Огромной популярностью пользуются в это время и исторические новеллы, в которых вымысел преподносится под видом реальных фактов. Так, например, один из наиболее плодовитых авторов XVII века Ж. де Прешак (1647–1720) в предисловиях к своим произведениям утверждает, будто описывает «то, что было», а не «то, что должно было быть», вступая в полемику с эстетикой классицизма, изображавшего не реальную жизнь, но то, что представлялось правильным с позиции разума (ср. у Буало в «Поэтическом искусстве» (1674): «пусть правда выглядит всегда правдоподобно») в романах «Английская принцесса, или Герцогиня-королева» (1677) и «Героиня-мушкетер» (1677) — последний роман, по уверению автора, представлял собой подлинную историю некой графини де Мейрак.

Известно, что исторические сочинения этого времени далеки от точности и строгой документальности: многие авторы считают себя вправе дополнять исторические факты тем, что, по их мнению, вполне могло бы произойти. Их основная цель — изысканно повествовать о великих деяниях королей и полководцев, о громких событиях эпохи, из чего, по возможности, должно следовать моральное наставление; при этом не требовалось ни точности, ни ссылок на источники, а факты можно было и приукрасить.

Отношение к истории изменится лишь в XVIII веке, когда она превратится в научную дисциплину благодаря сочинениям Монтескьё и Вольтера: те откажутся от простого перечисления фактов и описания биографий и будут пытаться объяснить исторический процесс, исходя из его закономерности и логичности; ход истории для них определяют не Бог, рок или случай, а естественные причины. Историки же XVIII века позволяли себе вольности в изложении исторических фактов, как, например, все тот же Ф. де Мезере, труд которого, «Краткая история Франции» (1668), можно отнести к разряду «галантной историографии», весьма далекой от точности, как и труды А. Варийя (1620–1696), историографа Гастона Орлеанского, автора «Истории Франции» (1683–1692), «Истории религиозных волнений в Европе с 1374 по 1569 год» (1686–1689) и др. Ученик последнего, Сезар де Сен-Реаль (1643–1692), по примеру своего учителя придавал мало значения точности, заботясь лишь об увлекательности повествования. Его перу принадлежат «романизированные истории», такие как «Дон Карлос» (1673), вдохновивший Шиллера, или «Заговор в Венеции» (1674), получивший высокую оценку Вольтера.

Специфика творчества Куртиля де Сандра состоит в том, что он попробовал свои силы во всех этих популярных жанрах. Его перу принадлежат хроники («Описание того, что произошло в Каталонии в 1674–1675 годы», 1678; «Описание того, что произошло во Фландрии и в Германии в ходе кампании 1678 года до заключения мира», 1679; и др.), четыре биографии (Тюренна, 1685; Колиньи, 1686; Кольбера, 1695; шевалье де Рогана, опубл. 1713), девять вышеназванных псевдомемуаров, сборник «Любовных и галантных новелл» (1678), «Новый сборник галантных писем и записок» (1680), а также «Война в Италии, или Мемуары г-на графа д’***» (1702), описывающие в основном галантные похождения героя, так же как и «Приключения графини из Страсбурга» (опубл. 1716). Как метко замечает Ж. Ломбар, все творчество Куртиля в той или иной мере обращено к истории: его памфлеты — это «суд над историей», его трактаты — «комментарии к истории», его журналистская деятельность — «история в процессе становления». Такие заглавия дает автор главам своей монографии, освещая разные стороны деятельности писателя, ощутившего на себе «притягательную силу истории» (Lombard CS 1982).

Наибольший интерес для читателя, безусловно, представляют биографии и псевдомемуары, которые, увлекая живостью повествования, позволяют погрузиться в изображаемую эпоху, почувствовать ее дух, подышать ее воздухом, увидеть знаменитых людей по-домашнему, без прикрас.

Интересно пробежать взглядом по трем произведениям писателя, герои и события которых широко использованы Куртилем и в его самом известном романе, ныне предлагаемом вниманию читателей, — «Мемуарах M. L. C. D. R.». Это — «Жизнь виконта де Тюренна» (1685), «Жизнь Жан-Батиста Кольбера» (1695) и «Мемуары г-на д’Артаньяна» (1700).

