— Встань, Ливи. — От его равнодушного тона слезы бегут еще сильнее. — Вставай!

Неясным от слез взглядом смотрю в его холодное, как лед, лицо.

— Ты только что занимался со мной любовью. Я приняла тебя. Ты хотел, чтобы я забыла того мужчину, и я забыла.

— Он все еще здесь, Ливи, — рычит он грубо. — Он никогда не уйдет!

— Он ушел! — настаиваю с отчаянием. — Его никогда здесь нет, когда мы вместе. — Это неправда, и я это знаю, но я падаю в бездну и, чтобы удержаться, буду пробовать зацепиться за что угодно.

— Он здесь, — выплевывает он, наклоняясь и поднимая с пола мое худое тело. — Я был глупцом, думая, что смогу это сделать.

— Сделать что?

Он вздрагивает и, отпустив меня, взмахом руки окидывает меня снизу вверх:

— Это!

— Ты имеешь в виду чувства? — ударяю его в грудь. — Любовь?

Он закрывает рот и отходит, явно пытаясь держать себя в руках:

— Я не могу любить тебя.

— Не смей, — жалобно шепчу. — Не смей так говорить.

— Правда ранит, Оливия.

— Все из-за этой женщины ночью, так ведь? — спрашиваю я; вдруг все, что я вижу сквозь пелену страха, это ее высокомерное лицо. — София. Что она сказала?

— Это никак с ней не связано. — Он выходит из ванной, и я понимаю, что причина в том, что я ближе подбираюсь к сути.

— Ты правда хотел остановиться?

— Да! — Рычит он, разворачиваясь и пронзая меня бешеными глазами, но вскоре одергивает себя, осознав, что сказал. — Нет!

— Да или нет? — кричу я.

— Нет!

— Что изменилось с прошлой ночи, когда ты вернулся в постель?

— Слишком, блядь, многое! — Он ушел из виду, зайдя в гардеробную, я снова иду за ним и смотрю, как он надевает какие-то шорты и футболку. — Ты молодая. Ты забудешь меня. — Он отказывается смотреть на меня или слышать мои слова, трус.

— Ты хочешь, чтобы я тебя забыла?

— Да, ты заслуживаешь большего, чем я могу дать. Я говорил тебе с самого начала, Ливи. Я эмоционально недоступен.

— И после того, как ты боготворил меня и дал мне все, что скрывал от остального мира, — смотрю прямо в его пустые синие глаза, отчаянно пытаясь найти в них хоть чтото. — Ты меня уничтожил.

— Не смей так говорить! — кричит он, в его выражении лица и голосе явно просачивается чувство вины. Он знает, что это правда. — Я вернул тебя к жизни.

— Мои поздравления! — ору я, взбесившись. — Да! Вернул, но в ту секунду, когда я увидела свет и надежду, ты жестоко меня растоптал.

Он отшатывается от моих слов и, не зная, что ответить, проходит мимо меня, сбегая от своих ошибок, убедившись при этом, чтобы мы не соприкоснулись.

— Я должен уехать.

— Куда?

— Париж. Мой самолет в полдень.

Задыхаюсь от резкого, холодного вдоха. Город любви?

— Ты едешь с той женщиной, да? — Теперь мое сердце окончательно разорвано, мысли о Миллере, роскошных женщинах, связываниях, деньгах, подарках…

И все, что я вижу, — это красивое, эгоистичное лицо своей матери. Мое лицо. Теперь еще и лицо Миллера.

Он не поступит так со мной!

— Я забуду тебя, — расправляю плечи и вижу, как он замирает от звука моего монотонного обещания. — Сделаю все для этого.

Он медленно разворачивается и смотрит на меня предупреждающе. Мне не могло быть более безразлично.

— Не делай глупостей, Ливи.

— Ты только что потерял право давать мне советы, так что, думаю, извинишь меня, если я предпочту тебя проигнорировать. — Прохожу мимо него, абсолютно не заботясь о том, что делаю, и совершенно готовая к тому, чтобы исполнить задуманное.

— Ливи!

— Приятной поездки. — Поднимаю свое сырое платье и надеваю его, уходя из его квартиры.

