Какое количество дней меня и окружающий мир соединяло лишь двести шагов, которые необходимо пройти до следующей остановки, так навсегда и осталось тайной. Возможно их было всего три, вполне вероятно, что пять, может быть десять, я так же не исключаю того, что на самом деле их было и на много больше. Время, застывавшее днём, когда меня кроме этих метров, ничего больше не интересовало и бежавшее с огромной скоростью ночью, когда мой организм пытался, но так и не успевал, восстановиться, превратило мою жизнь в винегрет и заниматься ненужными подсчётами, с такой кашей в голове, было не за чем, да и не в состоянии я был этого делать. Я даже не помню, чем меня кормили, кто пытался со мной заговорить за эти дни, так же мне было абсолютно всё равно, что находится вокруг и какие погодные условия на улице. Перед глазами лишь чужая спина, корзина и циновка, на которую каждый день падаю и с которой каждое утро, всё ещё, встаю. Мне, как простому роботу, чужды вредные эмоции, у меня нет никаких воспоминаний, а будущее продлится лишь до тех пор, пока не сядет батарейка, в моём случае заменённая на обычное сердце - видимо такую установку получил мой организм на время ходовых испытаний на выносливость, хотя лично я ему ничего не давал. Надо думать, у него сработал инстинкт самосохранения, заложенный в любом человеке с самого рождения. Кому то он может не понадобится в течении всей жизни, у кого то срабатывает только определённая его часть, а вот у меня программа включилась полностью. Видно сильнейшие перегрузки побудили её к этому. Ну что же, хорошо, что так. Лучше быть роботом, чем нейтральным овощем, у него хотя бы надежда есть, на перезагрузку или, по крайней мере, на подзарядку, а у овоща будущего однозначно нет, рано или поздно его съедят, или он бесславно сгниёт и, в лучшем случае, пойдёт на удобрение.
Кончилось моё наваждение в один миг, поздним вечером, после очередного, неизвестно какого по счёту рабочего дня, почти в полной темноте, когда по какой то не понятной причине я не отключился сразу и бесповоротно, а лежал на своей жёсткой циновке с открытыми глазами, ни о чём не думая и ни на что не обращая внимания, скорее всего, даже не понимая сплю я уже или ещё нет.
Возня и сопение, а следом за ними удары, хрипы и злобный стон, больше похожий на приглушённый вой, разразившиеся совсем рядом, заставили вздрогнуть, приподняться и почти сразу же за этим резко вскочить. Непривычные шумы доносились из того места, где устроился на ночь человек благодаря которому я ещё жив и от которого напрямую зависит, как долго эта жизнь у меня ещё продлится. Это обстоятельство, надо быть честным и заставило меня выйти из сомнамбулического состояния. Я поступил точно так же, как поступает преданная собака, почуявшая неладное с любимым хозяином, но в отличии от неё не сразу ринулся защищать его, а попытался разобраться, что с ним происходит, и возможно это спасло нам обоим жизнь. Кинься я на тёмную массу, шевелящуюся в темноте словно многорукий бог Шива, без разбора, в ней бы навсегда и остался. Один из тех, кто пытался нанести увечья моему напарнику, в этом у меня сомнений не было с самого начала, без труда бы расправился и со мной. Идти на людей, успешно таскающих тяжести на длинные расстояния не один год подряд, равносильно тому, чтобы броситься останавливать мчащийся с бешеной скоростью поезд с перьевой подушкой в руках, сметёт и не заметит.
