Инспектор отошел от кафедры, вытаскивая из кармана мобильный, и на его место снова встал директор.

— Спасибо, инспектор Лестрейд. Вы можете идти, но, пожалуйста, помните, что обед в два часа, и…

Но его слова утонули в вое микрофона и шума, с которым сотни студентов пытались все разом выйти через одну дверь.

Когда Джону, наконец, удалось выбраться из зала, прошло не меньше пяти минут. Он огляделся в поисках Шерлока, но того нигде не было.

Великолепно.

В 221 Шерлок не вернулся ни к обеду, ни вечером, который Джон провел с Молли. Когда она не задавала тысячи бессмысленных вопросов про Шерлока, с ней было приятно проводить время. Они разговаривали об университете, о том, кем они хотят стать; Молли тоже хотела стать врачом, хоть и таким, который работает с мертвыми, а не с живыми.

— Нет, нет, ты привыкаешь к трупам через некоторое время, — сказала она, взмахнув вилкой, полной пасты, в воздухе, чтобы подчеркнуть свою точку зрения (привычка Молли с энтузиазмом размахивать руками во время разговора закончилась для Джона, по крайней мере, двумя тычками вилкой за ужин). Увидев лицо Джона, она засмеялась. — Ладно, я знаю, звучит нелепо и жутко, но так и есть, честно. Ты просто… перестаешь думать о них, как о людях. Я провела так много времени в морге, помогая папе, после смерти мамы, что у меня, наверное, иммунитет к этому или что-то такое…

— Твоя мама тоже умерла? — спросил он прежде, чем успел остановить себя. (Дерьмо. Дерьмо. Не нужно было этого говорить. Это худшее из всего, что можно сказать. Черт. ) — Нет, нет, прости, я не должен был спрашивать. Господи, мне так жаль.

Но Молли только закатила глаза.

— Все нормально, честно. Это был рак. Она умерла, когда мне было семь лет, поэтому я плохо ее помню, если честно, — она улыбнулась, и Джон понял, что она изо всех сил старается успокоить его. — А твоя мама…?

— Да. Пьяный водитель. Этой весной, — он ковырялся вилкой в пасте, вдавливая ноготь большого пальца в указательный палец так сильно, что выступила кровь.

Молли вздохнула.

— Боже, Джон, мне очень жаль. Это… это так ужасно. Боже, — она протянула руку, словно хотела похлопать его по плечу, но в последний момент отстранилась.

Он был готов выдать свой обычный, совершенно бредовый ответ, что все нормально, что он справляется, но в место этого вышло:

— Да. Да, это так, не правда ли? — его голос был на удивление жестким и злым, и он ждал, что Молли смутится.

Но она этого не сделала (и он поклялся, что как только он увидит Шерлока, он даст ему в морду за то, что тот пользуется такой девушкой, как Молли Хупер). Вместо этого она просто кивнула и начала задумчиво жевать свою пасту.

— Ты волнуешься за Шерлока, — сказала она, делая глоток воды. Это был не вопрос.

— Что? Вовсе нет.

— Да. Ты каждые две секунды посматриваешь на дверь, ожидая, что он войдет. Это нормально. Такое случается. Он исчезает на несколько часов, а потом возвращается и никогда никому не рассказывает, где был.

Джон, который смотрел на дверь, когда она сказала это, отвел глаза.

— И у него никогда не бывает неприятностей из-за этого?

— Очевидно, у него богатая семья. К тому же, он настолько гениален, что может зарабатывать оценки, не появляясь в классе.

Он вспомнил предложение Майкрофта полностью оплачивать его обучение, как Шерлок не сомневался в том, что Джону это предложили. Внезапно все обретало смысл.

Шерлок так и не появился, когда Джон вернулся с обеда, и он провел ночь в одиночестве в своей комнате, делая немногое, что задали в первый день занятий. Прежде, чем отправиться спать, он позвонил отцу, тот говорил тихо и в нос (Он плакал, объявил противный голосок в затылке Джона). Но он обрадовался, что Джон и Гарри хорошо устроились. Отец взял с него обещание приехать в Лондон с Гарри до конца месяца, чтобы навестить его и сходить на прием к Элле. Джону не хватило духа, чтобы отказаться.

