— Анжела, — он перекатил ее имя во рту, словно раскусывая приторно-сладкий леденец. Ангелина, Снежана, Карина, Кристина — вычурные имена почему-то всегда доставались женщинам глупеньким и тщеславным. — Зайдите ко мне в кабинет.

Пока она зачитывала письма, Максим разглядывал ее всю, с ног до головы, представляя, как подходит к ней сзади, проводит ладонью по ее гладким волосам. Можно было пригласить ее в ресторан. Или просто снять номер в гостинице. Или прямо сейчас отвести ее в тесную гардеробную, обнять, нашарить грудь под блузкой. Он видел, что грудь у нее маленькая и уже немного обвислая, наверняка с черными сосками. Он давно не занимался сексом с женой, так и не завел любовницы, и сейчас тяжелое возбуждение поднималось от колен до живота. Он не знал, есть ли у Анжелы муж, дети. Собственно, он ничего не хотел о ней знать. Хотел только обнять ее и почувствовать влажное тепло внутри ее тела.

Думать о том, что отца положат в гроб и закопают в землю, было слишком тягостно, и Максим гнал от себя эти мысли. Но смерть словно держала его за шиворот и трясла как щенка, требуя ответа на свои вопросы.

— Что им ответить, Максим Георгиевич? — спросила Анжела.

«Анжела, я не люблю свою жену, у меня давно не было женщины. Мой отец умирает. Мой тесть хочет, чтобы я стал убийцей. Мне трудно и страшно. Помоги мне. Обними, пожалей меня», — произнес он мысленно, и ему сделалось стыдно за то, что он расклеился, как баба.

Трахнуть секретаршу ему хотелось просто в отместку за унижение, только что пережитое в депутатской столовой. Он отпустил ее, заметив, что в уголках накрашенного рта изобразилось разочарование.

Эрнест прислал список фондов, к которым имел отношение Коваль. Максим взял распечатки с собой. Выйдя из кабинета, он спустился на второй этаж и зашел в отдел кадров. Начальница вскочила при его появлении, не слишком убедительно изображая сочувствие.

— Максим Георгиевич, какое страшное несчастье! Мы все потрясены.

— Я по другому вопросу, — он увидел, как жадное любопытство на лице служащей скисает в простоквашу. — Замените мне секретаршу. Не надо больше присылать фотомоделей, найдите профессионального человека постарше.

Начальница кивнула понимающе.

Казимир Петрович, как и обещал, приставил к Максиму охрану, вооруженным людям выписывали пропуска. Дожидаясь, пока они закончат, Максим позвонил жене. Кристина плакала — ей сообщила о случившемся Галина, жена Юрия Минаевича. Слухи по Москве распространялись быстро.

Марьяна ни минуты не винила себя в том, что произошло с Георгием. Она помнила шаманку, костер, иглу и куклу без лица, которая представлялась ей то Измайловым, то его любовником, которого она теперь ненавидела привычно, уже без всяких самооправданий. Однако в действенность заклинаний она отказывалась верить. Мысль о собственной смерти пугала ее, и связь магического ритуала с реальными событиями она отвергла сразу, как уже было с колдуньей и каплями крови в кофейной чашке.

Причиной покушения стал, конечно, передел московской корпорации, гигантской многоступенчатой пирамиды, построенной для высасывания прибыли из госбюджета. Георгий отодвинул от кормушки некоторых приближенных высокопоставленной семьи. В свое время так же поступили компаньоны с ней и с компанией ее отца, и Марьяна хорошо понимала, почему Измайлова решили устранить.

Она снова вела мысленные диалоги с покойным отцом, и в последнее время они становились все горячее, а голос, звучащий в ее голове, все отчетливее и громче. Отец подтверждал, что в случившемся нет и не может быть ее вины. Она была верна мужу, готова была делить с ним радость и горе, жила его заботами, терпела измены и обиды. Освободившись из тюрьмы, Георгий заставил ее поверить, что готов начать все заново. Ей казалось, он хочет того же, что и она, — забыть прошлое, все простить друг другу и попытаться построить отношения на основе прежней дружбы. Но уже через две недели он бросил ее и помчался на Сицилию, думая только о заднице своего любовника, как наркоман, который срывается после лечения.

