– Пережить все заново – вот это было бы здорово, – тихо добавляет он.

Он вспоминает Бьянку. Даже теперь, стоя над пропастью, он мечтает сорваться вниз, в надежде еще хоть раз увидеть свою сестру.

– Но это невозможно, – стальным тоном отрезает Нико.

Он уходит под холодный, завывающий ветер.

– Нико, – кричу я, когда ди Анджело едва не скрывается с палубы. – Обещай мне, что доверишься Беатрис.

Обернувшийся Нико хмурится. Эта идея явно не радует его, но он должен. Мы все должны, потому что это Би, и она здесь, чтобы найти своего брата.

– Поверь, она любит Чарли и сделает абсолютно все, чтобы вернуть его. Она не навредит нам.

Надеюсь, слова попали в цель.

– С завтрашнего дня я начну тренировать ее, но ты обещаешь не вмешиваться в эти тренировки, иначе в первой же потасовке ее изрубят в фарш, – с напором говорит он.

– Обещаю, – но Нико уже не слушает, а мой голос уносит заунывный ветер.

Палуба Арго-II пустеет. Самое время отдаться кошмарам.

====== XIV ======

Часть XIV

Беатрис

Conner Youngblood – Monsters

Jennifer Titus – O Death

Не кричи. Ты не должна.

Пусто. Полутьма.

Мне не положено кричать. Мне нельзя кричать. Простыни, будто иглы, впиваются в спину. Мне больно. И я до хруста стискиваю зубы. Все в порядке, Би. Все в порядке.

В соседней комнате грохочет музыка. Вибрация отдается в стенах эхом, фоновым шумом, на который я то и дело отвлекаюсь, лишь бы… Лишь забыться. Отпустить всю свою боль. Всю свою душевную боль.

Не кричи. Ты не должна, Би.

– Мы ведь никому об этом не расскажем?

Я широко раскрываю глаза, чтобы оказаться посреди незнакомой комнаты с низким шатким потолком, который вот-вот рухнем мне на голову. Но он остается на месте, и кроме холода, расходящегося по телу, я не чувствую ровным счетом ничего.

Привкусом соли и горечи на губах остается ночное сновидение. Оно так знакомо мне, будто только что я просматривала кадры своей жизни. Я чувствовала свое тело и в тоже время боялась признаться, что это я. Ощущала вибрацию музыки, слышала ее отголоски, но продолжала смотреть на все происходящее со стороны. Но как бы то ни было – была ли я соучастницей или наблюдателем происходящего – от воспоминаний меня выворачивает наизнанку. Тошно. Гадко. Горько.

Трудно сказать, где я. Маленькая комнатка с деревянной обшивкой, крохотное окошко, в которое прорезался солнечный свет, широкий стол, ввинченный в пол массивными болтами. Больше напоминает каюту. Я медленно привстаю с кровати и первым же делом покидаю свой ночной приют. Мне нужно узнать, где я. Последнее, что я помню… Последнее? Чарли. Я помню Чарли. Мой брат. Мне тринадцать. Мы были в магазине, выбирали друг другу подарки на Рождество. Но, похоже, я проспала слишком долго, раз мы оказались на корабле, который направляется…

Мы ведь никуда и ни собирались. Ни круиза, ни обычного катания на лодке. Голова должна идти кругом от глупых вопросов. От того, что я нахожусь в открытом море. От того, что я не знаю, как попала сюда. От того, что не чувствую опасности. Внутри складывается впечатление, будто все в порядке. Будто я знаю, почему Чак… Чак? Еще минуту назад столь значимое имя теряет свой вкус и цвет. Мой брат. Но брат ли? Лицо мальчугана утрачивает свои контуры, и все, что я знаю: мне нужно идти к корме корабля. И я иду.

Рядом со мной проплывают силуэты фурнитуры, привинченной к полу, мачт, упрямо возвышающихся в небо, вздымающегося паруса, но все, на чем сфокусировано мое зрение – корма корабля. Там, где виднеется страшная морда неизвестного мне зверя, но теперь даже она не пугала меня.

Ясность мысли теряет свою яркость. Все становится запутанным, неопределенным, лживым. Не помню, как меня зовут. Да и имеет ли это значение? Что вообще важно? Жизнь? Но теперь, наконец, я ощущаю беспокойство, ведь я не могу ответить: живу ли я вообще?

Умереть.

