Потом стал приводить своего друга с гитарой, и они в два голоса перепели все её любимые песни и все вещи собственного сочинения. Точнее, сочинял друг, а Церхад выступал только вдохновителем, умеющим вовремя сказать, что это - шедевр всех времен и народов, но как часто многим талантливым людям не хватает именно такого вот не обремененного излишним придирчивым вкусом друга, чтобы поверить в собственные силы!
Через пять дней Лойнна сходила продлить справку до конца недели, а вернувшись и не находя себе места до прихода Церхада, поняла, что в любовь, как и в инсульт, не верят только до первого приступа…
У него было необычное лицо и поразительная мимика: в неподвижном состоянии она десятки раз ловила его на жестком, чуть презрительном и мертвенно бездушном выражении, но стоило ему начать говорить, петь или шутить, как на щеке показывалась лукавая ямочка и взгляд искрился смехом.
Он любил красивые жесты и очень мало беспокоился о том, что девушка с технической земли не может воспринимать ежедневный букет свежих ярких цветов как норму.
Он умел безоговорочно признаваться в своих поражениях и видеть в них завтрашние победы. А ещё - бесконечно слушать её спутанные объяснения чего-то жутко интересного, но безумно сложного, и покорно кивать, словно понимает. И решать проблемы. Почти любые и почти мгновенно.
Он был мальчишкой - и поэтому с ним было легко. Мужчиной - и она чувствовала себя в безопасности.
Всю весну они втроем прошлялись по улицам и паркам, дружно прогуливая лекции и семинары. Дарган научил её играть на гитаре - ещё неумело, просто и с трудом разбираясь в струнах, - но она сумела положить на музыку одно из своих стихотворений и, жутко смущаясь, спеть им обоим. Получилось отвратительно, но пришлось исполнять ещё раз - на "бис".
После третьей жалобы, что так жить нельзя и без лекций черта с два она сдаст хоть один экзамен, парни многозначительно переглянулись, наведались в общежитие - и у Лойнны появились все лекции старшекурсников в нескольких вариантах. На их возврате никто особо не настаивал, так что переписывать Лойнна не торопилась.
Только одно её пугало: день за днем, все чаще и чаще она ловила на себе пристальный, выжидающий взгляд черных глаз. "Попавшись", Церхад никогда не отворачивался, а только улыбался или подмигивал - а она жутко смущалась и не понимала, чего он от неё ждет.
Заглянувшая под майские праздники на минутку в гости Нора принесла-таки обещанный диск со спектаклем и, увидев заваленную цветами комнату (Церхад приносил по букету каждый раз, как приходил хотя бы на полчаса) и Лойнну, чья голова лежала на небрежно закинувшем ноги на подлокотник дивана Церхаде, презрительно скривилась и уверенно припечатала:
– Сессию ты не сдашь!!!
– Сдаст! - рассмеялся ничуть не смущенный Церхад. - Причем ничуть не хуже, чем все предыдущие.
– Ну-ну, - скептично фыркнула Нора, завистливо вздыхая и уходя.
Церхад ещё долго посмеивался в кулак.
– А ведь и правда не сдам, - тяжело вздохнула Лойнна, не убирая, впрочем, головы с его плеча. - То есть, сдам, конечно, но кое-как, лишь бы вообще не вылететь.
– Ну, куда уж там, - тепло улыбнулся он, протягивая руку за брошенным Норой на край дивана диском и убирая его на стол. - Уж меня-то не надо обманывать, Лойлинне.
– Как ты меня назвал?!
– Лойлинне, - послушно повторил он. - У тебя имя похоже на Кирэнское, а у них там "лин" - уменьшительно-ласкательный суффикс. Вроде гонерского "чка".
– Откуда ты знаешь? - поразилась она.
– Да только что придумал, - не выдержав, фыркнул от смеха Церхад.
– Ах ты!!! - бросилась на него Лойнна.
Никогда не собираемый, хотя честно застеленный покрывалом диван - отличный танкодром для стратегических боевых действий. Но не в том случае, когда один противник сильнее другого раз в пять и умудряется сгрести его в охапку буквально в первые же минуты сражения.
– Перестань! Пусти!
– А кто первый полез?! - возмутился довольный Церхад, словно тисками прижимая её к разбросанным декоративным подушкам.
– Я не лезла! - неуверенно возразила она, оставляя бесполезные попытки вырваться из его рук. - Я пошутила!
– Ага, как же! То-то у меня все руки исцарапаны.
– Неправда, нет у меня ногтей - с ними печатать неудобно!
– И на том спасибо!
Повозившись ещё минут пять, они успокаиваются, только тяжелое дыхание слышно в комнате.
– Тебе не тяжело, что я голову на плечо положила?
– Чему у тебя там быть тяжелому-то?
Она только смеется, устав мстить за его бесконечные шуточки.
– Представь, что про нас сейчас домна Абра подумала. Она ведь давно уже в курсе, что ты никакой мне не брат.
Церхад представил - и закашлялся от тщетно сдерживаемого смеха.
Сессию Лойнна сдала. Зубрила под неусыпным контролем ежедневно приходящего ради этого Церхада. Тот на корню пресекал любое нытье вроде:
– Я устала! Дурацкий билет, он мне не попадется!!! Да кому нужны эти дорийские саги?!!! - но после положенных двадцати листов безо всяких просьб и намеков брал её за руку и вел куда-нибудь гулять: на обожаемую обоими набережную, в наконец-то оттаявший и загрохотавший аттракционами городской сад или просто шляться по улицам и болтать ни о чем.
– Знаешь, я тебя боюсь, - со вздохом тихонько призналась Лойнна на берегу реки, когда солнце садилось за вызолоченный горизонт. В сумке лежала зачетка с бледной голубой печатью наконец-то закрытой сессии, впереди маячили два месяца безделья, а на душе все равно было тревожно. Необъяснимо тревожно.
– Всё ещё? - тепло усмехнулся Церхад.
– Наверное, - пожала плечами Лойнна. - Просто уже не так, как тогда, в марте.
– А как?
– Боюсь, что ты ненастоящий.
– Ну, Лойлинне, вряд ли кто-нибудь сумел бы притворяться два месяца кряду! - резонно возразил тот. - Да и чего ради?
Да, действительно, чего ради, если он ни разу даже не пытался перейти наложенных ею границ, держа себя в рамках приличия и галантности. И это само по себе было подозрительно.
– Просто ты… не такой как все.
– Ты тоже.
– Брось, Церхад, это банально! - возмутилась она.
– Банально быть не такой как все?