«В последнее время многие говорили о том, что в интеллигентных слоях наших, после летних восторгов, явилось охлаждение, неверие, цинизм и даже озлобление…

Тут стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим военным бессилием не только перед Европой, но и перед турками, забывая, что турецкий башибузук, мучитель безоружных и беззащитных, отрезыватель мертвых голов, по русской пословице — “молодец против овец, а против молодца и сам овца”, что наверное и окажется…

Дело прямо понимается ими как бы за мимолетный какой-то капризик, который можно прекратить когда угодно: “Порезвились, дескать, и довольно, а теперь бы и опять за дела” — биржевые, разумеется».

Еще не дожидаясь никаких решений правительства, на Балканы засобирались русские добровольцы. Ехали в Сербию, под командование русского генерала. Герой Туркестана Михаил Черняев прибыл в Белград в июне 1876 года. Присутствие русских добровольцев сыграло огромную роль, не с точки зрения военной науки, но их присутствие давало жителям Балкан колоссальную моральную поддержку. 20 июня 1876 года Сербия и Черногория, поддерживая восстание в Боснии и Герцеговине, объявили Турции войну. В Сербию приехали около 7000 русских добровольцев.

«Русские офицеры едут в Сербию и слагают там свои головы. Они умирают в сражениях десятками и выполняют свое дело геройски. Они славят русское имя в Европе и кровью своею единят нас с братьями. Нет, это не авантюристы: они начинают новую эпоху сознательно. Это пионеры русской политической идеи, русских желаний и русской воли, заявленных ими перед Европою»[268].

Эти «пионеры русской воли» ехали за тысячи километров, ехали воевать с турками в чужую страну. Не за деньги. Не за награды. Не за должности. Ехали потому, что не могли поступить иначе. Потому что не могли спокойно слышать, что где-то озверевшие нелюди сажают детей на кол.

Ехали со всей России. Ветераны Крымской и Кавказской войн, Туркестанских походов. Немолодые отставные офицеры. Ехали и мещане, и студенты. Это был тот же порыв, что у тех, кто весной и летом, бросив все, уезжал на Донбасс, потому что после Дома профсоюзов и Славянска не мог стоять в стороне. И в конце 1876 года Достоевский много писал про добровольцев и Восточный вопрос. Позволю себе привести обширную цитату, потому что она невероятно актуальна и сегодня, и возникает ощущение, что написано это не в конце 19 века, а буквально вчера:

«…Главная сущность всего дела, по народному пониманию, заключается несомненно и всецело лишь в судьбах восточного христианства, то есть православия. Народ наш не знает ни сербов, ни болгар; он помогает, и грошами своими и добровольцами, не славянам и не для славизма, а прослышав лишь о том, что страдают православные христиане, братья наши, за веру Христову от турок, от “безбожных агарян”; вот почему, и единственно поэтому, обнаружилось все движение народное этого года. В судьбах настоящих и в судьбах будущих православного христианства — в том заключена вся идея народа русского, в том его служение Христу и жажда подвига за Христа. Жажда эта истинная, великая и непереставаемая в народе нашем с древнейших времен, непрестанная, может быть, никогда, — и это чрезвычайно важный факт в характеристике народа нашего и государства нашего.

В этом отношении Европа, не совсем понимая наши национальные идеалы, то есть меряя их на свой аршин и приписывая нам лишь жажду захвата, насилия, покорения земель, в то же время очень хорошо понимает насущный смысл дела.

Не в том для нее вовсе дело, что мы теперь не захватим земель и обещаемся ничего не завоевывать: для нее гораздо важнее то, что мы, все еще по-прежнему и по-всегдашнему, неуклонны в своем намерении помогать славянам и никогда от этой помощи не намерены отказаться».

А правительство Российской империи решение о начале войны приняло не сразу. Дело в том, что все предшествующие годы в Европе формировались новые военно-политические союзы. Британия хотела дружить с кем угодно против Германии. Россия же пыталась как раз с помощью Германии решать свои проблемы, отчасти понимая, что это не постоянный союз. Но тем не менее 29 апреля (10 мая) 1876 года Александр II прибыл в Берлин, где шли трехдневные переговоры канцлера Горчакова, Бисмарка и австро-венгерского министра иностранных дел Дьюлы Андраши. Три державы решили посотрудничать против турок и англичан, что было вполне логично.

1 (12 мая) 1876 года свет увидел меморандум трех императоров — Александра II, Франца-Иосифа I и Вильгельма I. В документе говорилось, что Османская империя сможет сохранить целостность, и державы не против этого, но при «облегчении участия христиан». И были предложены пункты соглашения, которые могли бы ситуацию исправить:

«1. Возвращающимся беженцам будут предоставлены материалы для восстановления домов и церквей, и будет обеспечено пропитание до тех пор, пока они будут в состоянии жить своим трудом.

2. Поскольку распределение пособий будет зависеть от турецкого комиссара, последний должен будет действовать в согласии со смешанной комиссией, о которой упоминается в ноте от 30 декабря, для того, чтобы гарантировать серьезное применение реформ и контролировать их выполнение. Эта комиссия должна быть под председательством герцеговинца-христианина и должна состоять из местных уроженцев, представляющих обе религии страны; они должны быть избраны, как только перемирие приостановит военные действия.

3. В целях избежания всяких столкновений, в Константинополе будет дан совет сосредоточить в нескольких подлежащих определению пунктах турецкие войска, хотя бы до успокоения умов.

4. Христиане останутся при оружии, так же как и мусульмане.

5. Консулы или делегаты держав будут наблюдать за проведением реформ вообще и в частности за мероприятиями, касающимися возвращения беженцев.

Если бы при доброжелательной и горячей поддержке великих держав и при помощи перемирия, на этих основаниях, могло бы быть достигнуто соглашение и немедленно проведено в жизнь путем возвращения беженцев и избрания смешанной комиссии, это явилось бы важным шагом по пути к умиротворению.

Если бы, однако, срок перемирия истек, прежде чем усилия держав достигли намеченной цели, три императорские двора сочли бы необходимым подкрепить их дипломатическое выступление санкцией соглашения о принятии действительных мер, которых в таком случае требовало бы положение вещей в интересах всеобщего мира и ради предотвращения дальнейшего развития зла»[269].

И пусть никого не смущает, что в переговорах сама Османская империя участия не принимала. Нормальное дело в мировой политике — заочно решать судьбу более слабого субъекта. Тем более что Австро-Венгрия была тоже отчасти Балканской страной, поскольку граничила там с Османской империей. Северный Белград уже был австрийским. Там, в районе Земун, до сих пор архитектура радикально отличается от архитектуры южной части города, и вообще вся северная часть Сербии, включая Воеводину, архитектурно ближе к австрийской традиции.

Три державы, как следует из документа, более чем прозрачно намекали: дорогие турки, у нас уже есть понимание, что с вами сделать, когда наступит нужный момент. И лучше вам сейчас начать с нами переговоры. Во избежание. Правительства Франции и Италии меморандум поддержали, а вот Англия, конечно же, высказалась против. В первую очередь потому, что не могла допустить даже мысли о том, что Россия усилится на Балканах. И все бы ничего, и можно было бы вызвать новый вал русофобии и ура-патриотизма, начав рассказывать о русской угрозе Индии и миру вообще, если бы не статьи Мак-Гахана в Daily News. Потому что после того, что он описал, Дизраэли, даже при всем желании, не мог убедить никого, что Лондон должен поддержать Османскую империю. Хоть словом, хоть делом.