Лишь двинуло солнце победную рать,
И ночь без оглядки пустилась бежать,
Мужи боевые туранской земли
Толпою к властителю Чина пришли.
Он молвил Пирану: «Сегодня мы в строй
16800 Не встанем, отложим решительный бой.
Ведь надобно этим мужам боевым,
Разящим врагов удальцам верховым,
Скакавшим сюда по степям и горам,
Дать отдых себе и своим скакунам.
Теперь же скорее отправимся в путь:
На войско иранское должно взглянуть».
Ответ был: «Исполнен величья хакан,
Рассудок ему проницательный дан.
Как сердце подскажет, пусть действует он,
16810 Стан воинский ныне ему подчинён».
В дорогу вожди и бойцы собрались,
И трубные вопли окрест разнеслись.
На мощных слонах — пять сидений златых,
Из ткани китайской покровы на них;
На золоте той бирюзовой парчи
Искрятся, сверкают алмазов лучи.
Лоснятся тигровые шкуры попон,
Златых колокольцев разносится звон.
В богатых уборах, в венцах седоки,
16820 Блестящие серьги на них, кушаки.
Колышутся стяги: тот — зелен, тот — ал,
Ты в Чине на торжище будто попал!
Так блещет дружина, что пышный чертог
В час пира сравниться бы с нею не мог;
При громе кимвалов, пестра и стройна,
Подобна фазаньему оку она.
Летят копьеносцы, их клики грозны,
От полчищ степные просторы черны.
Их издали Тус увидал и тотчас
16830 Построиться ратникам отдал приказ.
Готовы иранцы рвануться вперёд,
Гив славный державное знамя несёт.
С вершины к подножью, сходящему в степь,
Иранской дружины протянута цепь.
Могучий Камус и Меншур, и хакан,
И зоркий Биверд, и Шенгул-великан
Дивятся тому, что увидели там:
Не ждали того, что предстало очам!
Клич витязей слышен — что гром над горой.
16840 Взирает хакан на воинственный строй
И молвит: «Да это сильнейшая рать,
Привыкшая всё на пути сокрушать!
Не то нам туранский рассказывал вождь,
Скрывать неразумно противника мощь!
Муж, вздумавший яму прикрыть камышом,
По ней на охоту помчаться верхом,
Не столь безрассуден, как тот, кто готов
Мощь вражью замалчивать в пору боёв.
Я ранее, сколько в боях ни бывал,
16850 Наездников столь удалых не знавал».
Вождь вымолвил: «Так малочисленна рать,
Что нечего, право, о ней толковать!»
«Когда же пойдём, — вопрошает хакан, —
На поле войны?» Отвечает Пиран:
«В пути одолел ты долин и холмов
Немало: и долог был путь, и суров.
Три дня и три ночи в покое пребудь
И рати измученной дай отдохнуть.
Затем я бы надвое рать разделил, —
16860 Ведь час не таков, чтоб опасность сулил!
С зарёю пускай половина бойцов,
Услышав кимвала воинственный зов,
По ратному полю помчится верхом,
То луком иранцев губя, то клинком.
С полудня, пока не погаснет закат,
Бойцы остальные пусть грозно разят.
А тёмною ночью, врагам на беду,
Я всех, кроме раненых, в бой поведу.
Врагам ни на миг отдохнуть не дадим;
16870 Борясь непрерывно, в бою победим».
Промолвил Камус: «Не по мне твой совет,
Откладывать битву желания нет.
С такой многочисленной ратью к чему
Искать промедления нам? Не пойму!
В бой ринемся разом, иранцам на страх,
Чтоб тесно им стало в полях и горах!
Отсюда войска на Иран поведём.
Престол и венец, и державу сметём,
От края до края страну разорим,
16880 Бойцам-удальцам на расправу дадим.
Повергнем владыку и рать, и вождей,
И старых, и юных, и жён, и детей.
Все сгубим, чтоб всюду была пустота:
Ни сёл, ни дворцов, ни людей, ни скота.
К чему опасения в сердце таить,
Тоской и сомнением душу томить?
Всю ночь простоим, охраняя пути,
Во тьме не дадим супостатам уйти.
А там, лишь рассеется сумрак ночной,
16890 Рать хлынет бурливой морскою волной.
С индийским воителем кинусь вперёд,
Мой стяг на вершине горы зацветёт.
Увидишь ты, завтра до этой поры
Тел вырастет груда у этой горы,
И весь зарыдает, застонет Иран
О павших, смертельной тоской обуян».
Хакан откликается: «Быть по сему!
Умом не сравниться с тобой никому».
И спорить не стали мужи против слов,
16900 Что молвил Камус, повергающий львов.
Сказали и встали, и врозь разошлись,
И к битве готовить войска принялись.
