Она тихонько открыла глаза и увидела торчавшую из рукава черную волосатую лапу — зверь!

«Нергал с ним! Я не в обиде! Пусть будет зверь! Только бы не заметил, только бы не заметил!» — молила она, и тут тяжелая лапа упала ей на плечо. У девушки не осталось сил даже для крика.

Соня быстро, но аккуратно замела следы своих поисков и побежала обратно. Ей не терпелось остаться наедине с собой, чтобы собраться с мыслями и понять, что же произошло. Добравшись незамеченной до здания, где жили послушники, она остановилась у двери и, слегка приоткрыв ее, прислушалась. Полная тишина. Девушка осторожно скользнула внутрь, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, на цыпочках промчалась по коридору, юркнула в комнату и быстро закрыла за собой дверь. Этого, однако, ей показалось мало, и она задвинула засов. Впервые за все время пребывания в Логове Соне было страшно.

Она прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Кто взял кинжал? И вдруг ее осенило — проклятый Север! Ну конечно! Кто же еще из всего этого сборища тупиц мог догадаться, где она спрятала украденное?! Только он! Он наверняка прикинул, что шадизарка должна была держать добычу при себе до последнего и спрятать неподалеку от своего убежища. Наверняка в первую же ночь он и забрал клинок. И ведь даже не намекнул ей о том, что ее тайна раскрыта. Впрочем, в этом весь он, Вожак! Спокойный и невозмутимый, как каменная глыба. Вовремя же она все поняла, а то уже начала было считать его равным себе. Достойным себя... Даже почувствовала какую-то симпатию...

Халима вернулась в комнату и заперла дверь, хотя обычно этого не делала, подошла к столу, с трепетом развернула кусок материи и увидела аккуратный кожаный футляр с затянутой тесьмой. Дрожащими от волнения пальцами она с трудом развязала узел и осторожно, стараясь не касаться клинка, вытряхнула его на тряпицу.

Наконец-то! Она чуть не расхохоталась в голос. Главное — не трогать кинжал руками, иначе на нем останется неизгладимый след. «Спокойнее!» — приказала она себе и, только после того как сердце стало биться ровнее, взяла две салфетки и вытащила клинок из ножен. Как прекрасно все получается! Клинок покрыт кровью, и крошечная капелька застыла на самом кончике острия! Лучше и не придумаешь! Кровь погибшего от клинка зверочеловека осталась на ноже!

Она посмотрела на плывущий за окном месяц и едва не выругалась: уже почти полночь! Истомившаяся после долгой разлуки женщина не должна опаздывать на свидание. Это может показаться странным. Она усмехнулась, быстро спрятала нож, переоделась и поспешила прочь, стараясь настроиться на роль страстной любовницы.

Едва Халима вошла в комнату, как Ханторек кинулся к ней и начал срывать с нее одежду. «Ишь как его проняло!» — подумала она и выскользнула из его объятий.

— Не торопись, милый,— сказала Халима.— Всему свое время. Сейчас я выпила бы вина. Надеюсь, у тебя есть?

— Сейчас, моя радость!

Он рванулся было к столу, но девушка задержала его.

— Я чувствую себя перед тобой виноватой,— с игривой улыбкой заметила она.— Позволь поухаживать за тобой. Мне это доставит удовольствие.

Танцующей походкой она прошлась по комнате, наполнила два бокала и неуловимым движением бросила небольшую горошину в один из них. Горошинка быстро пошла ко дну, но опуститься не успела, без остатка растворившись еще на полпути. Халима протанцевала обратно и, усевшись Хантореку на колени, протянула бокал.

— За то, чтобы все забылось и прошло,— произнесла она нехитрый тост и выпила до дна.

Хантореку ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Впрочем, он и не стал бы противиться. Щеки его пылали. Дрожа от страсти, он приник к ее губам.

— Бокалы, маловаты,— вдруг пожаловался он, оторвавшись от девушки, и поплелся к столу.

Она ничего не сказала, только усмехнулась, глядя ему вслед, да украдкой вытерла губы платком. Возможно, заметь он вовремя эту усмешку, она и заставила бы его насторожиться, но он не видел ничего, кроме вожделенного кувшина с вином, и даже не задумался, чем вызвана его внезапная жажда. Ханторек просто налил вина в оба кубка, осушил залпом свой и наполнил его вновь. Затем он обернулся, прикинул нетрезвым взглядом расстояние до девушки, решил не искушать судьбу и, плюхнувшись на диван, поманил ее к себе.

