(Фрейд смотрит на него в ужасе, с полуоткрытым ртом. Юнг пытается немного умерить свой пыл.)
Я говорю это как друг.
Фрейд. Тогда избави меня боже от врагов.
Юнг. Хотя тот случай в Кройцлингене должен был бы мне ясно показать, что вы больше не считаете меня своим другом.
Фрейд. Опять вы за свое!
Юнг. Приехать в город, что в двадцати минутах от Цюриха, и не сделать ни малейшей попытки со мной увидеться!
Фрейд. Я же вам написал, сообщил о своем приезде.
Юнг. И приурочили получение мною этого письма к своему отъезду.
Фрейд. Откуда мне было знать, что вы проводите выходные на природе?
Юнг. Да вы и не собирались ко мне приезжать!
Фрейд. Зато вам ничто не мешало ко мне приехать.
Юнг. Чтобы сорвать вашу встречу с новым почитателем?
Фрейд. Да у этого человека рак! Потому я и торопился его повидать.
Юнг. Это отговорки. Если помните, когда я предложил вам спуститься на один лестничный пролет, чтобы засвидетельствовать уважение господину директору клиники, вы отказались. Да еще добавили: пусть, мол, делает собственные выводы. Он тогда сделал выводы, а теперь и я могу сделать свои!
Фрейд сдерживается, чтобы не взорваться. Ему стоит неимоверных усилий сохранять спокойствие.
Фрейд. Давайте вернемся к нашей непосредственной дискуссии. Отправной точкой, если помните, послужило мое признание того факта, что эти обмороки, скорее всего, являются следствием какого-то неразрешенного невроза; мне казалось, все психоаналитики сходятся во мнении, что в небольших неврозах нет ничего постыдного. Но вот передо мной стоит такой человек, как вы, который позволяет себе совершенно аномальное поведение, а потом во все горло кричит, насколько он нормален, и вот это уже внушает довольно серьезные опасения. Вы сами хоть на минуту задумывались о своем заболевании?
Юнг. С нетерпением жду вашего диагноза.
Фрейд. Вряд ли вы согласитесь с каким бы то ни было диагнозом, если он будет поставлен мною. Рекомендую обсудить вашу проблему с какой-нибудь доверенной пациенткой. Из числа тех, с которыми вы установили контакт на более интимном уровне.
(Теперь уже Юнг ловит ртом воздух, но Фрейд не дает ему опомниться.)
А теперь сделайте одолжение, избавьте меня от своего присутствия.
Юнг. Я не позволю…
Фрейд. Вон!
(Юнг расправляет плечи и, поставив стакан на стол, без единого слова направляется к выходу. Когда он оказывается у самого порога, Фрейд бросает ему в спину.)
И считайте себя свободным.
Юнг останавливается, но не оборачивается.
Юнг. Как вы сказали?
Фрейд. Не трудитесь изображать из себя друга.
(Юнг поворачивается и смотрит на него в упор.)
Наши отношения давно висят на ниточке; более того, эта ниточка сплетена в основном из прошлых разочарований. Разорвав ее, мы ничего не потеряем. Уверен, вы с этим согласитесь.
Юнг всеми силами старается сохранять равновесие, но, когда он заговаривает, голос его дрожит.
Юнг. Отлично. «Дальше — тишина».
Разворачивается и уходит; Фрейд, оставшись в одиночестве, закрывает лицо рукой.
СЦЕНА 12
Во всю сцену — идиллия: прекрасный парк в Кюснахте, сбегающий к ослепительно-голубому Цюрихскому озеру; солнечный день летом 1913 года. У берега алеют паруса яхты, принадлежащей Юнгу. Сам <b>Юнг</b> сидит в плетеном кресле, развернув его под углом к озеру. Ближе к зрителям стоят <b>Эмма</b> и <b>Агата</b>: они беседуют с <b>Сабиной</b>, у которой на пальце блестит обручальное кольцо; ее беременность бросается в глаза.
Эмма. Как приятно наконец-то познакомиться с вами лично, доктор Шпильрейн.
Сабина. Мы когда-то встречались. Я была пациенткой вашего мужа.
Эмма. Да, что-то припоминаю.
Сабина. У вас чудесные дети.
Ерошит золотистые волосы Агаты.
Эмма. Спасибо. Непременно сообщите нам, когда у вас произойдет радостное событие. Вы, наверное, хотите мальчика.
Сабина. Нет-нет, мы с мужем надеемся, что будет девочка.
Эмма. Ах вот оно что.
(Поворачивается к Агате.)
Беги поиграй с другими, Агги.
Агата. Можно мне тут побыть?
Эмма. Слушайся маму, а не то доктор Шпильрейн расхочет, чтобы у нее была девочка.
(Агата убегает; Эмма поворачивается к Сабине.)
Помогите ему — надежда только на вас.
Сабина. Что случилось?
Эмма. Он не в себе. Безнадежно запутался, увяз в своей книге. Перестал спать. Свернул частную практику. До сих пор не может опомниться после травмы, которую нанес ему конфликт с профессором Фрейдом. Я не понаслышке знаю о таких состояниях и убеждена, что ему грозит неминуемый нервный срыв.
Сабина. Надо же. Я помню его совершенно другим.
Эмма. К сожалению, вы у нас только проездом, но, если бы остались немного погостить, я бы, наверное, убедила его пройти у вас сеанс психоанализа. Я знаю, он всегда… высоко ценил ваше мнение.
(Сабина с тревогой смотрит в сторону Юнга.)
Вы же теперь ведете прием пациентов, да?
Сабина. Пока да, но в дальнейшем хочу специализироваться в детской психологии. Я не делилась своими планами с вашим мужем — он не признает эту область. Но выявление проблемы на ранней стадии может избавить человека от множества страданий.
Эмма. Вы правы, спору нет. Я и сама делаю некоторые шаги в этом направлении. Сейчас изучаю легенды о Святом Граале. Меня увлекает идея поисков чистоты и просвещения длиною в жизнь.
Сабина. Я тоже много занималась мифологией, но исследовала более темные области.
Эмма. Как же, помню.
(Пауза. Сабина отводит глаза.)
Когда дети подрастут, пойду учиться на психотерапевта. Хотя с Карлом этими планами не делилась, как и вы.
Сабина поворачивается к ней спиной.
Сабина. Его состояние, видимо, давит на вас непомерной тяжестью.
Эмма. Оно лишь подтверждает то, о чем я и прежде догадывалась.
Сабина. Что именно?
Эмма. То, что у меня нет близких друзей; все наши знакомые интересуются только моим мужем.
Сабина. Ну что вы, не может быть.
Эмма. Я по этому поводу не переживаю. Когда у нас еще бывали гости, мне приходилось постоянно следить за собой, чтобы не произносить умных слов и не отвлекать внимание от Карла.
(Сабина в растерянности, она не находит ответа.)
