- Ага. Так оно и есть - это всё, что я мог выдавить из себя, вместо ответа.

Хорошо ещё, что собеседник не пытался переспрашивать и уточняться, наверное, понимал, делать это бесполезно. Чего добьёшься у человека, получившего прозвище Молчун?

Эко меня угораздило, махнуть рукой. Хотя, если посмотреть на мой поступок с другой стороны, сиди я лицом в другом направлении, неизвестно, как бы ещё с ним разобрался.

- А родичи у тебя есть? Или сгинули все на промысле? Чего про них то ничего не сказал? Слыхал я, что в тех краях много наших одиночек пропало. А может ты сам одиночка? Так не стесняйся, прямо скажи, мне можно. Был у меня один знакомый... - начав с вопросов и снова сорвавшись в разглагольствования, продолжил разговор Драп.

Нет, всё таки хорошо, что люди здесь так много разговаривают. Есть время подумать над ответами или на худой конец попытаться уподобиться им и попросту заболтать собеседника, так ничего и не ответив.

Вечерний разговор долго не давал уснуть. Он так и не прояснил мне, где я нахожусь и даже намёка не дал, что делать дальше, но кое что из него всё равно стало известно, и хотелось ещё чего то разузнать прямо сейчас. Меня так и подмывало спросить у лежащего через полтора метра от моего спального места Драпа, чего нибудь, ну хотя бы про его родственников, но делать этого нельзя, по дороге в хижину, напарник меня об этом предупредил. Оставалось только одно, общаться с самим собой и переваривать то, о чём шёл разговор вовремя ужина и на что ни мой собеседник ни я, так и не получили ответов.

Рисуя в голове мрачные картинки, незаметно вернулся к истоку нашей задушевной беседы и мысленно улыбнулся тому, как легкомысленно поступил, махая руками, куда попало. По какой то причине этот взмах прокручивался в голове раз за разом, как будто в нём заключалось что то важное, что то такое, чего лежит на поверхности, но до чего я так и не могу додуматься. Чтобы отбиться от прилипшего изображения пришлось заставить себя всё забыть и стараться, как можно быстрее, уснуть. Сильно стараться не понадобилось, представил, как завтра буду таскать опостылевшую соль, от которой всё тело уже чешется, так сразу зевота и напала, а от неё до глубокого сна у меня расстояние не большое.

Последующие несколько дней слились в один, длинный, солнечный, праздничный и очень информативно насыщенный. Всё это время мой товарищ рассказывал о себе, своих родителях и братьях, дальних и близких родственниках, своих переживаниях о них и о своей дальнейшей судьбе, и самое главное о месте, где прошло его детство и юные годы. Больше всего меня интересовало именно это, то самое место, названное им, ни много не мало, городом. Хотя про родственников тоже было интересно послушать, ну хотя бы для того чтобы понимать все ли простые люди здесь такие же, как и мы, униженные и оскорблённые. Что касается родины, то находилась она у моего дорогого друга не очень близко, по его понятиям о расстояниях, но была очень красивой со множеством домов, что меня очень сильно удивило, с огромным количеством людей, проживающих в них и развитыми отношениями между ними. Он так и сказал: "С развитыми отношениями", и это его выражение меня основательно напрягло. Ну откуда этот, годами нестриженый парень, бегающий без штанов, с примитивным орудием для переноса тяжестей, знает про такое. Мне ничего не оставалось делать, как попытаться наводящими вопросами узнать об этом городе, его людях и главное о времени в котором он находится, и развивается.

- Послушай, Драп - начал я из далека, - а вот этот город ваш, давно построен?

- Давно - простодушно ответил он. - Так давно, что мне даже толком неизвестно, когда. Нет, сначала он совсем не был городом и потом, когда в нём поселились мои предки, тоже не считался таковым. Городом его назвали, после того, как время пришло.

Любитель поговорить ещё долго извращался, так толком ничего и не сказав. Пришлось зайти, с другой стороны.

- Интересно рассказываешь - похвалил я кучерявого говоруна. - Вот смотрю я на тебя и не могу понять, сколько тебе лет? Говоришь вроде, как умудрённый опытом человек, а на вид молодой парень. Ты в каком году родился?

- Так, подожди ка. Сколько лет спрашиваешь? - задумался Драп. - Если моему младшему брату было пятнадцать, когда меня на каторгу отправили, а я старше его на восемь, тогда мне сейчас?

- Ты сказал на каторгу? - прервал я его, обратив внимание на новое слово в обиходе напарника.

- Ну да на каторгу. А ты чего считаешь, что у нас здесь совсем на неё не похоже?

- Почему же не похоже, очень даже похоже - не стал я оспаривать очевидное.

- Тогда не перебивай, каторга и должна быть похожа сама на себя. А на что же ей ещё быть похожей? Так, значит ты спрашиваешь сколько мне лет? Сейчас я тебе отвечу, сколько.

Парень задумался и остановился, не обращая внимания на то, что расстояние между нами и основной группой всё увеличивается, и увеличивается, а охраны так и вовсе уже не видно, она ушла за очередной поворот, над чем то весело смеясь.

- Мне двадцать пять! - радостно выкрикнул напарник. - Моему старшему брату сейчас тридцать, а он на пять лет старше меня. Стало быть, родился я в триста сорок восьмом году. Точно в сорок восьмом, сейчас же семьдесят третий!

- Триста семьдесят третий?! - переспросил я, окончательно раздавленный действительностью.

Драп что то радостно говорил, но я его уже не слушал. Меня, как будто молотком ударили по голове. Триста семьдесят третий год - это же настоящий ужас! Я несколько раз проговорил про себя эти страшные цифры, стараясь проникнуть в их глубину, но от понимания того, куда меня занесло стало ещё противнее.

- Чего застыл? - спросил Драп, сопроводив свой вопрос ещё какими то словами. - Пошли давай. Посмотри, как отстали, нет уже никого рядом.

Дорога действительно была абсолютно пустая и это обстоятельство подействовало на меня, вкупе с услышанным от напарника, словно выстрел из пистолета на марафонца, стоящего на старте.

- И чего я ещё стою тут, как истукан и слушаю этого древнего человека? - спросил я себя и сразу ответил: - Надо бежать от них всех, как можно быстрее, прямо сейчас! Другого такого случая может больше и не представиться! Идите вы со своим триста семьдесят третьим годом, куда подальше!

Я резко дёрнул корзину на себя. Стоявший в пол оборота ко мне носильщик, не ожидавший с моей стороны такого неуважения к нему и к нашему общему инвентарю, не смог удержать поручни в своих натруженных руках, и выпустил отполированные деревяшки из них.

- Ты чего, Молчун? Зачем так делаешь? Мне же... - начал он возмущаться.

- Беги! - крикнул я ему, оборвав парня на полуслове.

Пока он соображал, чего ему предлагают, корзина уже оказалась на моих плечах и я вместе с ней нырнул в густые, придорожные кусты, с трудом продираясь сквозь них.

- Бежать! Как можно дольше и, как можно дальше, от этого кошмара! - бешено стучало в моей ошалевшей голове.

Я так и делал, продолжая тащить на себе давно ставшие бесполезными носилки, от которых надо было избавиться уже в самом начале побега. Не обращая никакого внимания на ободранные руки, на лицо, исхлёстанное в кровь безжалостными ветками, наматывал босыми, натруженными ногами метр за метром, словно пытаясь вырваться из плена этого далёкого, чужого и жуткого времени.