— Мне жарко, — сказал Коньков и стал обмахиваться футболкой.

— Значит, уже простудился. Оденься немедленно!

— И правда, чего дурака валяешь? — спросил Сарычев. — У тебя вон мурашки по спине бегают.

— И шея посинела, — не без удовольствия сообщил Алик.

Вздохнув, Коньков надел футболку и рубашку, но схитрил: задрал на спине, чтобы голая осталась. Ольга Петровна еще раз выглянула в окно и успокоилась — Вовкин маневр она не заметила. Коньков повернулся спиной к солнцу.

— Все равно не загоришь, спорим? — сказал Сарычев.

— Темнота, — пренебрежительно отозвался Вовка. — На Северном полюсе люди и то загорают, когда солнце. Скажи, Алик?

Агапов не знал, так ли это, но на всякий случай кивнул.

— А пошли на речку! — предложил Сарычев. — Там и позагорать нормально можно.

Они отправились на безымянную речку, которая протекала на окраине города. Речка была не очень глубокой и довольно узкой — поплескаться еще можно, а плавать — никакого удовольствия.

Побросав портфели, они разделись до трусов и разлеглись на песке, раскинули руки-ноги. Песок был довольно теплым, но ветер с речки приносил ознобный холодок. Алик Агапов, стараясь не стучать зубами, потихоньку подтягивал к себе форменный пиджак.

— Эх ты, — заметив это, укорил его Вовка. — Слабак. Зря мы с тобой связались.

Сам он приспособился быстро: загорал, поворачиваясь спиной к солнцу, а когда замерзал — подставлял солнцу живот.

— Так и окоченеть недолго, — не выдержал наконец Сарычев и, вскочив, начал бегать кругами, хлопая себя по бокам и плечам. Потом побежал к реке.

— Куда это он делся? — спросил минут через пять Вовка. — Пойти, что ли, посмотреть?

Он с напускной ленцой поднялся, но, едва встав ноги, припустил бегом к воде. В этом месте река петляла, и Коньков за поворотом, под обрывом, не сразу увидел приятеля. А когда увидел, обернулся, позвал Алика, который подскакивал на месте, подтягивая синие спортивные трусы.

Под обрывом дымилось кострище; наверное, рыбаки оставили с ночи — рыба в реке водилась, мелкая правда. Сарычев стоял возле кострища на коленях, раздувал угли, подбрасывал щепки. Пока приятели спускались с обрыва, он развел настоящий костер. По дороге Коньков прихватил здоровенную корягу — ее тоже бросили в огонь, и стало совсем хорошо.

Жмурясь от удовольствия, Вовка поворачивался к огню то спиной, то боком.

— Вот это вещь, — сказал он. — Теперь и позагорать можно.

Согревшись, они вновь начали обсуждать, чем бы удивить пограничников.

— Лешка здоровый, — сказал Вовка. — Можно на него влезть и разные фигуры делать. Собственно, мы так и собирались. Но вдвоем неинтересно, а вот втроем…

— Мы так не договаривались, чтобы я двоих держал! — возмутился Сарычев. — И вообще, почему я?

Пламя в костре стреляло искрами, здоровенная коряга никак не хотела прогорать, только обугливалась. Глядя на нее, Алик вдруг спросил:

— А помните, к нам цирк приезжал?

— Ну? — спросил Вовка.

— Акробатов на доске помните? Один на доске стоит, второй на другой конец доски прыгает, и этот, первый, — фьюить! — к третьему на плечи.

— Точно! — обрадованно воскликнул Лешка. — И по дороге он еще сальто крутил.

— А мы что, в часть прямо со своей доской поедем? — спросил Вовка, недовольный тем, что такая блестящая идея пришла не в его голову.

— Акробаты всегда со своими приспособлениями повсюду ездят. А мы чем хуже? — возразил Алик.

На следующий день после уроков они выпросили у завхоза доску поровнее и принесли ее на берег реки. Нашли подходящий камень-валун, положили на него доску.

— Значит, так, — сказал Вовка. — Алик у нас самый легкий. Я буду на доску прыгать, Алик полетит и к тебе на плечи приземлится.

— Он очки потеряет, — возразил Сарычев.

— Ты без очков увидишь, куда лететь? — спросил Вовка.

— Увижу, — беспечно ответил Алик. Сняв очки, он отнес их подальше, положил на песок и, вернувшись, встал на доску. — Только я сальто крутить не умею, — предупредил он.

— Ладно, — милостиво разрешил Вовка, — обойдемся без сальто.

