А что, в офисе больше никого нет, что ли? Глеб Валентинович никогда не брал первый трубку, если кто-то еще оставался там, все же начальство, негоже за секретаря работать.
– Да, Алена, – так же невозмутимо произнес Рэм.
– Мы с кладбища, ничего там нет, надо искать в больнице или морге, – излишне поспешно доложилась я, внутри зашевелилось смутное беспокойное ощущение, слишком похожее на замешательство.
– Хорошо, поезжайте домой, я остальных уже отпустил до завтра, – в очередной раз обескуражило начальство. – Сегодня нет смысла что-то делать.
– А… Да, хорошо. – Я взяла себя в руки и кивнула, хотя Рэм не мог меня видеть. – До свидания.
– До завтра, Алена, – попрощался шеф и отключился.
Во дела, значит, зря мы, что ли, беспокоились насчет его властности? Никто нас строить не собирается? Тогда если он всех отпустил, почему сам сидит в пустом офисе? Мог со спокойным сердцем ту же Василису оставить, ни она, ни ее муж не возражали обычно. А вообще, какое мне дело до того, по каким причинам Рэм остался в офисе? Остался и остался, главное, мы можем ехать домой. Повеселев, я повернулась к Женьке.
– Где ужинать будем? – с воодушевлением поинтересовалась, но Лис встретил меня хмурым взглядом и подозрительным прищуром. – Жень? – слегка удивившись, позвала я.
– Я мог позвонить, – буркнул он и отвернулся.
Я длинно вздохнула, подождала, пока мы отъехали от ограды кладбища, и завела неприятный, но необходимый разговор прямо сейчас.
– Женя, я не понимаю, что с тобой происходит, – не скрывая недовольства, произнесла, покосившись на сосредоточенное лицо рыжего. – Ты чего как с цепи сорвался? Какая разница, кто бы позвонил и предупредил?
Соколинский поджал губы, вцепился в руль и недовольно засопел. Я терпеливо ждала ответа.
– Прости, – наконец нехотя произнес он. – Я… постараюсь держать себя в руках, – с явным усилием добавил Женька.
– Да в чем проблема-то? – раздраженно переспросила я. – Рэм со мной не заигрывал, не позволял вольностей, я ему глазки не строила. Жень, что за детский сад? – не стала ходить вокруг да около. – Он наш начальник, ты соображаешь? Конечно, он будет ездить куда-то на оперативные дела, и, возможно, даже вместе со мной, пока ты в другом месте занят будешь! Что за глупая ревность!
Лис бросил на меня виноватый взгляд.
– Ну прости, Аленка, я больше не буду, честное слово, – примирительно улыбнулся он. – Просто мне показалось, он так посмотрел на тебя…
– Тебе показалось, – решительно перебила я его, глядя перед собой. – Никак он не смотрел на меня, Жень, и давай закроем тему.
В машине воцарилась слегка напряженная тишина. Я погрузилась в размышления о природе вдруг проснувшейся у Лиса ревности, причем на пустом месте, чего раньше за ним не водилось. Рэм ведь действительно не дал ни единого предлога, да и я тоже. Не могу сказать, что у меня что-то там екнуло при первой встрече, хотя признаю, Рэм Рожнов весьма впечатляющий мужчина. Но мне и с Лисом жилось уютно, я вообще не любила перемен в жизни, а к Женьке уже привыкла, и удобно с ним было. На протяжении наших отношений я ни разу не дала повода сомневаться, что теперь-то случилось? Передернув плечами, отодвинула беспокойные мысли подальше. Ладно, надеюсь, Соколинский разберется со своей неуверенностью и перестанет создавать неловкие ситуации на работе. Оперативник он отличный, его лисий нюх нам не раз служил хорошую службу – находить по запаху Женька умел не хуже, чем те же волки, допустим, или собаки. И хорошо, что у нас их не было в агентстве, я почему-то не очень любила представителей этих кланов.
Мы уже въехали в центр и потихоньку двигались к Садовой, как вдруг Женькина рука легла на спинку моего кресла, и его пальцы зарылись в мои светлые волосы на затылке начав тихонько поглаживать. Я тут же прижмурилась и едва не замурлыкала – знает ведь мои слабые места, прохвост! Тихонько вздохнула, и остатки раздражения окончательно улеглись.
