Прощайте, Владимир Иванович, кланяйтесь всем хорошим знакомым и не забывайте истинно Вам преданного Виткевича»[139].

Сохранить миссию Виткевича в тайне не удалось. Недалеко от Герата лейтенант Генри Роулинсон, советник политической службы, прикомандированный к британскому посольству в Персии (он потом станет председателем Королевского географического общества Великобритании), встретил отряд казаков. Командовал ими «молодой человек, изящного телосложения, с прекрасным цветом лица, яркими глазами и очень живым взглядом». Они немного поболтали, Роулинсон узнал, что русский офицер везет подарки персидскому шаху. Но в лагере он выяснил, что шах не ждет подарков, а на самом деле везут их Дост Мухаммеду. Роулинсон тут же сообщил, что русские казаки едут в Кабул, об этом проинформировали и английского посла в Тегеране, и резидента в Кабуле. Лорд Окленд, генерал-губернатор Индии, получив сообщение о таинственном русском посланнике, тоже забеспокоился. И лорд Окленд отправил афганскому правителю письмо. Там он сообщал, что если тот будет вести какие-то дела с русскими без его личного предварительного одобрения(!), то афганцы могут получить проблемы со стороны армии Ранджит Сингха, который давно считает, что границу Пенджаба нужно подвинуть западнее. Также в послании говорилось, что если Дост Мухаммед не поймет степень проблем, то Александр Бернс — который вот уже почти год как находился в Кабуле — растолкует афганцу, что все может плохо кончиться. Лорд Окленд, видимо, не очень хорошо понимал, что не стоит афганцу, причем любому, не только эмиру, указывать, что делать и как себя вести.

Это был канун Рождества 1837 года, Виткевич прибыл в Кабул. Александр Бернс встретил его в высшей степени доброжелательно. Им обоим было интересно посмотреть друг другу в глаза. Давние соперники, они заочно были, по сути, знакомы — во всяком случае, каждый был наслышан о достижениях противника. Бернс пригласил русского офицера присоединиться к его рождественскому ужину. Виткевич произвел на англичанина хорошее впечатление, а как еще могло быть, ведь русский разведчик бегло говорил на тюркском, на фарси, а часть беседы они вели на французском. Бернс был озадачен, узнав, что Виткевич в Бухаре побывал трижды, причем один раз официально, тогда как он сам всего лишь раз. Вообще, где еще бывал Виткевич и что он делал в азиатских степях — это по сей день большая тайна. Есть версия, что он смог проникнуть и в Хиву, опять же под видом купца.

Когда Виткевич только прибыл в Кабул, Дост Мухаммед встретил его довольно прохладно. Ни почестей, ни особых церемоний, его поначалу содержали фактически под домашним арестом. Более того, Дост Мухаммед спрашивал у Бернса, как тот полагает — бумаги Виткевича, например письмо от царя Николая I, настоящие или нет. Но потом в Кабул пришло письмо лорда Окленда. Дост Мухаммед был оскорблен, публицист середины 19 века Карл Фридрих Нейман в книге «Афганистан и англичане в 1841 и 1842 годах» описывает это послание и реакцию на него так:

«Если эмир хочет сохранить дружбу Англии, он должен доверяться единственно ей только и разорвать всякую связь с чужеземными государствами. Подумайте о средствах, сказано в заключении письма, установить постоянный мир между вами и сейками; иначе я в скором времени отзову английское посольство из Кабула, где оно будет совершенно бесполезно.

Не только содержание, но и самая форма этого государственного письма, довольно неуважительная, глубоко оскорбили князя Баракси; хотя в присутствии одних верных и преданных ему людей, но тем не менее очень резко высказал эмир свои угрозы франкистанским неверным. “Я вижу, сказал он Бернсу, что Англия не дорожит моей дружбою. Я стучался к вам в дверь, но вы меня отвергли. Правда, Россия слишком далеко: но через Персию, которая также принадлежит Царю, как вам Индия, может мне помочь Россия. И если мы, афганы, еще раз должны будем подчиниться кому-нибудь, то лучше же нам повиноваться Мухаммеду-Шаху, который все-таки мослим”. Бернс убедился окончательно, что в Афганистане должен быть сделан решительный удар и что на главу нельзя никак рассчитывать»[140].

