…Две девчонки в развевающихся на легком ветерке летних платьях бодро шагали куда-то по софийским улицам. Одна помахивала букетом цветов, другая держала в руках небольшой зонтик от солнца.

Где-то у перекрестка раздались гудки автомобилей, и девчонки, подстегиваемые, как видно, извечным женским любопытством, припустили на звуки – только загорелые стройные ножки замелькали. Кто-то из прохожих с улыбкой провожал их взглядами, кто-то не обращал никакого внимания, занятый своими обычными делами. А кто-то поворачивался и шел следом: там ехал кортеж премьер-министра Болгарии Кёсеиванова,[100] а на выезд начальства всегда приятно посмотреть.

Девочки подбежали к зданию правительства почти одновременно с подъехавшими. Георги Кёсеиванов вышел из открытого автомобиля, помахал рукой толпе и двинулся к парадному подъезду, у которого уже вытянулся в струнку швейцар, когда одна из девочек кинула ему свой букетик.

– Да здравствует Болгария! – крикнула она, и таким звонким и радостным был ее голос, что господин премьер остановился и ласково улыбнулся своей восторженной поклоннице.

В этот момент вторая девочка, которая сумела пробиться почти к самому Кёсеиванову, покачнулась, вскрикнула и чуть не упала. Должно быть, кто-то из толпы зевак неосторожно толкнул хрупкую рыжеволосую смуглянку. Она нелепо взмахнула рукой с зажатым зонтиком и чуть было не ударила им премьер-министра. Хотя, кажется, все же слегка задела…

Кёсеиванов с доброй отеческой улыбкой поддержал девочку за плечи. Она залилась краской, смущенно пролепетала слова благодарности и почти мгновенно растворилась в толпе – там, где секунду назад исчезла ее подруга. Премьер снова помахал толпе рукой и прошел в здание правительства. А еще через минуту на лестнице, ведущей на второй этаж, к залу заседаний, он внезапно почувствовал резкую боль в сердце. Хотел прижать руку к груди, но рука почему-то не поднялась. Хотел позвать на помощь, но голос пропал, а язык не слушался. Георги Кёсеиванов мешком завалился назад и покатился вниз по мраморным ступеням…

…Царь Борис III вышел из своей резиденции и пошел по аллее к воротам. Он решил прогуляться, чтобы подсластить себе ожидаемые неприятности от встречи с правительством. Несколько министров наверняка будут против вступления в войну против России и Германии – бывших верных союзников, но цена… Польша, Венгрия и прибалты поклялись, что Румыния вернет утраченную еще в Балканские войны Южную Добруджу, а Греция и Югославия – захваченное во время Великой войны по Нёйискому договору.[101] Отец потерял эти территории, а он войдет в историю как собиратель болгарских земель…

Борис не спеша шел по парку, любуясь деревьями. Он любил Врану,[102] и особенно – ее парк. Здесь ему всегда было хорошо, в душе наступало благостное умиротворение. Вот только жаль, что прогулка так коротка. Вон уже и ворота, вон и его парадный автомобиль, вон и гвардейцы, взявшие «на караул»…

Выстрелы грянули неожиданно. На небольшом автофургоне внезапно откинулся борт с надписью «Зеленчуци-Плодове»,[103] и по парку злобно рявкнул установленный в кузове пулемет. Первая же очередь буквально перерезала царя пополам, а вторая – смахнула гвардейский пост. Пулемет добавил еще – снова по царю, а грузовичок уже мчался прочь. На дороге остались лежать лишь несколько листков бумаги, на которых, несмотря на оседающую пыль, явственно читалось: «Висшият Революционен трибунал на Комунистическата партия на България…»[104]

Военный министр Болгарии генерал-майор Луков[105] одернул мундир и оглядел себя в зеркале. Он остался удовлетворен увиденным и повернулся к адъютанту, чтобы взять папку с документами, подготовленными для сегодняшнего заседания правительства.

– Капитан, что слышно от легионеров?[106] – спросил он у молодого красавца. – Они подготовили резолюцию по решению о войне?

Любимый (во всех смыслах) адъютант четко откозырял:

– Так точно, господин генерал! Я взял на себя смелость вложить в папку присланный ими проект резолюции. Вы сможете ознакомиться с ним по дороге.

– Спасибо, мой милый, – генерал ласково потрепал адъютанта по щеке.

Надев фуражку, он вышел из кабинета и спустился к выходу. Распахнулись двери, и Луков шагнул на тротуар к автомобилю, который уже ожидал его с включенным двигателем. Адъютант распахнул перед ним дверцу, Христо Луков наклонился, чтобы влезть в салон…

В лицо ему ударил тугой сноп пламени. Грохнул взрыв, во все стороны полетели куски искореженного перекрученного металла – все, что осталось от автомобиля. Обломки раскаленными метеорами засыпали мостовую, а взрывная волна подбросила вверх тело генерала. Труп пролетел по воздуху несколько метров и упал на мостовую изломанной куклой. В этот момент другой автомобиль, мирно стоявший метрах в семистах от места происшествия, фыркнул мотором и покатил по улице. Сидевший рядом с водителем Христо Боев оглядел дело рук своих и удовлетворенно улыбнулся: эти радиоуправляемые мины, на которых настаивал товарищ Саша, все-таки чудо как хороши!..

В ночь после покушений полыхнуло. В городах и селах, в горах и долинах возникли сотни вооруженных отрядов. Казалось, что возникают они стихийно, но это только казалось. Болгарская группа Коминтерна уже давно спланировала и подготовила вооруженное восстание на своей родине.

Отряды повстанцев захватывали полицейские участки, телеграф и телефонные станции, перерезали железные и шоссейные дороги, блокировали армейские казармы. В нескольких местах вспыхнули перестрелки, военные попытались перейти в наступление, но кое-какие роты и батальоны – где перестреляв своих офицеров, а где под их же руководством – перешли на сторону восставших. Весь следующий день по всей Болгарии шли перестрелки, бои, стычки, кое-где даже зазвучало сакраментальное «На нож!»,[107] но правительственные силы оказались разрозненными и раздробленными, в то время как революционеры действовали четко, организованно и под единым командованием. Через четыре дня все было кончено: над Софией взмыли красные знамена, коммунистическая партия оказалась единственной и по совместительству – правящей, а главой нового правительства стал Георгий Димитров, тайно прибывший из Москвы. На пятый день Народная Болгария попросилась в состав СССР…

При первых же известиях о восстании соседи болгар вздрогнули, поежились и стали прикидывать: не стоит ли в самое кратчайшее время оказать поддержку правительственным войскам в святом деле восстановления порядка, законности и уничтожения проклятых коммунистов. В результате продолжавшихся целый день переговоров высокие договаривающиеся стороны пришли к выводу: оказать помощь надо, но сил и средств для этого нет. Румыния и Югославия вели отчаянные бои на фронтах, где каждый ствол, каждый штык и каждый снаряд на счету. Им просто неоткуда взять войска еще и для наступления в Болгарию. Нет, по одной дивизии они бы наскребли, но вторгаться в страну, где румын и югославов любят так же, как и чуму, силами всего пары дивизий?.. Король Кароль II[108] и князь-наместник Павел[109] здраво рассудили, что им не подходит такой способ лишаться своих солдат, которых и так не хватает. Ну а греческий диктатор Метаксас[110] не рискнул лезть в такую войну в одиночку. У него с греческими коммунистами проблем хватало, так что болгарские были ему без надобности.