Мой взгляд опускается на наши руки, и я внимательно смотрю, как он задумчиво вертит колечко на моем пальце, прежде чем сделать вдох.

— Грейси случайно оказалась в клубе моего дяди. Она была с друзьями, выпившая и наглая. Она поначалу не представляла, во что вляпалась, мне же стоило выгнать ее в ту же секунду, как я ее заметил, но я был обезоружен ее духом. Он источался из самых ее глубин, прямо из души, и запустил в меня свои когти. Я пытался уйти, но они лишь глубже вонзались. Держали меня.

Он поднимает свободную руку и с глубоким, растянутым вздохом потирает глаза.

— Она смеялась, — Уильям смотрит перед собой задумчиво. — Мартини лилось по ее прелестному горлышку и несло ее на танцпол. Я был увлечен. Загипнотизирован. Среди развращенной, пошлой элиты Лондона была моя Грейси. Она была моей. Или собиралась ею стать. Тогда как моей обязанностью было увести ее из этого злачного, мрачного мира, и нужно было сбежать оттуда самому, я заманил ее в него.

Та частица, что удерживала презрение к маме и та весомая часть сердца, что заключала в себе чистую, неопытную любовь к Миллеру, начинают кровоточить. Я теряю способность их различать… как раз то, что я подозревала и чего боялась. Уильям смотрит на меня и тоскливо улыбается, его красивое лицо искажено болью и сожалением. — Я купил ей шампанское. Она никогда прежде его не пробовала. Блеск от только что открытого удовольствия в ее глазах снял с моего сердца слой брони. Ни разу она не переставала улыбаться, и ни разу во мне не родилось сомнение в том, что я должен сделать эту женщину своей. Знал, что плыву в мутной воде, но я был слеп.

— Хотел бы быть таким, — предполагаю, зная, что права. — Ты хотел бы иметь силы тогда выпроводить ее и забыть навсегда.

Он издает смешок. Снисходительный смешок:

— Нет ни единого шанса, что я смог бы забыть Грейси Тейлор. Звучит глупо, я знаю. Мне удалось ухватить с ней один жалкий час, украсть всего один поцелуй, хотя она сопротивлялась даже сказать, встречусь ли с ней следующим вечером. Где-нибудь подальше от замусоленных мест. Где-нибудь в уединении, там, где меня никто не знал. Она сказала нет, но не остановила меня, когда я полез в ее сумку, нашел какой-то документ, чтобы прочитать ее имя и адрес, — его улыбка становится ярче, явный признак яркого воспоминания. — Грейси Тейлор. — Имя моей мамы делает его счастливым, и я не могу сдержаться от искренней улыбки. Расцветающие чувства Грейси и Уильяма вырисовываются идеально. В новинку. Всепоглощающие и иррациональные. А потом все пошло до ужаса неправильно.

Я невероятно четко могу почувствовать маму. Несмотря на то, что Уильям и Миллер явно друг друга презирают, в них много схожего. Моя мать, должно быть, была настолько же ослеплена, как Уильям Андерсон, когда претендовал на то, чтобы быть с ней. Так же, как я с Миллером.

— Твое обязательство перед дядей все испортило.

— Уничтожило, — поправляет он злобно. — Дядя планировал уйти на покой, но глупый случай отправил его тело на дно Темзы прежде, чем мы успели вручить ему часы.

Хмурю брови:

— Часы?

Он улыбается и, поднеся мою руку к своим губам, ласково ее целует.

— В общепринятом смысле, это подарок в честь выхода на пенсию.

— В самом деле?

— Да, забавно, не находишь? Кто-то, кому больше нет необходимости следить за временем, получает часы.

Усмехаюсь вместе с Уильямом, чувствуя между нами связь.

— Довольно иронично.

— В большей степени.

Еще более иронично то, что мы смеемся над этим сразу после того, как он мне сообщил о такой трагической смерти своего дяди.

— Сожалею насчет твоего дяди.

Уильям фырчит с сарказмом.

— Не стоит. Он получил то, что заслужил. Собаке собачья смерть. Разве не так говорится?

Не знаю. Так? Мой мозг и так пресыщен слишком яркой информацией. Обдумываю все сказанное мной, и все же понимание сбивает с ног.

— Твой дядя был аморальным ублюдком?