Он спал беспокойно и проснулся за полночь, после особенно неприятного кошмара, тяжело дыша и весь в холодном поту (мертвая женщина в заброшенном доме была на самом деле его матерью, и крыша рушилась, и стены шатались, и фары, белые фары, готовые врезаться в дом, боже боже боже…). Он заглушил всхлип в подушке, и немного полежал лицом вниз, пытаясь успокоить дыхание. (Это не происходит на самом деле, сказал он себе. Авария закончилась. Это была не твоя вина.) (Твоя, сказал противный голос в его голове. Это была твоя вина).

— Это всего лишь сон, Джон. Спи, — раздался голос из темноты на другой стороне комнаты.

— Шрлок? — невнятно спросил он, уже засыпая.

— Спи, — голос был несколько мягче, чем прежде, и Джон хотел сказать что-то в ответ, но сон уже овладел им, и мир почернел.

Шерлока не было в обеденном зале следующим утром, но появился на литературе. Когда их учитель раздавал копии “Гамлета”, Шерлок смотрел прямо перед собой, казалось бы, не слыша ничего из того, что говорил Джон.

— Шерлок! Шерлок, ты меня слушаешь? Где, черт возьми, ты пропадал вчера вечером? — Джон зашипел, придвигая стол как можно ближе к Шерлоку.Не получив ответа, он стукнул его по руке своей копией “Гамлета”, но Шерлок остался неподвижным.

— Ах, господин Уотсон. Вы с мистером Холмсом ничем не хотите поделиться с классом?

— Нет, мэм.

— Тогда я уверена, что вы будете более чем счастливы, прочитав нам роль Марцелла в сцене первой.

То же самое было на истории искусства: каменная, непроницаемая тишина, адресованная не только Джону, но и всему миру. Когда учительница задала Шерлоку вопрос, ей пришлось повторить его трижды, прежде чем Шерлок дал односложный, наполненный снисхождением и презрением, но правильный ответ. К уроку биологии терпение Джона было на исходе.

— Он всегда такой? — спросил он, когда они с Молли делали заметки про анатомию растений. Записи Молли были какими-то чересчур аккуратными – каждая буковка идеально выведена и помещена на нужное место.

— Кто, Шерлок? — даже разговора о Шерлоке, казалось, было недостаточно, чтобы отвлечь Молли от учебника. Джон должен был отдать ей должное, когда она чем-то интересовалась, она отдавалась этому целиком или никак.

— Кто же еще? Он не сказал ни слова ни мне, ни кому-либо еще за весь день, разве что сделал исключение, чтобы унизить нашу учительницу истории искусств, по сути назвав ее предмет и вообще всю область исследований «бесполезной и бессмысленной», — про кошмар Джон решил не рассказывать.

— Всегда. Тебе просто нужно решить, стоит оно того, чтобы мириться с этим, или нет, — голос Молли был далеко, и Джон заметил, что она уже на несколько страниц впереди него.

Нахрен. Нахрен его. Он повернулся к своему ноутбуку.

Когда он добрался до французского в тот же день, его встретила очень обеспокоенная женщина с черными кудрями.

— Jean! Jean Watson! Mon pauvre garçon! Comment vous sentez-vous? Venez, venez po.*

— Она ухватила его за плечи и повела в класс, к экзаменационному столу.

(Дерьмо. Как ей лучше сказать, что помнил по-французски слов двадцать?)

— Э-э … Bonjour, мадам Бертран? Эм … Bien**?

Мадам Бертран моргнула несколько раз, а затем рассмеялась, переходя на английский с сильным акцентом.

— Прости меня, дорогой. Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь? Пищевое отравление это ужасно, не правда ли? Я виню во всем английскую еду, которую подают в этой школе. Слишком обильная, да?

—… Да? (Похоже, Майкрофт одарил его несуществующим пищевым отравлением.)

— Да, хорошо, ты будешь партнером Сары весь этот год, — сказала мадам Бертран, указывая на стол, где сидела девочка со скобками, которую он видел за столом Майка вчера за обедом. Она застенчиво улыбнулась, и он изо всех сил постарался улыбнуться в ответ.

— Держи, — сказала она, когда он сел на свое место. Она протянула ему толстую пачку бумаг, скрепленных скрепкой. — Я продублировала все, что нам вчера раздали.

Джон кивнул в знак благодарности и начал листать документы, с замиранием сердца понимая, что большинство из них были полностью на французском языке.