Я только вздохнула и тихо выругалась, глядя в след. Ну да, я всего лишь техник, а суд - дело многомудрых. Причём суд явно не светский: ни одного известия властям не направляли. Получается, монастырский конклав имеет право выносить любые приговоры... И что же светит Маро?
Самое страшное наказание, вроде бы, Перерождение. Но для Маро, по-моему, это слишком. Если бы не он, всё кончилось бы гораздо хуже: «отпользовали» бы этих девочек, вовек бы в себя не пришли, даже с источниками. Ещё слышала выражение «вздёрнуть на Тарпе», но это просто повешение. Хотя это тоже слишком. Да и Халнер наверняка будет племянника выгораживать, как сможет...
Хотя действительно, как? И вообще, почему именно его позвали «расследовать» это всё? Потому, что иллюзии умеет строить? Или потому, что получил какое-то прицерковное образование, про которое Трен говорил? Хм, а похоже. Вряд ли бы совсем уж «гражданского» или чужого на монастырский конклав пустили. Только почему тогда Курт, который полноценный священник, просто стоит, как мебель? Ничего не понимаю в этой Империи. Ведь, если святотатство есть вмешательство в ритуал, то, по логике, нас с тем же Халнером тоже должны бы наказать, за то, что в Роще шлялись в ритуальную ночь… Но он сказал «нас привела сюда воля Апри», и Селестина отстала.
Хотя стоп. А что, если…
- Гостья Аделаида!
Я вздрогнула и перевела взгляд на двух стражниц. Пфрр… За свою не слишком длинную, но весьма насыщенную жизнь, я сменила множество личин, но почему-то именно это имя каждый раз заставало врасплох.
- Гостья Аделаида, извольте поторопиться со сбором камней. Сейчас начнётся ритуал очищения.
Очищение, ага. Это что, со швабрами будут травинки мыть? Или дорожку подметать особым веником? А ещё опять это «извольте», монторп их раздери! Вежливые какие, сгореть можно. Ладно. Камни и правда пора собирать, а то окончательно подохнут, а мне отчитывайся потом, почему некондицию вернула, компенсацию еще потребуют. Да ещё разбирать расстановку надо ровно в обратном порядке, как собирали, иначе тонкая настройка кристаллов друг на друга просто их разорвёт и превратит либо в пыль, либо в бесполезный кусок породы.
Пока я кумекала правильный порядок и шарилась по кустам, над душой нависали две стражницы. Тем временем, по прогалине начали маршировать монашки с расшитыми знамёнами и золотыми дисками на палках, и завывали гимны. Наконец, последний кристалл серо-жёлтого минерала Кади улёгся в мешок. Всё! Теперь в кладовую и свободна! Потом… Потом сразу на кухню. Всю ночь на ногах, и без завтрака!
Внутренний двор обители встретил запахом нагретого песка. Это в роще деревья рассеивали жаркие лучи, а здесь, на открытом пространстве, Великий Апри сиял во всю мощь. Прогретый воздух уже начинал колыхаться. Томно стрекотали какие-то насекомые, из сада пахло подвядшей травой. Короткие тени норовили забраться под предметы, узоры на изгороди выгорали на глазах.
Зазвонили к солцеслужению. Я вопросительно поглядела на свою «охрану», но те продолжили шагать в направлении кладовых. Хм. Не хотят своему же богу молиться – их дело, но поесть-то мы пойдём потом, или как?
Однако сегодня все боги Вселенной решили, что телесная пища это вовсе не то, что нужно моей душе. Когда формальности с камнями завершились, и я собралась наконец-то смыться от стражниц, в кладовой появилась молодая монашка: глаза блестят, на щеках - алые пятна, маленькие ручки сжаты в кулачки.
- Казнь святотатцев через полчала на площади у главных ворот! – звонко объявила она.
Стражницы переглянулись, едва сдерживая улыбки. Хранительница кладовой физически подпрыгнула. Отложила регистрационный журнал и перо, судорожно начала вынимать ключи из ящика.
- Казнь? К-как казнь? Какая? – услышала я свой голос.
- Еретики предстанут пред оком Великого Апри! – воскликнула монашка, - поторопитесь, сёстры!