Он разбежался и прыгнул на доску.

Вообще-то получилось здорово. Вовка упал, зато Алик взлетел, как птица. Только полетел почему-то не к Лешке, а совсем в другую сторону — в сторону реки. Плюхнулся, вынырнул, поплыл. Выбрался на берег на четвереньках. Вода стекала с него ручьями, он дрожал и как-то странно гоготал, словно гусь:

— Га-га-га…

— Ты чего? — испуганно спросил Лешка.

Алик помотал головой и опять загоготал:

— Га-га-га… — Наконец он поднялся на ноги и произнес почти отчетливо: — Га-га-гады!

— Мы же не нарочно, — оправдываясь, сказал Лешка.

Но Вовка испортил все дело.

— Сам виноват, — заявил он. — А еще говорил, что без очков увидишь, куда лететь.

— Ну я и видел, и что? — закричал Алик.

— Ну и это… Рулил бы в нужную сторону.

Алик показал Вовке фигу:

— А ты вот это видел? Сам теперь летай.

— Ну и полечу, — сказал Вовка.

Он встал на доску и подождал, пока Алик выжмет трусы. Наконец тот подошел, спросил деловито:

— Готов?

— Готов! — выкрикнул Вовка.

Алик разбежался и прыгнул. Взмахнув руками, Вовка взмыл в воздух и полетел. Красиво полетел, а самое главное — в нужную сторону. Но слегка не рассчитал и въехал коленом прямо Сарычеву в лицо. Тот взвыл и упал. Вовка пролетел еще немного и тоже упал. Потом оба вскочили, и Лешка набросился на друга с кулаками.

Чтобы не перессориться, от этого номера решили отказаться. Но Алику, несмотря на удачное приземление, точнее, приводнение, так понравилось летать, что он с ходу придумал другой. Вовка и Лешка держались за руки, скрестив их так, чтобы получилось нечто вроде сиденья, Алик вскарабкивался на это сиденье, вставал на него и командовал: «Ап!» Его подбрасывали в воздух, он переворачивался и падал животом на это сиденье.

Получилось, конечно, не сразу. Поначалу Алик очень сильно в воздухе ногами дрыгал, свалился Конькову на голову и, пытаясь удержаться, чуть не оторвал ему ухо. Коньков хотел ему двинуть, но сдержался. А потом все наладилось.

— Может, сальто попробуешь крутить? — спросил Коньков.

Но Алик не рискнул, да и времени оставалось мало.

— Давай я попробую, — предложил Лешка.

Коньков и Алик согласились, о чем быстро пожалели. Сарычев оказался чугун чугуном, чуть руки им из плеч не повыдергивал.

— Ладно, — сказал Вовка, — без сальто обойдемся.

До поездки оставалось всего ничего, к тому же скоро надо было показывать номер Ольге Петровне. Но на следующий день Коньков пришел в класс, шмыгая носом и подкашливая.

— Говорила я тебе, что простудишься! — воскликнула Ольга Петровна. — Если заболеешь и никуда не поедешь, винить будешь только себя. — Она нахмурилась, но было видно, что она расстроена.

— Я не заболел, — решил успокоить ее Коньков. — Это у меня предстартовая лихорадка. От волнения. Такое у всех настоящих спортсменов бывает. Скажи, Агапов?

Алик кивнул и громко чихнул, чуть не ударившись лбом об парту.

— Ну вот, — окончательно расстроилась Ольга Петровна. — Вы что, сговорились?

На перемене Сарычев подошел к другу и спросил с затаенной надеждой:

— Ну что? Будем сегодня репетировать?

— Будем, — твердо ответил Коньков. — Только давайте здесь, во дворе.

Дождавшись, пока большинство ребят разойдется по домам — чтобы не мешали, троица начала репетировать. Коньков и Сарычев скрестили руки, Алик полез на них, без конца шмыгая носом.

— Ап! — скомандовал он.

Коньков разогнулся, как стальная пружина, и подтолкнул Алика вверх. И в этот момент Сарычев, оглушительно чихнув, присел до земли. Алик взмыл в воздух боком и стал переворачиваться. Он дрыгал ногами — видимо, рулил, как советовал ему Лешка, — и продолжал переворачиваться. В общем, он сделал такое сальто, о каком они все только мечтали.

— Ап! — выкрикнул он.

Его снова подбросили. На этот раз сальто не получилось, и Алик, промахнувшись, уселся Конькову и Сарычеву на руки, как на стул. Но спортивный азарт настолько захватил его, что он уже не мог остановиться.