Он, словно в беспамятстве, дальше скакал,
Царевича след неустанно искал.
Семь лет изнурительных минуло так.
Натёр поясницу походный кушак.
Онагр и одеждой служил и едой.
9720 Траву запивая солёной водой,
Все странствовал Гив, хоронясь от людей,
Не зная покойных и радостных дней...
Узнав, между тем, что Ростем-великан
Уже за рекою, вернулся в Туран
Бежавший владыка — он в Канге опять
И снова туранцев зовёт наступать.
Царь молвит Пирану: «Водитель дружин!
Пошли за Хосровом постылым в Мачин.
Его попечению матери вверь,
9730 Путь каждый закрой им и каждую дверь».
И вот уж посланца уносит скакун —
И прибыл к Пирану, прекрасен и юн,
Царя Сиавуша блистательный сын.
Пираном затем молодой исполин
Тоскующей матери был возвращён.
Шли месяцы, длилось теченье времён...
Тем временем Гив по туранской земле
Скитался, душою блуждая во мгле.
Однажды он ехал, тоскою томим,
9740 Вдруг пышно раскинулась роща пред ним.
Вступает он в рощу, исполненный дум;
Всё радостью дышит, лишь витязь угрюм.
Душистые травы, прозрачный ручей —
Души утешенье, отрада очей.
И, спешась, пастись он пустил скакуна.
Улёгся, но нет облегченья и сна.
Он думал: «Гудерза во сне посетив,
Нас, верно, опутал злокозненный див.
Не вижу нигде Кей-Хосрова следов...
9750 Напрасно скитался я столько годов!
Отважно сражаются где-то друзья,
Другие пируют беспечно, а я
Забыл и веселье и прежний почёт...
Нет, видно, я так не удачлив, как тот,
Кто стал бы орехи на купол кидать!
[366]Согбенный мой дух ныне луку подстать.
Должно быть, Хосров не рождался на свет,
А если рождён — уж давно его нет.
Удел мой — лишь горе. Как был бы я рад
9760 Покой обрести, выпив гибельный яд!»
В горниле печали душою горя,
Бродил он, мечтая увидеть царя...
Вдруг светлый источник блеснул вдалеке.
У берега — юноша с чашей в руке,
Подобный платану, ласкающий взор.
На нем — из цветов благовонный убор.
Вокруг — от его благодати светло,
И мудростью ясной сияет чело.
Ты скажешь, в венце на державный престол
9770 Сам царь Сиавуш воскрешённый взошёл.
Он дышит любовью, влечёт добротой,
На нем словно видишь венец золотой.
Гив мыслит: «То он — повелитель владык!
Отмечен величием царственный лик».
И двинулся, пеший, к юнцу исполин.
Почуяло сердце, что узел кручин
Развязан, страданьям положен предел,
Желанным сокровищем он овладел.
Завидев идущего богатыря,
9780 Царь юный, улыбкою лик озаря,
Подумал: «То Гив поспешает ко мне!
Столь мощных не видел я в этой стране.
Пришёл он за мною — в Иран увезти,
Меня на кеянский престол возвести».
Как только вплотную боец из бойцов
Приблизился, на ноги встал Кей-Хосров
И молвил: «Ты вестником радости, Гив,
Явился, мне в сердце надежду вселив.
Давно ли скитаешься в этой стране?
9790 Про шаха, Гудерза и Туса ты мне
Поведай. Дошло ли до храбрых бойцов,
Что жив, не погублен доселе Хосров?
А в добром ли здравье Ростем-исполин
И славный Дестан, предводитель дружин?».
Те речи услышав, был Гив поражён,
Творца помянул в изумлении он.
«О доблестный, — слышится голос бойца, —
Любовью к тебе пламенеют сердца.
Поклясться готов, Сиавуша ты сын,
9800 Из рода кеянского ты властелин.
Юнец, перед кем преклонятся мужи!
Откуда узнал о Гудерзе, скажи.
Тебе о Гошваде, о Гиве кто мог
Поведать? Да будет твой жребий высок!»
«Знай, витязь, — Хосров отвечает, — не раз
О них я от матери слышал рассказ.
Внимала родимая слову отца,
Открывшему ей повеленья Творца.
Вещал он: — Пришествие черного дня
9810 Предвижу — здесь гибель постигнет меня.
Но после Хосров народится. Юнец
Страданьям и бедам положит конец.
Когда возмужает он, доблесть явив,
Примчится из края иранского Гив,
Хосрова с собой увезет он в Иран,
Туда, где прославленных витязей стан.
Отвагой весь мир он повергнет к ногам,
За гибель мою отомстит оп врагам».
Гив молвил тогда: «Предводитель мужей!
9820 Свидетельство где благодати твоей?
Тот знак, что имел Сиавуш на руке,
Чернел, словно капля смолы на цветке.
Ты царскую руку, прошу, обнажи,
Ты знак свой наследственный мне покажи».
Взглянуть на предплечье воителю дал
Владыка, и пятнышко Гив увидал.
Ещё со времен Кей-Кобада оно
Кеянскому роду в наследье дано.
Склонился к ногам повелителя Гив,
9830 Заплакал, сердечную радость излив.
Владыка в объятья бойца заключил,
Его благодарственным словом почтил
И стал об Иране затем вопрошать —
Про шаха, Гудерза, Ростема и рать.
«О мудрый властитель, — был Гива ответ, —
Величьем своим осчастливишь ты свет.
Когда б, посылающий благо и зло,
Создатель мне рай подарил, на чело
Венец возложил, во владенье отдав
9840 Все семь поднебесных великих держав —
Я б так не сиял, о владыка владык,
Как ныне, увидев твой царственный лик.
Гадают в Иране: вернётся ли Гив?
Сожжён иль закопан, иль всё еще жив...
Увы, Сиавуша в живых не узрел,
Не смог облегчить я страдальца удел...
Но труд не напрасен был, небу хвала!
Меня на чужбине удача ждала».
Выходят они на дорогу вдвоём,
9850 Вновь царь вопрошает о деде своём,
И как на чужбине воитель блуждал,
Как жажду и голод в пути утолял?
Гив шаху поведал о знаменьи том,
Что послано было Гудерзу Творцом.
Как сам он скитался в Туране семь лет,
Каких натерпелся лишений и бед.
Поведал, что плачет о сыне Кавус,
Что сгорбил властителя старости груз,
Что блеска былого лишился дворец .
9860 И, верно, уж ныне разрушен вконец...
Взор юноши скорбным зажёгся огнем;
Он Гиву промолвил, жалея о нем:
«Муж славный! За всё, что ты выстрадал тут,
Тебя и награды и почести ждут.
Веди же в Иран, замени мне отца.
Законом да будет нам воля Творца!».
