– Лео Вальдес, мадам. Но для Вас можно просто Горячий Лео.

– Вальдес, ты в своем репертуаре, – неожиданно, рядом с ним оказывается самое прелестное создание, которое я когда-либо видела.

Это смуглая девушка со взъерошенными, коротко стрижеными волосами. Я не сразу сообразила, что ее глаза, оттенка зеленой мяты, сверкнули лазурью и, неожиданно, стали темно-карими. Калейдоскоп цветов остановился на легкой бирюзе. Словно излучая свет, она оттолкнула галантного Вальдеса и протянула мне свою ладонь. Она была на полголовы выше меня, но это не мешало ей оставаться самой симпатичной ненакрашенной девушкой за всю мою жизнь.

– Пайпер. Аннабет столько о тебе рассказывала.

Наверное, мои щеки стали пунцовыми. Я постаралась улыбнуться, но это было роковой ошибкой, поэтому вместо этого, я просто уткнулась носом в пол. Хорошее начало, Би. Неожиданно чьи-то знакомые руки сдавливают меня. Наверное, меня пытались обнять, но вместо этого, я, кажется, слышу хруст своих ребер.

– Она у нас как диковинный зверек, – смеется Джексон, – всех боится и стесняется.

Я буквально готова убить его. Вот только выберусь из его стальной хватки.

– Хейзел, ну где тебя…? – кричит Лео, запрыгивая на диван.

Хоть кто-то чувствует себя как дома. Ни смятения, ни раздражения. У этого шоколадного парня все в шоколаде. В отличие от меня.

Лишь бы дожить до конца вечера.

Джейсон сделал Перси в первом раунде, запросто выполнив все па «Виртуального Батла». Я никогда прежде так не смеялась: Перси выглядел ошеломляюще первые десять секунд до начала игры. Он много хвастал своими танцевальными способностями, подстегивал напарника, а в результате облажался так, как полагается Джексону.

Я же умостилась рядом с Хейзел и Фрэнком, кажется, они были такими же заядлыми участниками вечеринки, как и я. Темноволосая много смеялась, часто, как-то по особенному, улыбаясь мне. На самом деле, я думала, что все будет намного хуже. Но нет. Я продолжала смеяться, улыбаться, иногда даже выкидывала пару остроумных, как мне казалось, шуток. Я приобрела какое-то новое, ранее неизведанное чувство домашней теплоты и уюта.

Еще одна милая особенность Хейзел: она всегда крепко сжимала ладошку своего парня по имени Фрэнк. Честно говоря, смотря на них, я вспоминала ту самую пару, что разбилась в автокатастрофе. На фоне хрупкой, миниатюрной темнокожей Хейзел, Чжан смотрелся нелепо. Но я мало сужу людей по виду, а значит, добродушная знакомая нашла в нем нечто большее, чем груда мышц и смешной разрез глаз.

– Би, ты с нами? – донесся звонкий голос Аннабет.

Подруга изрядно выпила, но это ничуть не отразилось на ее поведении. Джексон, ты мудак.

– Куда?

– Аннабет говорила, ты умеешь петь, – улыбаясь, произносит Пайпер, протягивая мне руку. – Да брось. Я вот совершенно этого не умею.

Это одновременно и льстит и пугает меня. Я не могу петь в присутствии друзей. Слишком стыдно, непривычно… Я нервно кусаю губы и снова изламываю пальцы до хруста.

– У меня… нет настроения. Тем более, у нас нет караоке.

– Кто тебе сказал такую глупость? – вертя в руках микрофон, странно ухмыляется Лео.

Теперь мне не особо нравятся его игривые глаза и лукавая улыбка. Возьми себя в руки, Би! Ломаешься, как ребенок. Ничем не лучше Нико. И реакция моя незамедлительна. Я стараюсь улыбаться, быть милой, но нервозность и неприязнь сквозят в моих резких движениях вихрем эмоций. Мне не все равно, что обо мне подумают.

Неожиданно моего запястья касается чья-то теплая рука. Я оборачиваюсь и встречаюсь с небесно-голубыми льдинками, от которых, по необъяснимой причине, веет теплом.

– Вперед, Би. – Джейсон приветливо улыбается мне и отпускает.

Я выхватываю из рук Лео микрофон и, широко улыбнувшись, показываю ему язык. Позорится, так позорится по полной. Так, как это делает Джексон. Вокруг меня, полукругом, расположились мои новые друзья. Хейзел по-прежнему сжимает руку Фрэнка, но теперь будто гипнотизирует меня приветливым взглядом. Пайпер устраивается на коленях своего парня, рядом с Перси и Энн. Лео не разделяет их мнения по поводу комфортности дивана, и потому усаживается на пол, подперев впалые щеки руками.

