Карл повернул дальше на юг и вступил в Полтавскую губернию Украины. Пётр в это время уже был в Азове, проверял боеспособность и готовность этой крепости выдерживать натиск турок и крымчаков, если они поддержат Карла.

Едва он получил известие об осаде Полтавы, как сразу же поскакал на север, к решающему бою с Карлом.

Он мчался так, что каждые двадцать вёрст должны были меняться кони: они не выдерживали скачки и падали. Десятки конских трупов остались на дороге после этой скачки, но уже через неделю Пётр был при армии.

И опять проверки, увязки, утряски, сам расставлял войска, сам проверял, сухой ли порох, хороши ли ядра для пушек, как солдаты заряжают мушкеты. Беспощадно бранил, карал, но добился, чтобы все знали, сколь надобно быть готовым к этой решающей схватке...

Ясным июньским днём русские войска переправились через небольшую речку Ворсклу и расположились лагерем в чистом поле. Пётр поджидал калмыков — их должно было прибыть до двадцати тысяч, и это стало бы решающим моментом при сражении.

Но калмыки запаздывали, и Карл начал сражение, не дожидаясь подхода этих подкреплений.

Русский лагерь был укреплён шанцами, брустверами, валами, солдатские руки пестрели мозолями. Пётр и сам принимался рыть землю, чтобы подбодрить солдат, показать, что и царь не чужд земляного труда, коли этого требует надобность...

Перед лагерем Пётр, посоветовавшись с Шереметевым, Меншиковым и другими своими генералами, расположил конницу, чтобы остановить шведов в случае внезапного нападения. И опять располагал пушки, заставлял перетаскивать их чуть ли не на руках, чтобы артиллерия была наиболее эффективна.

Битву начал Карл. Ранним утром, ещё до света, выехал он перед своими полками и произнёс речь, призывавшую покончить с Петром, с русскими.

И шведы пошли. Выступали они стройно, рядами, не обращая внимания на разрывавшиеся рядом ядра, взрывы и каскады земли.

Русской коннице пришлось покинуть передовые редуты, но из лагеря по шведам ударили ещё более сильные залпы, и шведы побежали.

Они отступили в лес, и Левенгаупт, получивший командование над армией, должен был сдерживать беглецов.

Наступила короткая минута передышки. Шведов не было видно, а Шереметев приказал вывести пехоту из лагеря и построить её в два ряда перед редутами. Слева и справа лёгких пехотинцев прикрывали отборные драгунские войска.

Пётр отбросил в сторону свою полинялую шляпу, кудри побежали по его плечам. Он вскочил на коня и стал объезжать ряды своих уже загоревших под южным солнцем солдат.

Слова, которые говорил им царь, были не новы. Но впервые Пётр указывал, что сражение идёт не за царя, а за отечество, за родину. Государство лишь поручено царю, и ему не жалко ни жизни своей, ни чести, только бы жива была Россия, чтобы её слава, благосостояние не уменьшались, а увеличивались.

Он раскраснелся, его громадная фигура возвышалась на лошади среди всех его военачальников.

И громко приветствовали его солдаты — знали, царь не отступит перед врагом, царь не покинет их нигде, даже в самом злейшем бою.

Пётр снова надвинул на голову поношенную треуголку: солнце уже поднялось высоко, и первая испарина появилась на его лбу...

Шведы шли на боевые порядки русских.

Выступили и русские. И побежали. Бежали шведы, бежали русские, столкнулись и будто споткнулись. Но засверкали штыки, разинутые рты хватали воздух, рукопашный бой начался. Пётр носился между рядами своих солдат, всё время поддерживая и укрепляя порядок, призывая драться.

Пуля пробила ему шляпу и лишь случайно не попала в голову. Другая пуля пробила седло, угодила в спину лошади. Почти на скаку пересел он на другого коня.

И в это время почувствовал резкий толчок в грудь. Только крест, висевший на груди, остановил пулю.

Но даже это не смогло сдержать русского царя. Он продолжал скакать между сражающимися, устанавливал порядок и словно бросал вызов самой судьбе.

