После выступления Федора Васильевича о работе с молодым пополнением встала! Катя. И откровенно выложила все, что накопилось за эти дни, — о том, как Сковородников покрикивает на приезжих, донимает их оскорбительными подозрениями об охоте за «длинным рублем», цинично шутит с девушками-новоселками. Уж лучше совсем не улыбаться, чем встречать людей казенной, чиновничьей улыбкой.

Собрание всколыхнулось. Сковородникову основательно досталось. Но с этого момента в лице старшего инспектора Катя приобрела непримиримого врага. Поползли слухи, что ее пристроил на работу к своему приятелю отец, что она наушничает начальнику на сотрудников.

На слухи Катя старалась не обращать внимания. Но после встреч с новоселами захотелось все бросить и самой поехать работать на одно из молодых предприятий Колымы.

Но в Магадане удерживала не только работа. Еще летом горком комсомола поручил ей шефство над двумя парнями из Северо-Эвенского района, которые приехали в Магадан, мечтая поступить в горно-геологический техникум. В техникум их приняли условно, и Катя должна была помочь им. Занятия шли успешно, но пришлось отложить отъезд на трассу. Тогда ее подшефные друзья решили сделать ей сюрприз. Они досрочно сдали экзамены, правда, оценки получили поскромнее тех, на которые рассчитывала Катя, но сейчас это значения не имело…

Главное — они стали студентами, а Катя едет на «Морозный»..

По тайге идет человек. Широкие лыжи неслышно ступают в мягкий, податливый снег. Сквозь лиственничное редколесье на снежный ковер проливаются скупые лучи северного солнца и покрывают его золотыми бликами. Кое-где по этому ковру вьется причудливая вязь куропаточьих следов или тонкой строчкой тянутся следы горностая.

Тишина…

Но сторожкие глаза человека разглядели цель. В неподвижном воздухе прогремел выстрел. На мгновение ожило все кругом: вздрогнув испуганно, деревья уронили с ветвей невесомые комочки снега, разбрызгивая брусничные ягодинки крови, забилась на снегу куропатка, шумно вспорхнула стая, из глубины распадка откликнулось эхо, потом еще, еще…

И снова замерло все. И такая тишина кругом, словно сама тайга чутко прислушивается к себе: не прошуршит ли в ветвях юркая белка, не треснет ли расколотый морозом лед, не вскрикнет ли в предсмертном испуге настигнутый лисой заяц.

Александр Павлович поднял куропатку, подоткнул ее лапами под ремень рядом с двумя другими, забросил ружье за плечо и пошел быстрее. Скоро он выбрался на дорогу. Вернее, не на дорогу, а на тракторный след, что протянулся сквозь заросли ивняка вдоль промерзшей до дна горной речушки. Где-то впереди ухнули глухо один за другим два взрыва.

Послышалось натужное рычание моторов. Как на фронте… Ну, да… Карельский фронт… Снега, дальний поиск, такой же без устали, упругий шаг на лыжах…

А вот и «передний край». Черные отвалы грунта на снежном фоне зимней тайги напоминают издали линию окопов. За этим чернеющим вдали «бруствером» рокочут, маневрируя, как танки на поле боя, работяги-бульдозеры.

Александр Павлович не был на участке дней десять. Пришлось побывать на автобазе. Время не ждало. Зимник был готов, и надо было начинать заброску на участок оборудования, техники, материалов. Народ на участке боевой, горячий. Но энтузиазм не «перпетуум мобиле». Это такое горючее, которое тоже выгорает, если его не пополнять вовремя. Будет материал, начнем строить жилье, и людям в палатках сразу теплее покажется.

Теперь как будто все в порядке. Начальник автоуправления разрешил ему самому отобрать шоферов для колонны. Разумеется, первым он назвал Степана Савеличева и Сашу Костылева. Через три-четыре дня машины выйдут на зимник.

Александр Павлович подошел к палатке, в которой кроме него жили начальник участка, механик и горный мастер. Палатка была пуста. Он снял лыжи, бросил на снег свои охотничьи трофеи, повесил ружье на сучок лиственницы и по утоптанной тропке пошел на Полигон.