— Да, — он снова усмехается, вытирая под глазами. — Он был аморальным ублюдком. Все изменилось, как только я перешел к делам. Я могу быть опасным, когда мне необходимо, но бесчестным я не был никогда. Я ввел новые правила, отобрал девочек и очистил клиентскую базу от мудаков, насколько это было возможно. Я был молод, со свежим взглядом, и это сработало. Я заработал гораздо больше уважения, чем когда-либо получал мой дядя. Те, кто хотел остаться и получать свое, придерживались моих правил. Те, кому изменения не нравились, ушли и продолжили быть аморальными ублюдками. Я нажил много врагов, но даже в том возрасте не вел себя легкомысленно.

— Ты убивал? — выпаливаю, не подумав, и быстро получаю шокированный взгляд серых глаз. Я почти извиняюсь за такую глупость, но осторожность, появляющаяся в глазах Уильяма, говорит мне, что вопрос не был таким уж глупым. Он убивал.

— Неуместный вопрос, тебе не кажется?

Нет, мне не кажется, но предупреждение в его глазах останавливает меня от такого ответа. Если бы он не забирал чью-то жизнь, уверена, он бы поставил меня на место.

— Мне жаль.

— Не стоит, — он тянется и костяшками пальцев проводит по моей щеке. — Не надо пачкать этой грязью твою прекрасную головку.

— Слишком поздно, — шепчу я, от чего его осторожные прикосновения замирают. — Но мы говорим не обо мне и моих решениях. Что случилось дальше?

Передвинувшись, Уильям берет обе мои руки и поворачивается ко мне лицом.

— Были ухаживания.

— Вы встречались?

— Да, если угодно.

Улыбаюсь, вспомнив, как Нан использовала это же слово.

— И?

— Все было насыщенным. Грейси, несмотря на юный возраст и отсутствие опыта, находила в себе все больше и готова была себя отдавать. Отдавать мне. Это пробуждало во мне неизведанный голод. Голод по ней.

— Ты влюбился.

— Думаю, это случилось мгновенно, — черты его лица снова омрачаются грустью, взгляд падает на колени. — Я провел всего месяц, поглощенный диким желанием твоей мамы. А потом ударила действительность, и мы с Грейси вдруг стали невозможной комбинацией.

Я знаю точно, что он чувствовал, и что бы нас ни связывало, оно стало чуточку сильнее.

— Что случилось?

— Я отвлекся, и за это заплатила одна из моих девочек.

Ахаю и убираю руку.

Он трет лоб, вновь испытывая боль:

— Нужно было устранять последствия. Мои враги стали бы рыться в той ситуации, как свиньи в апельсинах.

— Поэтому ты порвал с ней.

— Пытался. Долгое, долгое время. Грейси была зависимой, и сама только мысль, что она проведет день без меня, растворяющегося в ней, была недопустимой. В любом случае, она знала, как меня одурачить, как бесчестно пользоваться своей дерзостью и телом. Я был привязан к ней, — Уильям расслабляется, прислонившись к спинке скамьи, и оглядывает площадь, мыслями уплывая куда-то далеко и беспокойно. — Я продолжал держать все о нас в секрете. Она бы стала мишенью.

— Причиной того, что вы перестали быть вместе, послужило не только твое обязательство перед девочками, верно? — мне не нужно подтверждение.

— Нет, не только. Если бы я позволил раскрыть свои чувства к этой женщине, она бы стала, как красный флаг. Я мог бы с таким же успехом преподнести ее на блюдечке.

— Только это, в любом случае, случилось, — напоминаю ему. Он прогнал ее, позволил попасть в руки аморального ублюдка.

— После нескольких травмирующих лет, да, случилось. Я всегда надеялся, что тебя будет достаточно, чтобы удержать ее подальше.

Фыркаю, раздраженная очередным напоминанием того, что я явилась недостаточным стимулом для мамы.

— Мы все знаем, чем это для тебя обернулось, — отвечаю язвительно. — Прости, что разочаровала.

— Достаточно!

— Как так получилось, что она забеременела от другого мужчины? — спрашиваю, игнорируя его злобу в ответ на мое откровение. — Ей было девятнадцать, когда появилась я. Не такой уж долгий срок после вашей встречи.

— Она наказывала меня, Оливия. Я уже говорил тебе это. Мне нет нужды напоминать тебе о дневнике. Многое помнишь обо мне оттуда?