Удивляться чёткости мыслей и обдуманной выдержке, вновь появившимися в моём арсенале, времени не было, хотя снова ощущать себя думающим человеком было приятно. Разглядев в темноте спину одного из нападавших, мне хватило ума на то, чтобы не хватать его и не оттаскивать, а поступить достаточно просто и довольно разумно, в сложившейся ситуации. Я сделал шаг в его сторону, наклонился, отыскал тыльную часть сопящей головы, затем соединил свои, ставшие мозолистыми, ладони в замок и изо всех оставшихся сил нанёс удар по ней, нисколько не заботясь о том, что произойдёт с этим человеком после этого. Когда же тело обмякло и стало заваливаться на бок, словно переполненный пакет с продуктами, приобнял его и бережно отнёс в сторону. Чутьё подсказывало мне, что избавить ещё кого нибудь от ночной драки таким образом у меня не получится и надо готовиться к более серьёзным действиям. Так оно и вышло, не успел я выпрямить спину, как в мою сторону посыпался град размашистых ударов, большая часть которых досталась плетёной из веток и обмазанной глиной стене, отчего она загудела и стала местами осыпаться. Я её понимаю, бьют сильно, до меня часть от этой молотилки тоже долетела, правда я вовремя успел закрыться руками и сгруппироваться, так что серьёзного вреда этому вояке мне нанести не удалось. Драться с мужчиной в полном рассвете сил, да ещё к тому же в настоящее время имеющим надо мной физическое превосходство я не собирался, моя задача на много скромнее. Мне надо отвлечь на себя внимание ещё хотя бы одного из коллег моего напарника, предоставив ему шанс самому разобраться с оставшимися двумя. Это всё, на что я сейчас способен, да и требовать большего, с его стороны, было бы не справедливо.
За завтраком я впервые услышал самую краткую речь, за время моего пребывания на солеварне. Она, что вполне естественно, также не обошлась без слов паразитов, но было их так мало и сказаны они были так жёстко, и убедительно, что повлиять на скорость моего перевода их, в более нормальную для меня последовательность, они практически не смогли.
- Молчун, - обратился ко мне мужчина с огромной шишкой на затылке, по имени, ставшим моим совсем недавно, - сегодня твоя очередь. Жди ночью гостей. И не надейся, что твой дружок тебе поможет, он помогает только в одном случае, когда надо сходить за смертью.
Я ничего не ответил на его угрозы, ещё раз таким образом подтвердив правильность данного мне, почти с первого дня пребывания на солеварне, прозвища. Человек, считающий каждый последующий день последним в своей жизни, перестаёт бояться многого, тем более угроз от которых толку на копейку. Утреннее, молчаливое рукопожатие друга, таскающего со мной мокрую, грязную кашу, называемую солью, сказало о многом и вселяло надежду на будущее.
Перелом наступивший в моём состоянии вчера вечером, активно продолжал продвигать характеристики организма в лучшую сторону. С первой же ходки количество шагов, которые был в силах сделать без краткосрочного перерыва, увеличилось в двое. Весь обратный путь, не следил за тем чтобы не выронить из рук носилки, а глазел по сторонам и удивлялся: огромному числу поворотов на затоптанной босыми ногами трассе, обилию яркой растительности по её краям, тучам комаров, отчего то игнорирующих моё обнажённое, красиво загоревшее тело и пофигизму двух охранников, беспечно шагающих в полу километре впереди от своих подопечных. Во второй заход, что показалось совсем уж не реальным, самочувствие хуже не стало. Напротив, наш тандем умудрился закончить изнурительный забег вместе с остальными носильщиками, ни отстав от них ни на шаг, чем дал им повод отпускать в нашу сторону плоские, а порой даже и совсем не понятные мне шутки, и высказывания. И наконец, во время ужина я впервые за много дней вспомнил за чем пришёл в это место и пускай мимолётно, но всё же подумал о Степане, этом старом козле, затащившем мою задницу в такое безнадёжное дерьмо. Мысли мои о нём, возможно и похожи на воспоминания о какой то забытой и не очень нужной вещи, но всё равно, прогресс на лицо.
Очередная ночная стычка между членами бригады, питавшими друг к другу ненависть и имевшими разногласия по поводу... А вот с этим у меня полный облом, потому что я до сих пор не знаю, на почве чего эти разногласия у них возникли. Информацию об этом до меня так и не довели, однако участвовать в разборках всё же заставили. Так вот, новый мордобой был серьёзным, жестоким, но скоротечным. Когда и после пятого падения на земляной пол я поднялся на ноги, мне под них смачно плюнули, вполне понятно, но уж как то сильно затянуто, выругались и в конце концов отстали. Тоже сделали и с Драпом, занявшем оборону в дальнем углу хлипкой хибары, тем самым дав понять, что временно конфликт исчерпан, и позволив остаток ночи провести спокойно. Как не крути, а на работу завтра выходить всем надо, независимо от того, кто к кому, какие чувства питает.
