнатную квартиру, устроенную на западный манер. Мама со старшей дочерью суетились на кухне, две близняшки помладше музицировали для гостя в четыре руки на фортепиано, деда с бабкой отправили в кино. В комнате стариков внимание привлекла глухая черная штора на окне: то ли светомаскировка, то ли полог фотолюбителя.

— Это — для субботнего воспитания, — поймав мой удивленный взгляд, с улыбкой сказал хозяин. И пояснил: по субботам старшие проводят ревизию недельных прегрешений детей. Конечно, никого не порют. Но требуют, чтобы ребенок честно рассказал о своем проступке и сам дал ему оценку.

— А шторы зачем?

— Покаяние принимают в полной темноте. У детей могут сдать нервы. Слезы не должны унижать их достоинства.

Такова бытовая дань вековой традиции в мягком прозападном варианте на корейском Юге.

На Севере конфуцианство круто замешано на солидарной ответственности коллектива. Любой, кто признан работающим на своем производстве недостаточно упорно, должен признать свои преступления против государства. Крестьянин, который вырастил риса меньше определенного планом, вместе с физическим наказанием вынужден сносить оскорбительные осуждения сельскохозяйственной коммуны, своей бригады и выдержать всеобщий бойкот на время, которое сочтут достаточным для осознания тяжести совершенного им проступка. Но простого признания своей вины недостаточно. Необходимо доказать, униженно «посыпая голову пеплом», всю глубину и искренность раскаяния. И, наконец, нарушитель обязан клятвенно пообещать государству, что он никогда не совершит преступление снова. Принцип подобной триады — сознаться, извиниться и ручаться — был взят северными корейцами за основу, чтобы добиться признания от команды «Пуэбло».

Немедленно по прибытии к месту заключения в Пхеньяне корейцы применили жесткое давление на моряков — признайте свои преступления. Людей уводили на допросы, как могло показаться, путем случайного выбора, от них требовали рассказать о своих должностных обязанностях, но главное — почему, в каких точках и сколько раз «Пуэбло» шпионил за территорией Северной Кореи и вторгался в ее территориальные воды. Каждому объявили, что он обязан сделать признание, если надеется выжить и когда-нибудь снова увидеть свое семейство. Избиение кулаками, ружейными прикладами и пинками сопровождалось угрозами:

— Ты будешь застрелен как шпион!

Физическое и моральное давление продолжалось круглосуточно. Моряков возвращали в камеры, вручали бумагу и карандаш и требовали написать подробную биографию, вновь угрожая расстрелом в случае отказа. Воинский «Кодекс поведения», известный каждому военнослужащему США, четко установил сведения, которые можно сообщать врагу в случае пленения. Типичная персональная история, которую получили бы северокорейцы в рамках «Кодекса», могла выглядеть так: Джон Смит, старшина 3-го класса, служебный номер ххх-хх-хх, работа — выполнение заданий командования.

Прочитав написанное моряками «Пуэбло», корейцы пришли к заключению, что захватили американский военный корабль, управляемый исключительно поварами (коками) и палубными матросами. Американцев обвинили в неискренности и пообещали сурово наказать. Дело в том, что по заведенному в US Navy обычаю на корабле хранятся все личные дела служащих на нем моряков. На борту «Пуэбло» эти документы захвачены невредимыми — их никто и не думал уничтожать!

В тюрьме Пхеньяна утром 24 января 1968 года коммандера Бучера допросили и избили первым. Ему даже не перевязали рану. Корейцы добивались «чистосердечного раскаяния», причем в выражениях буквально следующих: «Пуэбло» вторгся в воды КНДР как шпионский корабль, посланный преступной администрацией Джонсона, чтобы спровоцировать новую Корейскую войну. Текст признания американского командира был уже заготовлен.

Бучера поставили на колени, и он услышал резкий стук… но это был всего лишь молоток. Он еще жив. Корейский офицер сказал:

— Хорошо, что вышла осечка. Он не стоит пули. Забьем его камнями, как собаку!

— Ты ничего не выиграл, — брызгая слюной, кричал ему в лицо желтый человечек с армейскими погонами старшего полковника, — час назад наше радио уже передало твое признание. Ты грязный шпион, мир презирает тебя!

Избитый до потери сознания, Бучер твердил, что он находился в международных водах. Он продолжал настаивать, чтобы помогли его раненым и позволили встретиться с командой. Ему протянули авторучку — подпиши признание в шпионаже или умрешь раньше своих истекающих кровью людей.

В первую ночь Бучер так ничего не подписал.

Принято считать, что у командира американского корабля вырвали «разоблачительную» подпись под пытками и избиениями. На самом деле причина была гораздо более ужасной, чем угроза его собственному здоровью и даже жизни, которой в тот момент он нисколько не дорожил и сам лихорадочно искал быстрый и надежный способ расстаться с ней.

На вторую ночь его снова избили. Потерявшего сознание командира «Пуэбло» затем вновь приволокли в комнату допросов. Бучер в самом деле страдал жестоко. Он получил очень специфическое ранение, характер которого опустила даже не склонная к деликатности американская пресса. Осколками снаряда Бучеру посекло ягодицу и бедро, но самое ужасное — один из осколков угодил в задний проход и там застрял. Коммандера привели в чувство нашатырем и сказали, что уважают его способность выносить физическую боль, но не намерены далее шутить с ним. Если он не подпишет признательное заявление сию же минуту, они начнут прямо здесь, на его глазах, расстреливать его моряков по одному, начиная с самого молодого, семнадцатилетнего члена экипажа. Пит понял, что противник не блефует, и действительно способен хладнокровно и систематически уничтожать его людей, здесь и сейчас.

Корейские офицеры сумели убедить Бучера, что все равно добьются его подписи. Пусть не сразу, а после десятой или двадцатой казни. Корейцы пообещали, что перед смертельным выстрелом они объявят каждому — ты сейчас умрешь лишь потому, что твой командир не желает спасти лично тебя собственноручной закорючкой на листе бумаги…