Впрочем, и Карл, шведский король, тоже был в самой гуще боя. Он в коляске объезжал полки, взмахом руки приказывал то отойти, то бросаться в битву.

Карл был ранен в ногу и не мог сидеть верхом, иначе шведы видели бы его фигуру над всеми бойцами. Но коляска его, открытая и маленькая, была видна всем.

И вдруг пушечное ядро ударило прямо в его коляску, и Карла взрывной волной отбросило на землю. И словно ледяной вздох ужаса пробежал по рядам шведских солдат. Они повернулись спиной к русским и пошли назад, а затем, гонимые взрывами и выстрелами, ударами штыков и копий, побежали.

Карл вскочил с земли, волоча ногу, бросился к своим ближайшим генералам и адъютантам и велел поднять себя высоко вверх на перекрещённых пиках.

Но он увидел лишь спины своих бегущих солдат.

Карл кричал и кричал, надрывая свой громкий, командный голос, но солдаты не слышали его: они бежали с поля битвы.

И Пётр сначала не поверил себе, а потом зашёлся в радостном крике: он победил, он одолел этого гордого, неприступного шведского короля!

Русские солдаты ступали и ступали по полю, усеянному трупами убитых и ранеными. Они бросали вверх свои шапки и кивера, пики и мушкеты и тоже кричали от радости и гордости.

— Пир, пир! — восклицал Пётр, и тут же появились импровизированные столы, палатки и шатры, и все радостно пили медовуху и вина и закусывали, чем Бог послал.

Пётр был милостив к побеждённым. В своей палатке он гостеприимно усадил пленных генералов за едва сколоченный стол, провозгласил тост за своих учителей в военном искусстве:

— Конечно же, это вы, господа генералы, научили меня драться, и я пью за здоровье своих учителей...

Генералам и офицерам, попавшим в плен, вернули оружие, шпаги и награды.

И только тогда, когда смертельно пьяные шведские генералы уже были отведены под стражу в небольшие палатки, вспомнил Пётр о том, что самый страшный его противник, Левенгаупт, сумевший ускользнуть от него под Лесной, не был обнаружен среди пленных. И Карла, сколько ни искали, не могли найти среди тех, кто попал к Петру.

Половина шведской армии в полном порядке отступила к Днепру.

Александр Данилович Меншиков взял с собой несколько полков и помчался в погоню за отступившими шведами.

Бесшабашный и скорый в решениях, он успел как раз к тому времени, когда через Днепр уже переправились на лодках сам король Карл и гетман Мазепа — запорожцы пришли на помощь разбитой армии.

Остальным переправляться было не на чем. Одна за другой ходили лодки через реку и перевозили по десятку солдат.

Триста человек смогли переправиться через Днепр. Но Меншиков настиг шведов, и холодный невозмутимый генерал Левенгаупт сдал свою армию, армию шведского короля, Александру Меншикову. Сдалось почти шестнадцать тысяч шведов, да десять тысяч остались на месте боя. Шведская армия перестала существовать...

Снова и снова посылал Пётр в погоню за Карлом драгунские полки, но король успел уйти в турецкие владения, засел в сельце Варнице под Бендерами и там продолжал настраивать турок на войну с русскими.

Выкурить его оттуда не удалось, потому что это означало бы войну с турками.

В день, когда Пётр Андреевич Толстой узнал о победе в Полтавской битве, он запёрся на своём посольском подворье с приближёнными и сотрудниками и дал волю своему оскудевшему организму. Разливанное море вина пополам с шербетом и турецким кофе, русские закуски и каспийская рыба, доставленная из Астрахани и хранившаяся до такого праздничного дня, — всё пошло в ход. Толстой так упился, что отяжелел и не мог идти сам — слуги отнесли его в постель, и только наутро вспомнил он, что русские победили шведов, что длинная Северная война идёт к концу и теперь-то уж турки не посмеют и носа высунуть, потому что вся Европа онемела от удивления и замерла перед могучей фигурой русского царя.

А русский царь нимало не успокоился. Едва уснул он на поле Полтавской битвы, а когда открыл глаза ранним весёлым утром, то почуял неладное. Невероятный смрад шёл от тел, успевших за ночь почернеть и разложиться.