– Эмма, мама, – яростно крикнул он в ответ, – её зовут Эмма; прекрати называть её моей «биологической матерью» и отстраняться от нее; это глупо и все понимают, почему вы так себя ведете.

Эмма изогнула бровь, скрестила руки на груди и самодовольно посмотрела на их сына, неожиданно принявшего её сторону. Реджина уже собралась прокомментировать это, уже было все испортила, но Снежка воспользовалась моментом и подняла руки, призывая всех замолчать.

– Пожалуйста, – взмолилась она, глядя на всех троих, – это же Рождество, мы не должны ссориться. Очевидно, между вами существуют проблемы, которые нужно решить, но мы же можем ради праздника объявить перемирие? Мы ведь должны веселиться.

– Нет.

Это сказал Генри, и все три женщины удивленно посмотрели на него.

– Нет, я не хочу, чтобы они притворялись, будто все в порядке – они всегда так делают и меня уже тошнит от этого, – продолжил он, обращаясь к бабушке и едва взглянув на родителей. – Если на них не нажать, они так ничего и не решат. Думаю, нам лучше уйти, оставить их наедине, чтобы они говорили или кричали или что им там нужно, чтобы во всем разобраться. Тогда, возможно, они перестанут себя вести, как полные дуры, и мы сможем вернуться утром и отпраздновать Рождество, как настоящая семья.

Реджина разинула рот, услышав выбранные сыном слова.

– Генри!

– Реджина, пожалуйста, просто… не бери в голову, – прервала её Эмма и, положив руку ей на плечо, остановила попытку Реджины отчитать их сына. Её голос звучал так, как будто она смертельно ото всего устала, и Реджина, откровенно говоря, устала тоже. Она просто не знала, что еще сделать, кроме как отругать сына за сквернословие; в данный момент только это имело для нее хоть какой-то смысл. – Хорошо? Просто не бери в голову. Он прав; мы ведем себя, как дуры, и все портим. Другого выражения и не подобрать.

Реджина молчала, поджав на мгновение губы, и, уставившись в пол, чувствовала, как краска стыда заливает лицо. Все это было чрезвычайно унизительно, и они с Эммой, продолжая скандалить, делали только хуже. Они вели себя, как дети. Генри был прав: это нужно было прекратить.

– Генри, мне… мне очень жаль, – сказала Реджина, пытаясь донести до него, что сожалеет о том, как её поведение расстроило его. Было нечестно наказывать его за проблемы, которые касались только их с Эммой.

– Хорошо, сожалейте ради бога, – ответил Генри голосом, в котором все еще была слышна злоба. – Но попытайтесь все-таки разобраться между собой, потому что если вас до сих пор расстраивает случившееся пять лет назад, то что-то здесь явно не так. Выясните, что именно, и тогда мы все вернемся, ладно? Таковы условия.

Перспектива застрять наедине с Эммой у нее дома совершенно точно не казалась Реджине таким уж замечательным способом времяпрепровождения. Однако меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Генри разозлился еще сильнее, а кроме того, он был прав, ведь так? Все произошло пять лет назад, сейчас эти события уже не должны вызывать такой реакции.

Откуда же тогда она взялась?

========== Глава 5 ==========

В доме было слишком тихо.

Прошло двадцать минут с тех пор, как все ушли, и ровно столько же Реджина и Эмма демонстративно избегали друг друга, пытаясь дать себе время все осмыслить, перевести дух. Однако времени оставалось не так уж и много, а Эмме меньше всего хотелось, чтобы вражда между ними сорвала семейный праздник, поэтому, дав Реджине достаточно времени наедине с собой, она вошла в гостиную, где та, сидя в кресле, невидящим взглядом смотрела в окно.

– Выпей, – мягко предложила Эмма, подойдя и протянув Реджине стакан виски со льдом. Своего рода предложение мира. – Думаю, тебе не помешает.

Реджина подняла на нее глаза, сохраняя непроницаемое выражение лица, и медленно приняла напиток.

– Спасибо,– так же тихо ответила Реджина. Пока она отпивала виски, Эмма прошла к дивану и села, и какое-то время обе они просто сидели в тишине и пили.

Наконец Реджина первой нарушила тишину, тяжело и устало вздохнув:

– Это так унизительно, – мягко призналась она. Эмма поджала губы, уставившись в пол, ощущая, как чувство стыда накрывает и ее.