Я с ужасом падаю на колени. Закрываю уши руками, но страшный возглас повторяется снова.

Умереть.

Меня парализует, трясет, будто в конвульсиях. Сердце мечется в груди, пытаясь отыскать путь на волю. По щеке пробежалось что-то щекочущее, влажное. Несколько капель соскочило с подбородка, разбиваясь о деревянный пол.

Умереть.

Мне не больно. Это настоящая агония, охватившая тело. Я распласталась не на полу корабля, а на битых стеклах, забирающихся под кожу и выпускающих наружу алую жидкость.

Ответь на вопрос, Беатрис.

На этот раз не голос приносит боль, а моё неосторожное движение. Туловище выгибается дугой, руки впиваются в покров пола, глаза широко уставляются в серо-белое небо.

Кто ты на самом деле?

И неожиданно меня окутывает волна холода. Она стекает по лицу, к шее и груди. Спасительная волна освобождения. Тело обретает покой, пусть даже ценой замерзания. Я с ужасом распахиваю глаза, надеясь больше никогда не увидеть безразлично серое небо над головой. И все обретает смысл.

Надо мной склоняется Нико. В руках у него полупустой ковш. Еще одна порция воды растекается по уже влажным волосам. Я и вскрикнуть не могу – настолько холодной была вода. Только хватаю ртом воздух, в надежде не захлебнуться. Когда я, наконец, могу открыть глаза, замечаю на его лице маску жалости и отвращения. Как и всегда.

– Через десять минут жду тебя на палубе. Советую не опаздывать, иначе пришлю за тобой.

Вспоминая вчерашний рассказ Перси, ждать от сына бога Смерти в посланники единорога не придется. Собираясь с духом и стараясь унять дрожь губ, я, наконец, выдаю:

– Куда?

Но мрачный Нико уже разворачивается на пятках, чтобы уйти прочь. Через плечо он пренебрежительно бросает:

– Девять минут. Твоя первая тренировка может стать последней.

И он выходит.

Что я почувствовала? Вряд ли смогу описать. Я даже не ощутила злобы или ненависти к этому парню, как было раньше. Мне было все равно. Пробуждение, подаренное сыном Аида, вызволило меня из оков жуткого, пробирающего сна, который больше напоминал реальность. Отчасти, я была благодарна ему. Лишь отчасти. Не настолько сильно, чтобы говорить об этом вслух.

Сон во сне. Я не могла отличить реальность от вымысла. Не могла вспомнить себя. Я обнимаю себя руками, словно стараюсь отгородиться от воспоминаний. Но разве… разве первое сновидение было вымыслом?

Я тяжело вздыхаю и падаю на мокрую подушку, зарываясь в нее лицом.

– Отличное начала дня, Би, – оптимистично выдаю я.

One republic – Everybody loves me

THE OFFSPRING – You’re Gonna Go Far, Kid

Не знаю, когда начинает покалывать в боку. До того, как свинцовые ноги отказываются двигаться, или перед тем, как ссадины и синяки, наконец, начинают болеть просто нестерпимо. Вот теперь я задумываюсь о том, что кошмары, по сравнению с издевательствами, которым меня подверг ди Анджело, просто сказка.

По-моему, я считала, что нельзя ненавидеть людей. У всех нас минусы, каждый заслуживает прощения и понимания… А теперь забудьте это. Выкиньте из головы, выжгите из памяти – мне все равно. Я ненавижу ди Анджело. Да так сильно, что одна эта эмоция заставляет уворачиваться от очередного удара.

– Нико! – раздается голос Хейзел. – Ты покалечишь ее!

Ди Анджело выпрямляется, встряхивая кисти рук. Я с трудом облизываю пересохшие губы, чувствую солоноватый привкус пота и крови. Он смотрит на сестру укоряюще, мол, не вмешивайся в педагогический процесс. Хейзел, которая до этого вместе с Аннабет штудировала мифологию, выглядит озадачено. Все на палубе были предупреждены о том, что мешать Нико посмеет только самоубийца, но, кажется, они и не старались. То, с чем мне придется столкнуться, намного хуже синяков, которые мне понаставит сын Аида.

Я группируюсь в который раз, чтобы привстать с пола, но я продолжаю ползать на четвереньках. Ладно, по-моему, ди Анджело достаточно удовлетворил свою гордыню на сегодня – я жалкая. И теперь я согласна с этим утверждением. Он доказал это неоднократно. Семнадцать раз, если быть точной.