Халима играла свою роль до конца. Все так же игриво улыбаясь, она медленно пошла через комнату, с удовлетворением наблюдая, как «возлюбленный» пьянеет на глазах, и, когда приблизилась к дивану, Ханторек уже спал.

Девушка окинула спящего брезгливым взглядом, перелила вино из своего бокала обратно в кувшин, сполоснула бокалы, взяла кувшин и вернулась к себе. Там она перелила вино в пустой графин, взяла кинжал, кувшин и, озираясь как преступница, вернулась обратно. Заперла дверь на засов, поставила кувшин на стол, положила рядом кинжал и, подхватив спящего за ноги, уложила и сунула под шею подушку. Голова Ханторека запрокинулась, он тут же открыл рот и гулко захрапел.

Халима встала посредине комнаты и начала мысленно произносить слова необходимых заклинаний. Подождав, когда вызванные ею силы явятся, она выставила перед собой руки и громко проговорила на тайном языке Слово, будто обращалась к тому, кто пришел на ее мысленный зов. И Слово не умерло, когда она замолчала. Гулким эхом прокатилось оно по комнате, и руки настоятельницы засветились красным сиянием.

Халима повторила Слово, и сияние стало ослепительным. Губы ее зашевелились, словно она беззвучно повторяла все то, что должно теперь свершиться по ее воле.

Затем она шагнула к столу, взяла жертвенный кинжал, медленно подошла к безобразно храпевшему Хантореку и начала опускать клинок в его открытый рот, пока он не ушел в горло по рукоять. Тогда она легонько ткнула острием в гортань спящего и молниеносно вытащила кинжал. Дрожь пробежала по телу отца-настоятеля. Он лязгнул зубами, едва не отхватив кончик собственного языка, потом выгнулся и обмяк, словно тряпичная кукла. Теперь Халима произнесла завершающее колдовство Ключевое Слово, и грозный гул наполнил комнату. В какой-то миг настоятельнице показалось, что стены пошатнулись и пол уходит из-под ног, но грохот тут же смолк.

Халима посмотрела по сторонам: все осталось на своих местах, ничего не изменилось. Она опустила руки и только тут обнаружила, что в правой еще держит салфетку с кинжалом, и поднесла его к глазам: на острие блестела свежая капелька крови. Крови Ханторека. Девушка усмехнулась, аккуратно опустила клинок в ножны и, вложив его на мгновение в руки спящего, убрала в чехол. Теперь, даже если Клык Волчицы обнаружат, то на нем найдут только следы Ханторека и рыжей девки.

Отлично! Но это если его найдут. Теперь нужно позаботиться о том, чтобы кинжал не нашли. Куда бы его спрятать? Халима задумалась. У себя нельзя. У Кучулуга? Ну нет. Если кинжал обнаружат у него, станет ясно, кто его там припрятал. Так где? И тут ее осенило.

Она завернула кинжал в тряпицу, заботливо поправила подушку под головой Ханторека, проверила в последний раз, все ли в порядке, и направилась в парк. Ноги сами привели ее к колоколу. Халима приподняла пласт дерна, положила чехол с кинжалом на место и придавила его травой. Отлично. Лучшего и не придумаешь. Теперь, даже если его и найдут, то и сомнений не возникнет, что он так здесь и лежал. В крайнем случае обнаружится, что его трогал Ханторек... Неосторожно трогал. Она усмехнулась: с магическими предметами следует обращаться бережно.

Сделав все, как задумала, девушка вернулась к себе, разожгла камин, бросила в него выпачканный в земле кусок полотна и скомканные салфетки и, пока грязные тряпки корчились в огне, привела себя в порядок, выпила немного вина, чтобы успокоиться, и вышла в коридор.

В комнату Кучулуга она вошла бесшумно, в темноте приблизилась к постели и сбросила халат. В то же мгновение гирканец открыл глаза. «По запаху, что ли, учуял»,— успела подумать она, прежде чем огромные руки схватили ее. Она услышала знакомое уже: «К Нергалу!» — и кровать быстро-быстро заскрипела. «Да,— подумала Халима,— простой он все-таки человек».