– Так где ужинать будем? – кротко спросила я, развалившись на кресле и млея от простой ласки Лиса.
Он улыбнулся уголком губ, покосившись на меня.
– В «Двух палочках», м? – предложил Соколинский, безошибочно зная, чем меня подкупить.
Я обожала суши и готова была питаться ими хоть каждый день.
– Ага-а-а, – протянула я, совершенно умиротворенная – Женька не прекращал легкого массажа моего затылка, отчего по позвоночнику волнами бегали теплые мурашки.
Больше ни о делах, ни о необоснованной ревности Женьки мы в этот вечер не разговаривали, и, засыпая, привычно свернувшись клубочком под боком рыжего, я чувствовала себя умиротворенно и спокойно.
Этим же утром, Московский вокзал
Питер встретил его своей обычной хмурой ноябрьской погодой и противной моросью. В сочетании с прохладным ветром выглядело ужасно. Он поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и улыбнулся уголком губ: погода волновала его меньше всего, он привык к гораздо более суровым условиям, в которых прожил без малого десять лет. Лишь последние четыре года прошли в более-менее людных местах, да и то как сказать… Тряхнув головой, он вышел из Московского вокзала и отправился первым делом решать вопрос с жильем – скорее всего, ему предстоит провести здесь пару-тройку недель точно. Конечно, он заблаговременно побеспокоился, сняв уютную однокомнатную квартиру на Лиговском, недалеко от центра, благо средства позволяли. Бедным он не был, за десять лет, проведенных на вынужденной службе, особо тратить деньги было некуда, а платили там все-таки очень даже неплохо.
Улыбка некроманта стала кривой: да уж, вынужденная служба. Хорошо, что он уже свободен от этой кабалы и может сам распоряжаться своей жизнью. На мгновение он прикрыл глаза, и перед внутренним взором промелькнуло лицо той, ради которой он приехал в этот город. Интересно, какой она стала? Наверняка выросла, еще больше похорошела, и… Помнит ли, что тогда случилось?.. Впрочем, это не имеет ровно никакого значения. Он знает, как сделать так, чтобы прошлое не встало между ними, ведь он так долго ждал, целых четырнадцать лет.
Встретившись с хозяином квартиры, забрав ключи и решив денежный вопрос, некромант оставил вещи и сразу направился к гадалке в ближайший салон. Квартира его полностью устраивала: небольшая, в старом фонде, с добротной, хоть и почти антикварной мебелью, в тихом дворике, которыми так славится Питер. Лиговский шумел буквально в двух шагах, а здесь царила тишина: новые стеклопакеты и магическая защита от возможных шумных соседей убирали все лишние звуки. Бросив сумку с немногочисленными вещами в квартире, некромант вышел обратно на улицу. Салон гадалки находился недалеко, на Пушкинской улице, в паре домов от перекрестка с Кузнечным переулком. Некромант, опять же, шел не наобум, он тщательно выбирал, прежде чем остановиться именно на ней.
Потомственная гадалка в пятом поколении, Тшилаба была чистокровной цыганкой, без единой примеси чужой крови, дочь барона, очень уважаемая в определенных кругах. И ее салон, даже не салон, а, скорее, кабинет на дому, и то, что Тшилаба не брала фиксированную плату за свои услуги, тоже говорило о высоком профессионализме. Некромант не беспокоился о том, что проницательная гадалка может увидеть что-то и о его прошлом, ведь он собирался спрашивать не о себе. Ну и дорогостоящий защитный артефакт тоже добавлял уверенности.
Завернув на тихую улочку и остановившись перед железной решеткой, закрывавшей дворик, некромант позвонил, дождался, пока ему откроют, и уверенно направился к нужному подъезду. Снова домофон, в который он назвался – не своим именем, конечно, – и вскоре посетитель уже поднимался по ступенькам на второй этаж, где жила Тшилаба. Дверь выглядела добротно, массивно, с дорогим замком и опутанная сетью охранных заклинаний, от которых у некроманта все волоски встали дыбом. Хозяйка открыла сама, окинула его прищуренным взглядом и посторонилась.
– Проходи, – глубоким, слегка хриплым и низковатым для женщины голосом произнесла цыганка.