– Да, – согласилась она, и ее слова прозвучали еще тише. – Согласна. Такое не должно… просто не должно было произойти. Не таким образом, не перед всей семьей. Я не знаю, что случилось, раньше в присутствии других людей нам всегда удавалось держать себя в руках.

– Все потому, что мы привыкли оскорблять друг друга, когда никого нет рядом, дорогая, – ответила Реджина, сделав большой глоток. Обхватив ладонями стакан, Реджина взглянула на него и продолжила. –

Если задуматься, мы ни разу нормально не обсудили случившееся.

– Именно ты первая заговорила о том, что я тащу в койку всех подряд, Реджина.

Реджина усмехнулась, наконец, посмотрев на Эмму:

– Я всегда утверждала, что ты неразборчива в связях, Эмма, в этом не было ничего нового.

– Нет, но в утверждении, что я спала со всеми ними, только чтобы заставить тебя ревновать, было.

Реджина молчала какое-то время, просто разглядывая стакан в руках, и тишину нарушал только звук ударяющегося о его стенки льда.

– А это не так? – наконец спросила она. – Потому что тогда именно так все и выглядело.

– Что ты хочешь услышать? – спросила Эмма, чувствуя, как внутри все сжалось. – Мне было… мне, черт возьми, было так больно, Реджина; я пыталась забыть тебя любым возможным способом. Причина была во мне, не в тебе, – она помолчала немного и, стремясь к честности, примирению и прочей чуши, которая, без сомнения, только выставит ее еще более уязвимой, призналась, – но если ты ревновала, то это не так уж и плохо. Отчасти я желала причинить тебе такую же сильную боль, какую ты причинила мне. Но я, честно говоря, не думала, что тебе было до этого дело.

– Ты думаешь, мне наплевать, что человек, клявшийся мне в вечной любви, бросается на первого встречного? – не веря своим ушам, спросила Реджина. – Я понимаю, конечно, что постоянно зову тебя идиоткой, но не думала, что с тобой все настолько плохо.

– Ты ясно дала понять, черт тебя дери, что совершенно не заинтересована в том, что я тебе предложила, Реджина, так чего, блин, ты еще от меня ожидала? Что я буду пинать балду и ждать тебя, как влюбленный щенок? Иди к черту, если действительно ожидала от меня такого, я не настолько лишена самоуважения.

– Я не знаю, чего ждала от тебя! – воскликнула Реджина. Она взглянула на Эмму, и в освещенной тусклыми лампами комнате в ее глазах отразилась такая боль, какую Эмма даже не ожидала увидеть. – Понятно? Я не знаю, чего ждала от тебя. Но уж точно не этого. Потому что своими действиями ты обесценила все то, что говорила мне, и это было ужасно – как будто для тебя это была просто игра.

– Это твои действия обесценили все то, что я говорила, Реджина! – выкрикнула Эмма, расстроившись.

Голос сорвался, когда она попыталась сдержать слезы. – Я сказала, что люблю тебя, а ты посмеялась надо мной. И теперь у тебя хватает наглости заявлять, что это я тебя обидела? Да пошла ты. Иди к черту!

– Я не!.. – закричала Реджина, но вовремя сдержалась и замолчала, пытаясь успокоиться. Вновь подав голос, она уже не кричала, а просто объясняла. – Я не насмехалась над тобой, Эмма. Возможно… возможно, я и отреагировала слишком резко, но тогда мне было плохо, и я не знала…

– Ты сказала, что переспала со мной от скуки! Ты рассмеялась мне в лицо, как будто я какая-то идиотка, которой хватило глупости втрескаться в тебя, принять то, что между нами произошло, за нечто большее! Из-за тебя я почувствовала себя полным ничтожеством. Так что нечего рассуждать, будто ты не посмеялась надо мной, Реджина, потому что, черт возьми, именно так ты и поступила!

– Хорошо! – вскрикнула Реджина, и Эмма замолчала в ответ на это признание. Голос Реджины был напряжен, она была расстроена не меньше Эммы, но в ней говорила не только злость. – Хорошо, ты права; я наговорила тебе ужасных вещей, прости меня. Нет никакого оправдания тому, как я с тобой поступила, но я была… я была так сильно потрясена всем, что случилось! Ты можешь это понять? Какой же реакции ты от меня ожидала? Я только что разорвала отношения, в которых задыхалась, и тут, спустя всего ничего, появляешься ты и вываливаешь на меня свое признание. Я задыхалась, Эмма!