— Пошли.

…Дня через три после того как Сорокин с Полищуком добрались до участка — Катя осталась на центральном стане прииска, — туда же прибыл еще один человек, как говорится, нежданный и нежеланный.

Это было вечером. Отпустивший было днем мороз снова загнал в самый низ шкалы фиолетовый столбик градусника, прикрепленного кем-то прямо к лиственнице. Коротая время до сна, обитатели палатки сгрудились возле печки и рассказывали всяческие были и небылицы, когда в палатку протиснулись две фигуры. В первой из них, даже при скупом свете, пробивавшемся через дверцу печки, было нетрудно узнать Матвея Прохорова. Непомерно худой и длинный, с огромными ручищами, горный мастер был постоянной мишенью для шуток. Вот и теперь какой-то остряк лениво, как по обязанности, посоветовал:

— Пригнись, Матвей Иванович, а то палатку на себе унесешь.

Матвей и в самом деле еще больше ссутулился.

— Ладно трепаться-то, — добродушно сказал он. — От вашего бреха даже печка покраснела. Придется вам потесниться. Принимайте пополнение.

— Давай побольше да погорячее, теплее будет, — предложил кто-то.

— Насчет побольше — пока не предвидится, а насчет погорячее, так вам самим его отогревать придется.

Прохоров вышел, и из тени выдвинулась приземистая фигура, облаченная в черный полушубок. Работая локтями, плечами и бедрами, гость втиснулся между сидевшими у печки парнями, стянул огромные стеганые рукавицы и, жадно протягивая руки к теплу, хрипловатым тенорком заявил:

— Между прочим, утром по радио передавали, что в Сочи — плюс девятнадцать.

Это неожиданное заявление вызвало дружный хохот.

— Тихо! Тише, ребята, — раздался вдруг серьезный голос Григория. — Пусть он расскажет сначала, как сюда попал. Сергей вскочил.

— Да-да, мы знаем. Это — вор! Его при нас арестовали!

Новичок тоже встал.

— А-а, землячки, — процедил он сквозь зубы. — С приветом. Скажите, какая трогательная встреча!

— Не паясничай, Василий. Как ты сюда попал? — снова спросил Григорий.

— Ясное дело — убежал! — ответил Сергей за Ваську. — Держите его, ребята. Я сейчас!..

Он схватил шапку и ринулся к выходу, но его поймал за рукав Василий Кротов, бригадир шурфовщиков и комсорг участка.

— Подожди, Сорокин. Не пори горячку.

Кротов повернулся к Ваське, смерил его с ног до головы долгим оценивающим взглядом…

— А ну, садись.

Васька открыл было рот, чтобы возразить, но, передумав, скривил губы в недоброй усмешке и сел. Кротов сел рядом с ним.

— Рассказывай.

— А ты что, следователь?

— Не ломай «ваньку», рассказывай.

— Вон приятели твои все знают, пусть и рассказывают. А у меня еще язык от зубов не отмерз. «Убежал», — передразнил он Сергея. — Дура! Кто же в такую погоду бегает? Соображать надо.

И он демонстративно, всем своим видом показывая, что продолжать этот разговор не намерен, стянул валенки и стал сосредоточенно греть возле печки портянки.

Сергей постоял в нерешительности и пошел к начальнику участка.

Рокотов выслушал его, повертел в руках Васькино направление из отдела кадров и спросил:

— А вы ничего ненароком не напутали?

— Да нет же! Он и сам не отпирается, что он тот самый наш знакомый.

Бесформенная груда теплых вещей в углу на нарах зашевелилась, и послышался глухой, полусонный голос механика:

— Павел Федорович, гони ты этого Шерлок Холмса спать. Никуда их беглец в такой мороз не денется. А если боится, пускай его к своей ноге привяжет.

Но Рокотов решил разобраться в этой истории сегодня же.

— Черт с ним, — сказал он, — пусть зайдет ко мне.

Сергей вернулся в палатку и, с опаской поглядывая на Васькину спину, поманил пальцем Кротова. Комсорг выслушал его и предложил Ваське:

— Слушай, приятель. Начальник участка тебя просит. Сходил бы.

Васька оглянулся, понимающе хмыкнул. Намотал портянку, надел валенки, встал и спросил насмешливо:

— Конвой будет?

