Кро. Примерно тот же принцип, что и в фотографии. Только фотографируешь не лицо человека, а его голос. А потом, лет двадцать спустя, подобно тому как мы открываем альбом с фотографиями, просто вставляешь в палеофон соответствующий валик и слушаешь, как человек читает свои стихи или поет песню.
Каржа. И ты всерьез убежден, что это реально и такое устройство будет работать?
Кро. Вполне реально.
Каржа. За чем же дело стало?
Кро. Да так как-то. Неохота возиться, силы тратить.
Каржа. Вот ленивый черт.
Кро. Я — генератор идей.
Рембо. Давай, на фиг, сдернем отсюда.
Верлен. Ты что, он сейчас читать будет.
Рембо. Кто?
Верлен. Экар. Вот там сидит.
Рембо. Не думаю, что мне понравится его макулатура.
Верлен. Тебе не понравится. Это тихий ужас. В лучшем случае можно будет вздремнуть под шумок.
Рембо. И выпить. (Кричит за сцену.) Эй! Кто-нибудь принесет нам еще выпить?
Каржа. А как обстоят дела с цветной фотографией? Есть успехи?
Кро. На этом состояние не сделаешь.
Каржа (наклоняясь к Рембо). Фотографией интересуешься?
Рембо. Нет.
Каржа. Мне просто надо знать, как ты предпочитаешь фотографироваться.
Рембо. Никак.
Каржа. Я хочу сделать твой портрет. У тебя незаурядная внешность. Фактурная.
Рембо. Да ну?
Каржа. Верь мне. Стишки у тебя слабоваты, а фактура мне нравится.
Рембо. Чем же тебе не угодили мои стихи?
Каржа. Задатки у тебя определенно есть. Но меня не оставляет ощущение, что ты оригинальничаешь и в значительной степени стремишься… ну, не то чтобы по-детски шокировать публику, но очень близко к этому.
Рембо. Иными словами, ты был в шоке, когда читал мои стихи?
Каржа. Нет, отнюдь… ничего подобного.
Рембо. Тогда с чего ты взял, что я хочу кого-то шокировать?
Каржа. Ну… дело же не в этом.
Верлен. Вот именно.
Каржа. Меня… меня не устраивает твоя техника.
Рембо. А меня не устраивает твой галстук. Каржа. Ну, знаешь, если так…
Верлен. Он не любит обсуждать свои стихи. Каржа. Я заметил.
Кро. По-моему, ты к мальчику несправедлив. Мне нравится его поэзия. Помнишь стихотворение про девушку, которая накануне первого причастия всю ночь просидела в туалете при огоньке свечи? Это нечто! Просто блеск.
Рембо (холодно). Вот спасибо.
Звучат редкие аплодисменты; Экар встает. Кро и Каржа хлопают, Верлен и Рембо — нет. Кро, отворачиваясь от Рембо, перешептывается с Каржа. Тем временем Экар начинает свое выступление.
Экар. Благодарю вас, господа. Для начала я хотел бы прочесть одно стихотворение из сборника для детей, над которым сейчас работаю.
(Он продолжает; Рембо украдкой достает из кармана жилета небольшой флакон и выливает содержимое в стакан Кро; пиво шипит и пенится.)
Итак, повторяю: стихотворение написано для детей, хотя, как и вся большая детская литература, оно, смею надеяться, будет небезынтересно и взрослым.
Кро поворачивается к столу, берет свое пиво, но в ужасе спохватывается и торопливо опускает стакан. Взволнованным шепотом обращается к Рембо.
Кро. Что ты мне подлил?
Рембо. Серную кислоту.
Кро. Что?!
Экар (в унисон с ним). Стихотворение называется «Зеленый абсент». (Откашливается.) «Зеленый абсент».
(Кро, пораженный до глубины души, не сводит глаз с Рембо, но тот устремляет взгляд на Экара и, ерничая, аплодирует.)
Зеленый абсент — смертоносное зелье…
(У Рембо отрыжка.)
Отрава, текущая в жилах пьянчуги.
Туманит рассудок, склоняет к безделью…
Рембо (отчетливо). Вранье.
Некоторое смятение. Экар мужественно продолжает.
Экар. «Несчастна семья, что рыдает в лачуге…» Рембо. Бред.
Экар. «Любитель абсента, в разладе с собою…» Рембо. Бред.
Экар (надтреснутым голосом). «Любитель абсента, в разладе с собою…»
Рембо. Полный бред!
Экар. «Обрушил на близких несчетные беды…» Рембо. Я балдею.
Экар. «Жене и ребенку — лишь брань и побои…»
Рембо. «…А пусть не мешают ему, дармоеды!»
Переполох. Возмущение, хохот, выкрики.
Каржа вскакивает со стула.
Каржа. Вон отсюда, ты!
Рембо. Я?
Каржа. Ты, ты, мелкий ублюдок. Пошел вон, или я тебя вышвырну. Кем ты себя возомнил?
Рембо. Надеюсь, мне будет дозволено — правда ведь? — возвысить свой голос против истребления французской поэзии.
Каржа. Не надейся. Извинись — и пошел вон.
Бросается к Рембо, который хватает принадлежащую Верлену трость с вкладной шпагой.
Верлен. Осторожней.
Рембо (обращаясь к Каржа, побелевшему от гнева). Не подходи.
Каржа. Тоже мне напугал…
(Рембо вытаскивает шпагу).
(стушевавшись) и не такие пугали.
Тупик. Они злобно сверлят друг друга глазами. Потом Каржа делает резкое движение — и Рембо наносит удар. Каржа в ужасе застывает, вскрикивает, сжимает запястье. Из раны течет кровь. Всеобщее смятение.
Верлен. Говорю же тебе: осторожней!
Рембо (разворачивается к Экару; с ревом). А теперь твой черед.
(Бросается на Экара, который вначале обмирает от ужаса, но, опомнившись, срывается с места.)
Графоман паршивый!
(Гоняется за Экаром по всему ресторану.)
Чернильный засранец!
(Делает яростный выпад, Экар успевает отгородиться столиком. Кто-то пытается разоружить Рембо, но он бешено размахивает шпагой, грозя зарубить каждого, кто подойдет слишком близко.)
При Франциске Первом по стране бродили мудрые и добрые великаны. Их главное… предназначение заключалось в том, чтобы уничтожать педантов, глупцов и бездарей… (Вскакивает на стол.) Для этого… для этого… великаны просто ссали на них с высоты своего роста — и тогда… и тогда…
С этими словами он лишается чувств и как подкошенный валится на пол. Верлен и Кро подхватывают его и торопливо выволакивают из ресторана.
Занавес.
СЦЕНА 5
Кафе «Дохлая крыса»; 29 июня 1872 года.
В кафе немноголюдно. <b>Верлени Рембо</b>, сидя за столиком, потягивают абсент. На протяжении всей картины Рембо ведет себя заторможенно и отстраненно, как будто ночь напролет курил гашиш или пьянствовал. Время от времени он стряхивает с себя дурман, но лишь для того, чтобы тут же погрузиться в мечтательные грезы, — так происходит, например, всякий раз, когда в беседу вступает Верлен.
