И вновь на коне молодой властелин,
А пешим идёт впереди исполин.
Храня осторожность, они на заре
Неслышно прокрались к заветной горе.
Вот кони уже к водопою спешат,
9920 Напившись, бегут чередою назад.
Тут спешился царь, устремился вперёд,
И тут же, у бурно струящихся вод,
Уздечку с седлом он коню показал,
Чтоб тот своего властелина узнал.
Конь вздрогнул, Хосровом застигнут врасплох,
И тяжкий у верного вырвался вздох.
Седло из самшита скакун увидал —
Седло, на котором в былом восседал
Державный хозяин его Сиавуш;
9930 Знакомое видит он стремя к тому ж.
Узнав Кей-Хосрова, хозяину рад,
Как вкопанный, замер на месте Бехзад.
Увидя, что конь покориться готов,
С седлом устремился к нему Кей-Хосров.
Стоит, дожидается конь вороной,
Вздыхает, и слёзы струятся волной.
И жгучее горе опять ощутив,
Вздыхают и юный владыка, и Гив.
Царю Афрасьябу, владыке держав,
Шлют в гневе проклятия, слёз не сдержав
9940 Царь чистит скребницей коня своего,
И гладит атласную гриву его.
Отца вспоминает он, грустью томим...
Конь взнуздан, осёдлан владыкой своим,
И стиснул наездник бока жеребцу.
Скакун вороной, покорясь удальцу,
Взвился. Словно буря, по воздуху мчась,
Он скрылся мгновенно у Гива из глаз.
Боец растерялся. Душой удручён,
9950 К Йездану взмолился в отчаянье он,
Воскликнул: «Должно быть, злокозненный бес
В коня превратился и с шахом исчез.
Страшусь, не постигла бы гибель царя.
[370]О горе, страдал и боролся я зря!»
Меж тем, ускакавший вперёд далеко,
Хосров осадил вороного легко.
Дождался, покуда приблизится Гив,
И молвил с улыбкой, бойца изумив:
«О, доблестный витязь, таи не таи —
9960 Я думы сейчас разгадаю твои».
«Мудрейший владыка, — был Гива ответ, —
Что ты ясновидец — в том дивного нет.
Ниспослана небом тебе благодать:
Ты б мог, что таит волосок, разгадать».
Царь молвил: «Смущён быстролётным конем,
О Гив, ты дурное подумал о нём.
Ты был подозреньем таким обуян:
— Пробрался, знать, к юноше сам Ахриман.
Царь скрылся, мой подвиг по ветру пустив;
9970 Я горем убит, и злорадствует див!»
Тут спешился видевший мир исполин,
И слышит хвалу молодой властелин:
«Да будут светлы твои ночи и дни,
А недруги злые — да сгинут они!
Тебе ниспослал ведь недаром Йездан
И знатность, и доблесть, и царственный сан».
И снова помчал Кей-Хосрова Бехзад,
И два седока возвратились назад.
Как только вступили в покой Ференгис,
9980 Втроём совещаться они принялись —
Как трудный побег безопасно свершить,
Как замысел свой ото всех утаить.
Едва увидав пред собой скакуна,
Вздохнула царя Сиавуша жена:
Супруга любимого вспомнила вновь,
Прильнула к коню, льёт не слёзы, а кровь.
Затем осушила горючий ручей,
Ларцы отворила с казною своей,
Которую долго от мира всего
9990 Таила в подвалах дворца своего.
Немало там было венцов золотых,
Алмазным сиянием сплошь залитых.
Там были кинжалы, блестящий булат,
И множество копий, и палиц, и лат.
Хранилища те, неутешна, бледна,
При сыне и Гиве раскрыла она.
И Гив услыхал: «Натерпевшийся бед!
Бери, сколько хочешь, блестящих монет,
Уборов, красой ослепляющих взор,
10000 Где лалы вплелись в изумрудный узор...
Мы — стражи сокровищ, ты ими владей;
Для нас не жалел ты и жизни своей».
И витязь, пред ней до земли преклонён,
Ответствует: «Славься, владычица жён!
Ты мир обращаешь в сияющий рай,
Тобой и небесный украсится край.
Пред сыном твоим да склонится весь свет,
А недругов ваших да сгинет и след!»
Взглянув на сокровища, Гив-исполин
10010 Избрал сиавушев лишь панцирь один.
Затем отобрали, готовясь к пути,
Алмазы и всё, что могли увезти,
Что в битве всего остального нужней:
Шеломы, оружье, броню для коней.
И вот уже заперты вновь тайники.
И степью готовы скакать ездоки.