— Иди, иди. Сам не заблудишься, — Кротов подождал, пока Васька вышел, и сказал Сергею: — Плохо ты сделал, Сорокин. Шум зря поднял, к начальнику бегал. Самим сначала надо разобраться.

Сергей вспылил:

— А чего тут разбираться? Не знаешь ничего, вот и строишь из себя Макаренко. До нас еще милиция разобралась. На машине, с большим почетом встретили в самом порту.

— Ну, милиция тоже иногда ошибается. Может, там и в самом деле разобрались, потому и отпустили. А ты человека обидел.

— Ну да, его обидишь! Если он и выкрутился как-то, все равно ему верить нельзя. Прошлое-то у него какое, а?

Разгорелся спор. Кротова поддержала бригада — все шесть человек. Маленький, юркий Саркис Аромян презрительно сказал:

— Прошлое, говоришь? Скажите, какой непримиримый нашелся! Государство человека на дорогу ставит, вперед, говорит, иди и забудь свое прошлое! Потому что сзади темно, а впереди — свет. Это страна так говорит. А ты кто такой?!

Григорий участия в споре не принимал. Он думал, что в общем, конечно, ребята правы. Но Ваське Григорий не верил.

— Постойте, — перебил он спорящих. — Что это там?

Они прислушались. Из палатки начальника участка доносились взрывы дружного хохота.

А там смеялись над Васькиным рассказом.

— Устроились это мы потихоньку в уголке и решили играть по маленькой, чтобы без лишнего азарту. Ну, банкую я, а сзади один тип из пятого купейного нашептывает: идите на все, идите на все! Я, говорит, за половину отвечаю. И, представьте, проигрываю я, как последний младенец. Ну, думаю, сейчас этот тип из пятого сядет играть. И верно, получил он свою половину и усаживается на чужой чемодан. Попытаю, говорит, счастья. Ох, и везло этому интеллигенту! Я еще выкрутился кое-как, а малый один, так тот, я думал, ладошкой прикрываясь, из поезда выйдет. Покраснел он и говорит интеллигенту: вы меня простите, товарищ. Рублей пятьдесят у меня осталось. Вы оставьте мне свой адрес, я вам через три-четыре дня обязательно пришлю.

А он, пижон этот, улыбается кисло и руками разводит: ничего не могу поделать — положено платить. Ах ты, думаю, гнида! Ты же трико «экстра» и велюровую шляпу носишь, в купе едешь — и жмотничаешь? Ну погоди, я тебе устрою! Беру я долг того парня на себя, записал он адресок мой — чистую липу, конечно, — повеселел сразу и слез: он до Биры ехал. А пижон тот, будьте уверены, до Хабаровска у меня на крючке был. И каким же он любезным мужчиной оказался! Может быть, говорит, мне адресочек оставите, а то я в затруднительном положении сейчас и денег свободных нет. Ну, я кислую рожу тоже умею делать и говорю ему: зачем же ждать, если можно попросить денег у супруги. Побелел он и поклялся, что рассчитается со мной натурой. Столковались на плаще и шляпе плюс двадцать наличными.

Потом, ясное дело, перед женой оправдываться надо было, он и трепанул ей, что украли, мол, плащ и шляпу. Та — хвать его за рукав и в железнодорожную милицию. А он помалкивает: в его положении что скажешь? Ну, а приметы мои известные. Вот и подготовили мне торжественную встречу с почетным караулом…

В палатке начальника участка, конечно, никто больше не спал. Вылез из-под кучи шуб и телогреек механик, поднялся и Матвей Прохоров, видимо, разговоры о том, что поднять спящего горного мастера можно, только взорвав его навыброс, были преувеличены.

— Видали? — сказал механик. — Еще один Робин Гуд — защитник обездоленных. Только у того на вооружении лук и стрелы были, а у этого — туз и десятка.

— Два туза тоже подходят, — уточнил Васька.

Рокотов спросил:

— Так чего ты ребятам голову морочил? Рассказал бы, как дело было, и все. Карты тоже работа не из благородных, но все-таки…

Васька сдвинул брови.

— Не получится у меня разговору с твоими ребятами. Я себя у прокурора лучше чувствую. Переночую и подамся обратно на прииск, пусть на другой участок шлют.