«Жизнь Жан-Батиста Кольбера, государственного министра в царствование Людовика XIV, короля Франции» объективностью изложения материала, строгой хронологией повествования, сухостью языка, четкостью и сжатостью композиции полностью отвечает всем канонам исторического труда своей эпохи. В предисловии к изданию 1695 года, анонимно вышедшему в Кёльне, Куртиль де Сандра сообщает, что при написании этого труда им руководило желание рассказать будущим поколениям о великих делах выдающегося государственного деятеля, показать без прикрас его достоинства и недостатки. Он настаивает на своевременности подобного произведения, так как если бы его опубликовали позже, то читатель мог бы с недоверием отнестись к истинности фактов, которые в нем содержатся: как известно, большинство событий, происходящих в мире, воспринимается искаженно, если вовремя не позаботиться об их сохранении в памяти. Когда историю жизни человека пишут много лет спустя после его смерти, велика опасность не суметь отличить правду от лжи, т. к. «то, что кажется наиболее правдоподобным, не всегда является истинным, и, напротив, то, что кажется ложным, чаще всего оказывается правдой». Куртиль вступает в полемику с одним из требований классицизма — правдоподобия, а не правды:

призывал Н. Буало в своем «Поэтическом искусстве» (1674. Песнь III).

Проблема правды и правдоподобия широко дискутируется в конце XVII — начале XVIII века, и большинство писателей тогда будут высказывать мысли, сходные с этим утверждением Куртиля де Сандра, опередившим их почти на полстолетия. Так, аббат Прево в предисловии к роману «История Кливленда» (1731–1739) подчеркивает, что правдоподобие не является непременным признаком истины и что мы видим, как ежедневно случаются тысячи вещей, которые мы сочли бы невозможными, если бы не видели их собственными глазами. Того же мнения придерживается и аббат де Ламбер в предисловии к «Мемуарам знатной дамы, удалившейся от света» (1741): он признается, что часто жертвовал истиной ради правдоподобия, потому что многие реальные факты могут показаться невероятными. Дидро в статье «Прекрасное» (1751), написанной им для своей знаменитой «Энциклопедии», призывает к раскрытию сущности вещей через исключительное и выдающееся, добавляя, что «прекрасное — есть только правдивое, раскрытое через возможные, но редкие и чудесные обстоятельства» (Дидро 1980: 526). Таким образом, полемизируя в своем предисловии с эстетикой классицизма, Куртиль закладывает основы эстетики нового времени — эпохи Просвещения.

В этом произведении автор как истинный историк стремится к максимальной точности в изложении фактов, отбирая только те из них, которые не вызывают никаких сомнений. Возможно, именно с этим стремлением к достоверности и связано намеренное сужение рамок повествования: это не история царствования Людовика XIV и не вполне история жизни Кольбера — это лишь исторический фрагмент, отрезок биографии, когда Кольбер был одним из главных министров короля, а государственные события обрисовываются, только если главный герой имеет к ним непосредственное отношение.

Иную задачу ставит перед собой автор в «Жизни виконта де Тюренна», что явствует уже из самого названия: «Жизнь виконта де Тюренна, главного маршала лагерей и армий короля, генерального полковника легкой кавалерии, губернатора Нижнего и Верхнего Лимузена, включающая все наиболее примечательные события его времени, касающиеся как армии, так и дворов Франции, Германии и других стран» (на этот раз Куртиль скрыл свое авторство под псевдонимом: «господин дю Бюиссон, первый капитан и майор полка Верделена»). Если в предыдущем произведении его интересовала только деятельность Кольбера, то рамки этого труда значительно шире: не только жизнь выдающегося полководца, но и армия, не только армия, но и двор, не только Франция, но и другие страны. Больший охват материала влечет за собой большую свободу в изложении фактов и меньшую уверенность в их достоверности. Вероятно, поэтому автор и берет себе псевдоним военного, который хотя и принимает на себя обязанности историка, однако не может с полным правом называться таковым, ибо пишет о том, что известно лишь ему самому, т. е. придерживается, невзирая на стремление к достоверности, субъективного взгляда на вещи: