После того как было доказано, что человек является одним из представителей группы высших африканских приматов, не мог не возникнуть вопрос: какими же свойствами должно обладать живое существо, чтобы принадлежать к семейству гоминидов? Следуя рассуждениям Гудмена, к нему нужно было отнести горилл и шимпанзе (а если верить некоторым наиболее ярым его последователям, их даже можно было включить в род Homo). Однако сделать это можно было, только полностью игнорируя тот факт, что деятельность людей полностью отличалась от консервативного образа жизни обезьян вне зависимости от того, жили ли они в Африке или Азии. Правила традиционной таксономии не предназначены для решения подобных задач. В идеале каждая группа, с которой вы имеете дело, должна быть монофилетической, то есть происходить от одного общего предка. При этом в таксономии отсутствуют процедуры, позволяющие быстро определить, к какому уровню классификационной иерархии относятся такие группы. Одним из выходов было бы создание подсемейств Homininae, к которым относились бы австралопитеки и Homo, Ponginae для орангутангов и Paninae для шимпанзе и горилл. Но, несмотря на расположение на одном уровне иерархии, эти три подсемейства имели бы неравный статус, так как два из них имели бы куда более близкие родственные связи друг с другом, чем с третьим подсемейством. Разумеется, можно было бы разбить их на более мелкие группы, но тогда все становится еще более запутанным. Сегодня большинство палеоантропологов относят австралопитеков и современных людей к подсемейству гомининов, оставляя все заботы по классификации обезьян приматологам.

Лично мне кажется, что в данном случае мы можем применить «восходящий» подход и признать, что семейство, которое мы сегодня называем гоминидами, на самом деле имеет огромное видовое разнообразие. Даже самые консервативные палеоантропологи сегодня признают существование пары десятков вымерших видов человека (см. генеалогическое древо 2012 г., в эпилоге). Учитывая такое разнообразие, группа, включающая в себя человека и всех его вымерших родственников, живших после их общего предка, заслуживает признания на уровне семейства. Я выбираю термин «гоминиды» для обозначения этой группы, и этот термин ничуть не хуже всех остальных вариантов.

Кстати, раз уж мы заговорили о терминологии, было бы уместным спросить, на какой ступени данной иерархии мы имеем возможность использовать понятие «человек». Как вы могли заметить, этот термин активно и довольно бессистемно применяется еще с тех времен, когда ученые не знали, к кому были ближе наши ранние предки — к нам или к обезьянам. Один и тот же специалист мог использовать его в различных значениях в зависимости от контекста Что касается меня, то под «человеческой эволюцией» я имею в виду эволюцию всего семейства гоминидов. Но при этом я назову гоминида человеком только в том случае, если он принадлежит к роду Homo. Единственным в полной мере «человечным» видом является наш собственный — Homo sapiens.

Одна из самых влиятельных и уникальных работ по палеоантропологии, опубликованных во время моей учебы в аспирантуре, была написана сотрудником Нью-йоркского университета Клиффордом Джолли. Еще в 1950-х годах Джон Робинсон предположил, что морфологические различия между грацильными и массивными австралопитеками объяснялись особенностями питания. Грацильные австралопитеки были всеядными, и их рацион включал некоторое количество мяса, в то время как массивные австралопитеки оставались вегетарианцами, предпочитавшими жесткую пищу, например клубни растений. Джолли решил проверить это предположение, найдя живую модель, которая не только ответила бы на вопросы Робинсона, но и предоставила бы какую-то информацию относительно хождения гоминидов на двух ногах и о факторах различия между гоминидами и обезьянами. Будучи специалистом по поведению и генетике бабуинов, Джолли работал в Эфиопии, в регионе, где представители распространенного вида гамадрилов смешивались с гораздо более специализированным видом гелада, проживающим исключительно на открытой травянистой местности. Джолли отметил, что между обоими видами существовали значительные различия как в поведении, так и в морфологии, и предположил, что их можно объяснить предпочтениями в питании.

Анализируя анатомическое строение обоих видов, Джолли отметил, что некоторые различия между гамадрилами и гелада были аналогичны различиям между гоминидами и людьми. Он предполагал, что эти различия были обусловлены предпочтениями в среде обитания. Высшие приматы Старого Света и гамадрилы выбирали более закрытые участки, а гелада и гоминиды — открытые пространства. И гелада, и гоминиды имели более короткие пальцы, которые ослабляли их хватку, но зато позволяли более точно манипулировать предметами. В случае с гелада объектами манипуляции были травинки, семена и корни, составлявшие основную часть их рациона на равнине. Гамадрилы питаются, стоя на трех лапах и поднося четвертой пищу ко рту. Гелада же поедают пищу, сидя на земле, выпрямив спину и используя обе передние лапы. Если им нужно переместиться из одной точки кормления в другую, находящуюся неподалеку, они могут даже не вставать на все четыре лапы, а подвинуться к такому месту сидя и не сгибая спину.

Еще одним сходством между гелада и гоминидами, на которое Джолли обращал особое внимание, является сравнительно короткое лицо. Такая форма лица объясняется передним расположением мышц, приводящих в движение челюсть, и ограниченными размерами полости рта, в которую кладется пища перед пережевыванием. Судя по всему, она связана с уменьшением длины резцов и некоторым расширением моляров как у гоминидов, так и у гелада по сравнению с их лесными сородичами. По мнению Джолли, все эти характеристики являлись элементами одного функционального комплекса, связанного с питанием «мелкими кормами», то есть добычей и пережевыванием небольших и жестких продуктов. Джолли также отметил, что если его теория была верна, то уменьшение резцов у гоминидов могло быть и не связано с использованием орудий для добычи и разделки пищи, как предполагали Пилбим и Саймонс.

Основываясь на своих выводах из рациона бабуинов, Джолли разработал сценарий возникновения ранних гоминидов. В первой фазе этого сценария популяция примитивных обезьян покинула лес, прельстившись пищевыми ресурсами (в большинстве своем мелкими и жесткими), которые можно было найти на равнинах и за которые не существовало высокой конкуренции. Характеристики, развившиеся у них по мере привыкания к такому рациону, адаптировали гоминидов к следующей фазе эволюции, предполагавшей постепенное добавление к диете мяса. Мясо должны были добывать самцы, в то время как самки и детеныши продолжали заниматься собирательством. Таким образом было положено начало экономическому и репродуктивному разделению ролей между полами, имевшее в итоге многочисленные социальные и даже когнитивные последствия. Однако из первой фазы вышли не все гоминиды. Те, кто сумел сделать следующий шаг, дали жизнь грацильным австралопитекам и в конце концов нашему роду Homo. Массивные австралопитеки, с другой стороны, оказались конечным результатом изменений первой фазы.

Это была гениальная идея, и несмотря на то, что сейчас, полвека спустя, мы знаем, что она не была лишена некоторых недочетов, историческую важность исследования Джолли трудно переоценить. Он заложил основы нового стиля антропологии, учитывающего функциональную анатомию и морфологическую интеграцию организма для реконструкции жизни гоминида. Как мы увидим далее, использование живых моделей, а также изучение приматов, живущих на открытых равнинах, и их среды обитания оказалось невероятно продуктивным методом. Наконец, упор Джолли на вертикальное положение спины, а не на движение с прямым позвоночником оказался просто бесценным для последующего изучения бипедализма. Очень скоро ученые поняли, что мы начали ходить на двух ногах не потому, что наш далекий четырехлапый предок однажды решил встать на ноги, а потому, что обезьяна, зацепившаяся за ветку двумя руками и висящая с прямой спиной, почувствовала, что такое положение тела будет удобным и на земле.