Марьяна больше не хотела прощать живого, но еще могла простить умирающего. Сразу после звонка Максима, отложив все дела, она заказала билет в Стамбул. Она знала, что встретит в госпитале компаньонов Измайлова, которые всегда относились к ней с неприязнью, а с ними — развратную дрянь, погубившую всю ее жизнь. Но теперь она была готова вступить в открытую схватку. Даже бывшая жена у постели раненого имела больше прав, чем все любовники вместе взятые.

Первым, кого Марьяна увидела в коридоре турецкой клиники, был самый преданный из друзей Георгия, насмешливый и злой Александр Марков. Как и ожидалось, он был нетрезв и не выказал радости при встрече.

— Чего ты здесь забыла?

— То же самое могу спросить у тебя.

Пока ждали врача, Марков отпускал на ее счет свои обычные издевательские шуточки:

— Выглядишь как будто тебя осы покусали. Что у вас, баб, за мода такая, превращать свою рожу в жопу младенца? Не боишься — теперь Бог не узнает, как в том анекдоте?

Марьяна отворачивалась, отмахивалась рукой от перегара. Она не понимала, как он может вести себя так безобразно, когда состояние Измайлова, по его же словам, оставалось критическим. Но Марков всегда отличался самым циническим взглядом на вещи.

Наконец их пригласили в кабинет. Там уже находился друг Георгия Владлен Василевский, крупный, еще не старый и привлекательный мужчина, похожий на известного актера. Возле окна маячила долговязая фигура любовника мужа. Удлиненными пропорциями тела, высокой шеей, угловатыми движениями он весь напоминал гигантского богомола. Обернувшись, он встретился с Марьяной взглядом и быстро отвел глаза, травянисто-зеленые, как у насекомого.

Пожилой усталый хирург с короткой щеткой усов сел за стол, сцепив худощавые руки. В клинике работал русский врач, он переводил слова турка. Георгий получил тяжелые осколочные ранения в области груди, требовалась повторная операция, возможно, не одна. В легких образовались инфильтраты и очаги воспаления. Состояние могло ухудшиться в любой момент.

Марьяна чувствовала головокружение — ей было трудно говорить и слушать про болезни, всегда переносила их на себя. Любовник мужа равнодушно смотрел в окно или изучал свои замшевые кроссовки. Марьяна обратила внимание на то, как неуместно модно он пострижен, как бросается в глаза логотип дорогой итальянской марки на его замшевой куртке. Он словно явился в больничный кабинет после ночи в гей-клубе. Утомленный вид и синева вокруг глаз подтверждали ее догадку.

Когда врач сказал, что родственники могут увидеть раненого, Марьяна заявила свои права:

— Я жена. Я приехала для того, чтобы решать все необходимые вопросы. Прошу больше никого не пускать к мужу.

— Ты бывшая жена! — заорал Марков. — Нашлась тут, командовать она будет!

— Иди, проспись! — крикнула в ответ Марьяна. — Ты понимаешь, где ты находишься? Георгий умирает!

— Доминируй, властвуй, унижай! — смеялся ей в лицо пьяный Марков.

Богомол смотрел на нее бешеными глазами, раздувая ноздри:

— Почему вы здесь распоряжаетесь? Зачем вы вообще приехали?

Они обращались друг к другу впервые в жизни, но Марьяна поняла, с какой силой он ненавидит ее, и ужаснулась этой нечеловеческой злобе: «Господи, за что? Что я ему сделала?»

— Я приехала к своему мужу, — твердо отчеканила она. — А кто ты такой и зачем ты здесь, я не знаю и знать не хочу!

Тот сделал шаг вперед, но Владлен удержал его, что-то сказал негромко, но внушительно. Марьяна поблагодарила своего защитника взглядом. Пожилой хирург поднялся и махнул рукой, показывая, что могут идти все вместе.

В коридоре Марьяна старалась держаться как можно дальше от любовника мужа, кожей ощущая его тягостное присутствие. Она не стала заходить с ним в лифт, чтобы случайно не соприкоснуться, дождалась другой очереди. Все отчетливее она понимала, что для безопасности Георгия просто обязана убрать из больницы это неприятное всем существо.