Начальник участка Павел Рокотов, широкий в кости, плечистый богатырь лет тридцати, стоял на вершине отвала и размахивал руками, словно дирижируя оркестром, скрытым, как в оркестровой яме, в гигантском котловане. Оттуда выплескивались и растекались над тайгой, сливаясь воедино, звуки многочисленных инструментов этого фантастического оркестра: надсадное рычание моторов, скрежет металла, прибойный рокот подгоняемых бульдозерами земляных валов, шелестящий шум осыпающейся породы…

Александр Павлович поднялся на отвал и стал рядом с Рокотовым. Начальник участка руководил движением бульдозера.

— Давай… давай-давай… еще давай… Стоп!

Бульдозер остановился, положив на землю свой громадный нож, до блеска надраенный мерзлым грунтом.

— Пошел! — снова скомандовал Рокотов, и машина, взревев, двинулась вперед. — А-а, Палыч! Здоров! — увидел он Щелкачева. — Ну, как?

— В порядке. А у тебя что нового?

— Прибыло еще несколько человек. Публика, кажется, хорошая…

Бульдозер подгреб к подножию отвала грунт. Рокотов махнул рукой, и тяжелая машина послушно попятилась назад.

— Хороший будет машинист, — убежденно сказал начальник участка. — Поверишь? Первый раз на полигон выехал.

— Тракторист, должно быть.

— Танкист. Двое их, из одной части. Второй послабее будет, но ничего, научится. Они тебя знают. Спрашивали.

Щелкачев обрадовался.

— Да ну? Попутчики мои, выходит? Молодцы ребята, слово сдержали. На машине-то кто же из них?

— Тот, что повыше. Не запомнил фамилии. Украинец.

— А, Григорий…

— Да вот и он несется как угорелый: стряслось, видно, что-то.

Григорий со всех ног бежал к ним. Он одним махом взлетел на отвал, но тут же вместе с сухим потоком гальки пополз назад. Рокотов успел поймать его руку, и Григорий с трудом выкарабкался наверх.

— Товарищ начальник, — жадно глотая воздух, выкрикнул он, — смотрите-ка! Оно?!

Рокотов удивленно глянул на Полищука и взял у него из рук небольшой комок смерзшейся земли. На темно-бурой поверхности светился совсем маленький, со спичечную головку, желтый глазок. Рокотов подковырнул его ногтем, и на ладонь выпала крошечная, как расплющенная дробинка, лепешечка золота. Все еще не понимая, в чем дело, он разломил комок. Внутри оказался небольшой осколок кварца. Рокотов поплевал на него и вытер о рукав брезентовой куртки. На молочно-матовой поверхности камня заискрились едва приметные золотые песчинки. Встретив нетерпеливый, вопрошающий взгляд Полищука, Рокотов вдруг понял все.

— Тьфу, будь ты неладен! А я-то голову ломаю, что тут такое. Совсем забыл, что ты его раньше, может, только во рту у кого видел.

Он захохотал, по привычке взвесил на ладони комочки земли с затерявшейся между ними лепешечкой золота и швырнул все это на полигон.

Расхохотался и Щелкачев-.

— Ты смотри, что презренный металл делает! Увидел человек даже и не золото, можно сказать, а только цвет его, и уже старых знакомых не узнает.

— Ох, Александр Павлович! А я вас, честное слово, не узнал. Здравствуйте!

— Здравствуй, здравствуй. Я смотрю, освоились уже на новых местах?

— А как же! — Григорий молодцевато сдвинул шапку на затылок. На лоб упали слипшиеся прядки пшенично-белых волос. Лицо его раскраснелось от мороза. — Порядок в танковых войсках!

Лихо козырнув, он спрыгнул вниз и побежал к урчащему бульдозеру.

— Ты скажи, какой прыткий! — удивился Александр Павлович. — В поезде таким солидным казался, а здесь ожил вдруг.

— Почему же вдруг? — возразил Рокотов. — Ехали ребята, не зная куда, к какому делу. За их солидностью да рассудительностью растерянность пряталась. А теперь определились. Без комфорта, правда, но ничего. И дело нашлось по душе. Вот и повеселел парень.

— И то верно, — согласился Щелкачев.

— Инцидент тут один без тебя произошел. Если не возражаешь, пройдем на соседний полигон, там взрывники работают. По дороге расскажу. Этот, — Рокотов кивнул в сторону Григория, — без нас справится.