Это так странно, так ненормально и непривычно. Я не могу поверить, что зная этих людей всего несколько часов, мой страх перед публикой, пусть не рассеивается, но преображается в нечто более умиротворенное. Их глаза светятся, хотя не сомневаюсь, они тоже стыдятся моего будущего провала.

Я уставляюсь в экран плазмы. Сотня лучших новогодних песен, начиная с самых заезженных треков и заканчивая нововведенными хитами. Серьезно? Листая списки минусовок, я понимаю, что пауза затягивается. Ладно, методом исключения большая половина отпадает сразу. Когда в моем распоряжении остается не больше тридцати, взгляд натыкается на знакомое название, и я готова кричать от радости.

Эту песню я пела Чарли. У этого мальчонки просто железные нервы: каждое рождественское утро он врывался в мою комнату с магнитофоном, без разбору рылся в моих дисках, и, когда диск был найден, под вой брата мне приходилось вставать с постели и следовать его примеру. Была ли я охрипшей или сонной, уставшей или злой? Его не волновало это. Это традиция, а их нужно чтить. Но в этом году ей не суждено было сбыться. Я чувствую, как к рукам возвращается прежняя холодность, колючим пощипыванием ко мне возвращается чувство одиночества.

Первые слова даются мне с трудом. Сиплые звуки, вырывающиеся из моего горла, отдаются жуткими хрипами в микрофоне. За такое пение меня бы выставили из придорожного кафе. Но я не в кафе. Я среди друзей.

Это заставляет меня улыбнуться, и тогда я расслабляюсь. Я прикрываю глаза, представляю себе серо-зеленые глаза брата. Его мягкий, внимательный, но по-прежнему изучающий взгляд. Его улыбку, в которой прячутся солнечные лучи. Его смешной курносый нос усыпанный веснушками. Милые ямочки на круглых, как у меня, щечках. Кажется, вокруг меня снова пасмурная комната Марджеров. Теплое, пахнущее сыростью одеяло не греет, а заставляет сильнее зарыться в складки собственной кофты. Я слышу его веселый вскрик, что разносится по коридору. Чарли всего восемь, и я даже и подумать не могу о том, чтобы разозлится на него. Стук босых пяток по скрипучему паркету. Он приносит в комнату запахи омелы и печенья, запахи настоящего, чистого и искреннего праздника. Он прыгает на моей кровати, а притворятся спящей, ровно как и противится этому демону в полосатых штанах, бессмысленно. Чарли поет последний куплет. Мне бы поспеть за ним. Его ручки стягивают с меня одеяло, и он крепко прижимается ко мне щекой. Это счастье. Счастье от его хриплых, бессвязных выкриков, что он называет пением. Бессмысленное болтание, щекочущие поцелуи, братские объятия, сияющие глаза и полыхающий огонь домашнего уюта. Вот оно. Ты рядом, Чарли.

Я открываю глаза. Позади меня раздается кульминационный аккорд песни, и, набрав в легкие, я протягиваю:

–… Это ты.

Звон колокольчиков, мотив рождественских мелодий стихает. А я продолжаю улыбаться, глядя в пустоту под ногами. Что-то теплое по-прежнему разливается по телу, приходя на смену холодному оцепенению.

– Черта с два, Джексон, ты заставишь меня спеть после этого, – подает голос Лео.

Я перевожу взгляд на темноволосого, и сердце пропускает череду ударов. Он заворожено смотрит на меня, хлопая пушистыми ресницами. В его глазах сквозит недоверие и смятение. Не знаю, что меня пугает больше: взгляд Лео, отсутствие всякой реакции окружающих, или замерший в проходе Нико.

Я невольно заглядываю в его черные, безучастные глаза, которые продолжали прожигать меня холодом и безразличием. Это обижало. Это обжигало. Это заставляло чувствовать дискомфорт. Но сейчас обиды не было. Не было даже дискомфорта. У меня есть только одно желание: если счастлива я, почему бы в этот Новый Год этому странному, одинокому и одичалому парню не быть счастливым? Я собираю всю свою волю в кулак, чтобы не оторвать взгляда, не сбежать с поля боя. Улыбка, появившаяся на моем лице, становится шире, и я искренне улыбаюсь ему, просто потому, что я счастлива. Просто потому, что я готова поделиться счастьем со всеми вокруг.