Поторопитесь. Да я тебя в порошок сотру! И охрану эту черно-белую тоже! В два счёта! И как Маро поведут – всех перебью, и мы побежим, и…
А что – и?
Я глубоко вдохнула и посмотрела на коробки с кристаллами, стоящие ровными рядами на пахнущих бумагой и деревом стеллажах. Кулаки сжались сильнее, ногти впились в ладони. Медленный выдох. Взгляд в окно, на белоснежные стены древнего монастыря. Что толку в этих неприступных склонах, если священную Рощу огораживает решётка, которая не только ловкому циркачу, но и паре городских отморозков не преграда? Эх, Маро-Маро…
Подавив тяжёлый вздох, я молча пошла вместе со всеми к месту казни. В голове роились планы побега и спасения, но я понимала: любое вмешательство обречено на провал. Провал такой же горький, как настойка, которую придётся теперь пить за упокой этого идиота.
***
На подъездной площади собрался весь монастырь. Сестры выстроилась ровными рядами перед памятником Воинам Апри так, чтобы остался широкий проход к монастырским воротам. Меня быстренько приткнули к заднему ряду левой группы. Спины и затылки порядком закрыли обзор, однако я успела заметить, что между «толпой» и памятником тоже осталось свободное место, на котором разместилось три кучи чего-то, похожего на ветки. Или тонкие дрова. Дрова?! О боги. Как там сказала эта вестница? Предстанут пред Оком Апри? Так это же…
Не додумала: раскатился колокол. Низкий звук проник в нутро, дробя зубы и кости, заставляя чувствовать себя ничтожеством по сравнению с великой силой, что гораздо могущественнее любых человеческих начал. Едва затих последний удар, опустилась вязкая тишина. Затем поплыл звон металла о камень. Все монахини склонили головы, а я обернулась на звук.
Из ворот величественно выходила мать Селестина. Слепые глаза как будто светились однородным белым светом. Белоснежные одежды - оторочены тончайшей золотой каймой, отчего напоминали остро наточенные лезвия. В руках настоятельница держала посох-копьё, опираясь на него при каждом шаге. На вид штуковина была легкой, но бряцала, словно боевая булава Небесного Воителя.
Потом настоятельница дошла до постамента. Стоило ей начать подъем по ступеням, как из ворот потянулись старшие сёстры, среди которых затесался Курт. Солнце сверкало на бритом черепе, но священник ссытулился, а широкие плечи подрагивали, будто от холода. Как и большая часть конклава, он встал куда-то в первый ряд «построения» монахинь.
Удивительно, но замыкал процессию Халнер, нацепивший на плечи что-то вроде епитахили, причём черного цвета. Шёл неторопливо, с тем же безразлично-спокойным видом, с каким всё утро спорил с Селестиной. Что ещё более удивительно, он не завернул в один из первых рядов, а пошёл к ступеням монумента вслед за двумя самыми старшими сёстрами в белых епитрахилях. Стоило всем троим разместиться на ступеньку ниже Селестины и развернуться лицом к площади, как настоятельница ударила посохом по чему-то гулкому и звонкому. Рядовые монахини разом подняли головы и затянули гимн. Из ворот обители повели осуждённых.
Основательно побитые и скрученные, пацаны чуть что не пахали носом землю – так им вывернули руки. Заметив Маро, я ломанулась вперёд, но наткнулась на древко алебарды. Пришлось отступить. И ещё. И ещё, пожалуй – туда, где камни площади плавно поднимались к Цитадели, растущей из древней скалы. Да, так обзор гораздо лучше.
Едва преступников поставили на колени между постаментом и «эшафотами», Селестина начала говорить что-то витиеватое, не то речь, не то проповедь. Сложные формулировки, отсылы к незнакомым мне законам, религиозные выкладки… Суть сводилась к одному: ослушники заслуживают смерти.
Едва настоятельница договорила, одного из пацанов подняли, и повели к правому «эшафоту». Кажется, тот парень, что бросился убегать, и получил в спину полосатый дротик - очевидно, с сонным зельем, которое вырубает на несколько часов.
Лучше бы парень не просыпался вовсе. Сейчас его привязали за руки и за ноги к раме из крепких досок и накрыли до подбородка подобием савана с письменами. Пацан почти не сопротивлялся, только с недоумением крутил головой и жмурился, словно пытался отогнать кошмар.
