Пока югославы приходили в себя после потери восьми тяжелых шнейдеровских орудий и пытались вытащить из огненного ада уцелевшие семидесятипятимиллиметровки, командир «Молодых коммунистов» Альваро Неччи[98] подтянул всю имевшуюся в его распоряжении артиллерию и ураганным огнем поддержал новое наступление своих бойцов. Мальи заметил, что Зетская и Вардарская дивизии держатся на пределе сил, и вовремя ввел в прорыв части дивизии «Маркс». И югославы не выдержали и покатились назад. Генерал Недич обратился в Главный штаб, умоляя о помощи.

В королевском Главном штабе в Белграде получили паническое донесение генерала, но не особенно взволновались. В конце концов, итальянцы несколько раз предпринимали бесплодные попытки наступления, которые обычно заканчивались через два-три дня. Результатом таких наступлений становились лишь большие потери наступающих и подъем боевого духа бойцов Королевской Югославской армии. Так что первые два дня Недичу лишь приказывали держаться и предлагали не создавать нездоровых настроений среди подчиненных. Однако в этот раз штабные ошиблись. Сильно ошиблись…

– …Ну?! – Муссолини грозно взглянул на начальника Генерального штаба Кавальеро.[99] – И что это за наступление на Зарском участке? Почему я ничего о нем не знаю?!

Уго Кавальеро молчал, решая, как ему отвечать. С одной стороны, надо бы отругать Мальи за проведение несогласованного наступления, с другой – совершенно не за что. Генерал доложил в Генштаб, что сражение началось спонтанно, и он просто воспользовался сложившейся ситуацией. Весьма грамотно воспользовался, надо заметить. И потом, Кавальеро очень ценил и уважал Муссолини, искренне считая его своим другом. Поэтому нужно было придумать что-то убедительное, да и к тому же пока это наступление – единственный успех Итальянской Народной армии за все время с начала войны…

– Мой дуче! – принял в конце концов решение Кавальеро. – Это – действительно незапланированное наступление. Просто сами солдаты в едином порыве поднялись, воодушевленные вашими идеями народного коммунизма…

Муссолини поморщился. Он сам воевал и точно знал: никогда ни один солдат не захочет сам идти в атаку. Жить хочется всем, поэтому… Однако он благосклонно дослушал объяснения Кавальеро до конца: все-таки приятно, когда тебя называют «гениальным полководцем» и «великим вождем».

– Ну, хорошо-хорошо, достаточно, – наконец остановил он поток лести. – То есть никакой достоверной информации о начале этого наступления нет. А откуда взялось название «Операция „Нина“»?

Кавальеро пожал плечами:

– Об этом нет никаких сведений, мой дуче. Однако солдаты и особенно краснорубашечники идут в бой, выкрикивая именно это имя. Возможно, кого-то из погибших в самом начале звали «Нино», вот и…

– Возможно, возможно, – согласно кивнул первый секретарь. – Отдайте приказ побольше разузнать об этом герое: Италия должна узнать его и запомнить!..

…Франческо Санти лежал в госпитале в Заре. Несмотря на сильную боль – на четвертый день наступления его ранили вторично, и на сей раз тяжело – он был почти счастлив. Во-первых, его навестил его центурион, который сказал, что его представили к медали «За воинскую доблесть», а во-вторых, он получил новое письмо из СССР. От Нины. Она на ужасном итальянском написала, что очень гордится им, что показывала его фотографию подругам, и они все решили, что Франческо – настоящий герой! И она надеется встретиться с ним после войны. И уже копит деньги на поездку в Италию…

Франческо посмотрел на фото русской девушки, стоявшее на прикроватной тумбочке, и снова улыбнулся своим мыслям. Потом взял газету и прочитал о том, что Итальянская Народная армия уже ведет бои за Сплит, а немецкие союзники медленно, но верно двигаются к Любляне. А с другой стороны Красная Армия форсировала Дунай и теперь наступает на Бухарест. Все хорошо. Все так, как надо. Жаль, конечно, что он уже, скорее всего, не успеет еще повоевать и заслужить вторую награду, но зато скоро, совсем скоро он увидит замечательную девушку Нину…

Итальянцы на плечах югославов с наскока взяли Сплит, но на большее их не хватило. В операции «Нина» потери итальянских войск составили больше семидесяти тысяч человек убитыми и ранеными, были потеряны почти сто самолетов и без малого двести танкеток. Кроме того, вновь образованный Далматинский фронт испытывал такие проблемы со снабжением, что его командующий генерал Мальи все чаще и чаще задумывался о том, что пуля в висок – это почти не больно и очень быстро…

Красная Армия не спеша продвигалась на запад. Польские и румынские войска сопротивлялись с упорством обреченных, но это не помогало. Слишком уж значительным был технический и численный перевес. Если ваш противник выставляет против каждого вашего солдата десять, каждого вашего орудия – двадцать, каждого вашего самолета – тридцать, а каждого вашего танка – добрую сотню своих, сопротивление совершенно бессмысленно. К сентябрю советские передовые части вышли к Брест-Литовску, а на Румынском фронте взяли Сирет, перевалили через Восточные Карпаты и уверенно продвигались в направлении Плоешти. Чехословацкая армия, теперь уже окончательно считающаяся чешской, так как словаки практически в полном составе умудрились перейти на сторону Красной Армии, держалась по линии границы между Чехией и Словакией. Советские военачальники пока не предпринимали никаких попыток всерьез атаковать чехов: согласно решению союзного командования, Чехия являлась зоной ответственности Ротевера, а немцы, не торопясь прогрызавшие чешскую оборону, помощи не просили.

Пожалуй, единственным местом, где Красный Союз мог праздновать настоящую серьезную победу, была Болгария. Эта небольшая балканская страна, битая во время Великой войны, неизвестно зачем решила остаться верной союзническому долгу и обязательствам Балканской Антанты. Болгарская армия, насчитывавшая около двухсот тысяч человек, после официального объявления войны даже не успела толком двинуться на фронт, как в самой Болгарии полыхнуло коммунистическое восстание. Димитров не напрасно возглавлял боевые организации Коминтерна, и не зря в составе военного крыла Коммунистического Интернационала болгарская группа была самой сильной и самой боевой. Так что нет ничего удивительного в том, что уже в июне тридцать шестого даже в столице Софии число подпольщиков-коммунистов едва ли не превышало численность полицейских…