— Ливи, не так просто взять и остановиться, — он идет за мной, звук его босых ног по мраморному полу становится громче, когда я тороплюсь к двери. Теперь он волнуется, мое уклончивое обещание пробудило в нем собственнический инстинкт. Он не хочет, чтобы ко мне прикасался другой мужчина. — Ливи! — чувствую, как он хватает меня за руку, и разворачиваюсь, кипя от ярости, маска приспущена. Только искра надежды не останавливает меня, и я даю ему пощечину. Его лицо отворачивается и остается в таком положении, пока я изо всех сил стараюсь сдержать свою злость.

— Да! Тебе стоит позволить мне уйти! — Горю в абсолютной агонии. — Позволить мне забыть!

Его лицо медленно поворачивается обратно ко мне.

— Я не хотел, чтобы ты запомнила меня таким. Я не хотел, чтобы ты меня ненавидела.

Смеюсь, потрясенная его эгоистичными мотивами. Ему плевать, что о нем думают. Но я? Я это другое?

— Как благородно, но вы сделали роковую ошибку, Миллер Харт.

Он смотрит на меня настороженно, отпуская мою руку:

— Какую?

— Сейчас я ненавижу тебя сильнее, чем в тот момент, когда ты сделал меня одной их своих шлюх! Теперь ты просто трус! Слабак, сопляк! — Делаю несколько успокаивающих вдохов, сейчас мне стыдно за свое отчаянное поведение и мольбы. Ему известно, что я чувствую, я знаю, что чувствует он, и все же именно он уходит, тогда как среди нас двоих я сделала самый большой прыжок в неизвестность. Это я пошла против всех своих правил и моральных ценностей. Это я преодолевала множество преград, выстроенных этим мужчиной. — Я никогда не позволю тебе заполучить меня обратно, — клянусь я. — Никогда. — Храбрость в моем голосе удивляет.

— Это, несомненно, хорошо, — он шепчет едва слышно, делая еще один шаг назад, как будто боится, что, если я хоть на дюйм сокращу между нами расстояние, он заберет свои слова назад. — Береги себя, Ливи.

Двойной подтекст его слов оскорбляет:

— Сейчас я в безопасности, — заявляю, разворачиваюсь спиной к явно разбитому мужчине и ухожу от него, теперь в последний раз.

Мое отчаяние стирается его трусливыми словами и поступками. Я знаю, что он чувствует. Он и сам знает, что чувствует, и это делает его слабым, бесхребетным трусом.

Теперь все, чего я хочу, — это сделать ему больно. Хочу прикоснуться к самой выносливой его стороне и уничтожить ее.

Уже больше девяти вечера, я измотана переполняющими меня эмоциями, только мысли о мести ни за что не дадут мне уснуть. Я полна решимости, воодушевлена намерением вонзить нож и, не переставая, прокручивать его в плоти. Четыре пропущенных звонка от Уильяма никак не помогают моему душевному состоянию. Даже наоборот, они еще больше меня подстегивают. Без всяких вопросов я понимаю, что раз и навсегда собираюсь доказать его правоту. Я дочь своей матери.

У меня больше нет членской карты клуба «Ice», но даже это меня не остановит. Ничто не остановит. Простояв небольшую очередь, я оказываюсь перед охранником, который, устало вздохнув, без каких-либо слов пропускает меня внутрь. Прохожу мимо него и направляюсь прямиком к одному из баров, вливаясь в окружение, музыку и атмосферу веселья. Музыка сегодня кажется более тяжелой, и прямо сейчас играет «Insomnia» группы «Faithless». Намеренно. Как раз в тему.

— Шампанское, — делая заказ, я поясницей прижимаюсь к барной стойке и вглядываюсь в синий мерцающий свет, заливающий клуб Миллера. Он до отказа забит лондонской элитой, группки роскошно одетых кутил заполняют все свободное пространство, но несмотря на количество людей, окружающих меня, я понимаю, что все камеры слежения будут сосредоточены на мне и только на мне. Миллер наверняка даст Тони распоряжение быть начеку, и я ни капли не сомневаюсь в том, что охранник уже доложил о моем приходе.

— Мисс?

Я оборачиваюсь, принимаю бокал шампанского и, напрочь игнорируя клубнику, залпом его осушаю. И тут же заказываю еще один. Мне протягивают новый наполненный бокал, и, как только я оборачиваюсь, замечаю Тони, который пробивает себе путь по танцполу прямиком в мою сторону. Он кажется взбешенным, и, понимая, что меня вот-вот обнаружат, я исчезаю в толпе людей, направляясь к выходу на террасу, расположенную на крыше.