Шах стал встречаться с Виткевичем чаще. Наконец 21 апреля 1838 года русского посланника со всеми знаками уважения и почестями приняли в Бала Хиссаре. Бернсу оставалось только покинуть Кабул. 27 апреля он тепло попрощался с Дост Мухаммедом — тот все же понимал, что Бернс не сам это письмо составлял и не влияет на всю политику Компании, — и выехал в Индию, чтобы вскоре вернуться в Кабул в другой ситуации.

Виткевич договорился с шахом о дружбе между Афганистаном и Российской империей, фактически стал первым русским послом в Кабуле. Он действовал согласно полученной им инструкции, где ему вменялось заодно и устроить внутриафганские дела.

«Главная ваша обязанность — примирить афганских владельцев (кабульского Дост Мухаммед-хана и кандагарского Кохендиль-хана), объяснить им, сколь полезно для них лично и для безопасности их владений состоять им в согласии и тесной связи, дабы ограждать себя от внешних врагов и внутренних смут. Убедивши афганских владельцев в пользе тесного их между собой соединения, объяснить им и необходимость пользоваться благосклонностью и покровительством Персии, ибо одни они раздельно никак не в силах устоять против общих врагов их, и потому им нужно соединение их сил и опора соседственной державы, имеющей некоторый политический вес…»[141].

Но все спуталось из-за ситуации в Герате. Элдред Поттинджер героически — тут нет никакой иронии — руководил обороной города. Иван Симонич так же отчаянно командовал уже открыто его осадой. Известия о роли лейтенанта в защите Герата, о том, что он в решающий момент не дал город взять, достигли Лондона и Калькутты примерно в то же время, когда там стало известно, что миссия Александра Бернса в Кабуле потерпела крах. И русские договорились с шахом. Надо было действовать, и решительно, заключили в Лондоне. Англичане отправили экспедиционный корпус в Персидский залив. Так, сочли они, персидский шах будет посговорчивее и скорее поймет, что Герат ему не нужен. В то же самое время лорд Пальмерстон надавил на русского министра иностранных дел Нессельроде, чтобы тот приказал Симоничу прекратить принимать участие в осаде города.

19 июня британские войска, не встретив сопротивления, высадились на острове Харк у входа в Персидский залив. Одновременно с этим посол в Тегеране МакНейл послал одного из своих помощников, подполковника Чарльза Стоддарта, к шаху, который все еще был в лагере у Герата. Тот передал шаху ноту, где говорилось, что «британское правительство рассматривает экспедицию против Афганистана, в которую оказалось вовлеченным Ваше Величество, как предпринятую в духе враждебности против Британской Индии». Ему официально сообщили о захвате острова Харк и пояснили, что дальше все будет зависеть от того, что он надумает делать с Гератом. Шах, как рассказывают, спросил Стоддарта: «Вы хотите сказать, что если я не уйду от Герата, то начнется война — не так ли?» Стоддарт подтвердил. Через два дня полковнику сообщили, что шах согласен со всеми требованиями британского правительства, что он не хочет войны и что если бы он знал, что поход на Герат чреват такими последствиями, то не начал бы его. Осада была снята.

А тем временем русского посла в Лондоне вызвали в министерство иностранных дел и заявили, что граф Симонич и капитан Виткевич ведут враждебную деятельность, которая «серьезно угрожает отношениям между двумя державами». Британский министр иностранных дел Пальмерстон потребовал отзыва Виткевича, а заодно и Симонича. Англофоб и бонапартист Иван Симонич раздражал и пугал Лондон просто невероятно.

И Петербург отступил, подчинился требованиям Лондона, и даже понятно, почему так произошло. Все было просто — только недавно удалось подавить скандал, связанный с делом «Виксена», войны с англичанами удалось избежать чудом. Не то чтобы Россия боялась воевать, но лишний раз никто не хотел этого делать. Что разумно. Здесь же была для России ситуация явно проигрышная — все понимали, что Симонич участвовал в осаде Герата. Будь она удачной, и ситуация сложилась бы по-другому. На англичан можно было внимания не обращать. Но Поттинджер все испортил. И в таком политическом раскладе Симонич лично выглядел авантюристом и преступником, а вся Россия — страной-агрессором, которая вмешивается в чужие дела и поощряет захватнические войны. Симонича отозвали из Тегерана, Виткевича из Кабула. Гарантии русского императора с договора с Дост Мухаммедом были отозваны.