Почему-то до сих пор многие считают, что банки в России — это финансовые учреждения, зарабатывающие за счет продажи денег. Это давно не так. Товар банков - не деньги, а долги, а зарабатывают они не на их продаже, а на их предъявлении.

Банки с деньгами связаны лишь через функцию их хранения. То есть, нынешние банки имеют гораздо больше сходства со сберегательными стеклянными банками, чем с финансовыми учреждениями. 16 марта произошло знаменательное событие, которое прошло практически незамеченным — заместитель министра финансов РФ заявил, что закончились средства, выделенные на программу докапитализации банков. Речь идет о триллионе рублей. Что происходило? В конце 2014 года были внесены изменения в федеральное законодательство, которые предоставили возможность федеральному агентству по страхованию вкладов (АСВ) производить докапитализацию коммерческих банков. Сбербанк из этой схемы вывели за скобки — главному российскому банку позволили докапитализироваться напрямую в Центробанке. Была объявлена и сумма, которую Правительство выделяет на докапитализацию, - 1 триллион рублей. Это без учета выведенного за скобки Сбера.

До середины года прямая раздача денег в виде государственных облигаций шла ни шатко, ни валко — очередь из коммерческих банков не выстраивалась, спасения никто толком не жаждал. Тогда условия докапитализации изменили, установив срок отдачи денег (напомним, в виде облигаций) в 50 (пятьдесят) лет. Фактически, это говорит о том, что АСВ начало просто раздавать деньги. Увы, но далеко не всем подряд. Был утвержден федеральный перечень спасаемых, но самого факта попадания в него оказалось мало. Банкам необходимо было еще обосновать необходимость их предъявления. Суть этого обоснования при первом приближении сводится к балансу между капиталом банка (то есть, средствами, которые хоть как-то принадлежат банку) и его активами (то есть, теми средствами, которые банк раздал или которые в нем хранятся). Если это отношение меньше, чем один к десяти, то АСВ считает, что дела у банка идут плохо.

План спасения — дать денег без особой надежды на их получение обратно. При этом банкам по ряду причин выгодно поддерживать большой размер активов. В разрезе ситуации с докапитализацией — по причине того, что объем помощи коррелирует с размером активов. То есть, чем больше вокруг банка виртуальных денег, тем на большие суммы докапитализации он может претендовать.

Тут несложно заметить логическое противоречие: чем больше активов, тем, по логике, банк богаче, и тем меньше он нуждается в помощи. Это не так — активы могут быть «проблемные», то есть такие, которые невозможно и сложно преобразовать в деньги. Типичный пример — это просроченные кредиты, взыскать деньги по которым невозможно. Именно объем таких активов и является основанием для получения помощи АСВ.

Несложно понять, что в такой ситуации основным "товаром" банков стали долги. Долги можно предъявить АСВ и получить в обмен поток ресурсов в виде облигаций, которые легко преобразуются в деньги. Как? Об этом чуть ниже, а пока сосредоточимся на механизме.

У банка есть определенные активы, которых должно быть как можно больше, но при этом очень желательно, чтобы они состояли из ликвидного «товара» — долгов, которые невозможно взыскать. Как этого добиться? Ответ прост — необходимо преобразовать неликвидный товар «деньги» в ликвидный «товар» «долги». Наиболее простой механизм этого — раздавать деньги всем подряд для того, чтобы они стали долгами.

Так многие банки и поступали. В итоге дело пошло — ко второй половине прошлого года банки из федерального списка накопили достаточно ликвидного «товара» (долгов) для обоснования своих требований в получении ресурсов от АСВ. И начали их получать, причем настолько ускоренными темпами по сравнению с началом 2015 года, что к настоящему моменту выделенный на эти цели бюджетный триллион закончился. Куда пошли эти ресурсы? В начале прошлого года обосновывающая докапитализацию риторика в основном напирала на помощь реальному сектору, на необходимость роста инвестиций. Ну и так далее.

Суть в том, что упор делался на то, что государственные ресурсы будут банками преобразованы в деньги, а получатели денег будут экономическими агентами, которые с помощью денег начнут производить товары и оказывать услуги.

Этого не произошло. Триллион ресурсов в виде государственных облигаций в деньги не превратился, оставшись распределяемым ресурсом. Почему? Ответ прост — банки стали кредитовать вовсе не мифический реальный сектор, а регионы, которым недостаёт ресурсов в первую очередь на выполнение социальных обязательств, вызванных к жизни знаменитыми майскими указами Путина. Всем стало хорошо. Банки получили ресурсы от АСВ или Центробанка (огромные ресурсы влили и в Сбербанк), регионы получили ресурсы от банков. И все это без лишних преобразований в деньги.

Преобразования проходили уже на другом уровне. На уровне небольших региональных банков, в которых многие регионы традиционно хранят «кубышки». Функционально это полные аналоги стеклянных банок, в которых хранят деньги. Сюда и попали ресурсы АСВ через посредничество списочных банков, здесь же происходит их преобразование в деньги посредством механизмов выделения ресурсов.

То есть, деньги во всей этой схеме появляются лишь в процессе освоения выделенных ресурсов, а вовсе не сразу, да ещё и в каком-то реальном секторе, как уверяли мечтатели из минфина в начале прошлого года. Можно ли назвать банки из этой схемы финансовыми учреждениями, которые зарабатывают на деньгах? Конечно нет! Крупные списочные банки не торгуют, а предъявляют долги в обмен на ресурсы. Мелкие банки складывают ресурсы в банку и зарабатывают на их преобразовании в деньги. Кто же зарабатывает на деньгах? Эту функцию в полной мере взяли на себя микрофинансовые организации. А вот банков в России нет.

Стратегия власти в условиях нарастающего дефицита ресурсов понятна большинству из тех, кому это вообще интересно, — спасение системообразующего «крупняка», скелета существующей системы власти.

Варианта было всего два — либо сохранение скелета за счет пренебрежения «мясом», либо перестройка системы. Власть выбрала первый вариант. А какую стратегию выбирают те, кто начинает выпадать из «мясных» потоков? Властные решения практически на всех уровнях от федерального до муниципального повторяют одну и ту же модель — модель вписывания в старую риторику продолжения поддержки важнейших ресурсных узлов. Таким образом, можно смело говорить о том, что существующая система достигла максимума в своей сущности. Вопреки всему продолжает реализоваться одна и та же неминуемая сдаточнораздаточная модель, причем достигнув максимума в различии декларируемого и фактического.

Типичные примеры этого бесконечны. Например, предлагаемые федеральным Правительством игры с тарифами, вся суть которых сводится к их росту при сохранении формальных правил игры (повышение не более, чем на 7.5%), которые были задекларированы до этого. Или идея о введении новых правил расчета средней з/п в регионах, которые позволят формально выполнить требование майских указов Путина о повышении зарплат бюджетникам без их фактического повышения. Или обрамление в риторику инноваций и новых технологических укладов банальной бюджетной помощи крупным промышленным предприятиям. И далее по списку проектов и постановлений — подавляющее большинство из них на всех уровнях имеют ту же сущность, что вызывает рост необходимости в реальных инновациях.

Суть их в нынешних условиях проста — придумать такую нормативную схему, которая бы позволила правильно раздать, но при этом сохранить «хорошую мину при плохой игре» - продемонстрировать «бумажный» рост при спаде, развитие при деградации, модернизацию при деконструкции и так далее. Известное правило, которое в России редко обманывает, - «верить с точностью до наоборот», становится абсолютным.