Для интереса мы посчитали сроки прохождения через черный ящик «несуществующий мамонт» нескольких решений уровня «палка-копалка» за последние семь лет и выяснили, что их эффективность как функция скорости реального принятия в среднем уменьшилась в 2,5-3 раза при том, что эффективность «убийства мамонта», измеряемая через количество регламентов, регулирующий процедуру, увеличилась в среднем в те же 2,5-3 раза.

Например, если в 2010 году выборы мэра Ульяновска регламентировало около 23-25 нормативных документов, находящихся в свободном доступе, (от федеральных законов до регламентов), то ныне процедуру избрания связки «мэр» + «сити-менеджер» регламентируют более 70 различных документов.

В этой связи выглядит очень подозрительным решение сократить долю административных расходов в бюджетах на будущий год. Фактически, это говорит о том, что дальше эффективность в административном поле повышать будет труднее, хотя резервы выглядят безграничными по причине того, что «мамонта» нет, а это значит, что реальные результаты к процессу улучшения эффективности не имеют ровным счетом никакого отношения, что, теоретически, позволяет добиться бесконечной эффективности, не ограниченной совершенно ничем, даже границами Вселенной. Ведь мамонты-то вымерли.

Имитация демонстрации универсальности институтов государства привела к появлению имитации универсальности их применения. Но институты реально возникают иначе.

В отличие от большинства западных стран, в России государство в последние лет 400 никогда не воспринималось как результат коллективного договора общностей, которые посредством достижения этого самого договора, превращались в общество. И это при том, что суть необходимости подобного договора крайне проста — договориться об общих правилах, контроль исполнения которых, делегировать определенной структуре.

Причина такого решения тоже очевидна и вызвана банальным инстинктом выживания — без общих правил можно быстро друг друга перерезать или перестрелять, а решение возникающих проблем на уровне общностей, которые вынужденно превращаются в подобных условиях в вооруженные бригады, априори становится вооруженноконфликтным.

В результате подобного (скрытого или публичного) общественного договора, общие правила, достигнутые в ходе разборок, неизбежно закрепляются в форме институтов. Теперь уже государства. Все просто и банально, хотя для нашей территории в новейшее время подобное и не применялось, а ныне такая логика и вовсе считается маргинальной по причине того, что государство у нас в собственных глазах - это нечто, что стоит гораздо выше каких-то банальных общественных договоров и прочей прозападной мути. Но этот факт вовсе не отменяет необходимости существования универсальных институтов.

Они и возникали, причем неоднократно, но вовсе не в результате фиксации общих договоренностей либо минимально-приемлемых правил на их основе, а путем банального заимствования.

Увы, но раз за разом оказывалось, что без прохождения достаточно длинного пути, в результате которого эти институты сформировались там, откуда заимствовались, они оказывались не слишком жизнеспособными. В результате постоянно возникала ситуация, когда институты становились имитационными, а реальные механизмы взаимодействия формировались снизу им в противовес. При этом по очевидным причинам само государство замечать их не могло, так как это оказывалось равносильно признанию того, что зафиксированные институты не работают. Если же быть предельно точными, то и институтами ввиду отсутствия универсальности применения называться не могут.

Ровно ту же ситуацию мы наблюдаем и сегодня. Не заметить её трудно, но многим это удается благодаря святой вере в то, что демоны государства являются институтами. Это позволяет легко списать видимое на «отдельные недостатки» и, тем самым, сместить фокус с фиксации реальности на критику источника псевдо-институтов, который принято называть властью. А ведь реальные институты внутри общностей (из которых и состоит территория, лишенная общества в энциклопедическом понимании) складывались и складываются особенно активно. Это институты понятий, разборок, стрелок, предъяв, ответок, терок, знахарства и так далее, которые на деле и являются основой утрясания интересов внутри общностей, часть из которых уже превратилась в полноценные общины.

В последние же годы сложно не заметить того, что возникает спрос на реальные универсальные институты согласования интересов, формирующие действенные правила поведения. И эти институты снизу формируются, а, отчасти, и уже сформировались.

Убедиться в этом крайне несложно — для этого достаточно лишь скинуть небольшой защитный слой, который имитирует следование «общепризнанным» институтам. Что будет под ним? Ответ на этот вопрос очевиден. Если нет, то можно в любой момент все понять в ближайшем дешевом кабаке.

На этом фоне псевдо-институты начинают испытывать явный дефицит универсальности их применения. Причина проста — если с их помощью не удается реально решать вопросы всегда, когда это декларируется формально, то и применять их надо выборочно — только тогда, когда это дает достойный эффект. А достойный эффект это даёт только в том случае, когда псевдоинституты применяются в качестве инструментов угроз, которые необходимы на всех уровнях тогда, когда не удается договориться с помощью механизмов институтов реальных. Проще говоря, если понятия не помогают, то иди в суд.

Ситуация известная из истории, равно как и механизм реагирования на неё, который в принципе не может исходить из признания того, что реальных институтов нет. Здесь включается другой обычный механизм, который все более активно используется властью, - искусственное создания объекта для применения искусственных конструкций.

Так выходит и с псевдоинститутами — создается имитация универсальности их применения, типичным примером которой является, например, ОНФ. При этом имитация вынужденно основывается на другом симулякре, который создается теми людьми, которые, как и государство, не признают того, что соответствующих институтов нет.

По иронии судьбы таких людей принято называть гражданскими активистами, то есть активистами веры в имитацию. По понятным причинам — это очень ценные в существующей системе люди, которые фактически являются одним из важнейших столпов в существующей системе вещей.

Все это обычное течение событий, история повторяется. Риск в другом — в неизбежности достижения рано или поздно альтернативного универсального общественного договора снизу. При этом в условиях доступности информации для его возникновения уже не нужно нескольких сотен лет, которые были необходимы для формирования договорной государственности лет 300-400 назад. Очевидно, что этот процесс активно идет, но совсем не очевидно чем он закончится — сценарием установления правил путем разборок, в которых выживает сильнейший, либо сценарием государства-наймита, опыта создания которого на территории не было в новейшее время.

Кризис, которого нет, привел к отказу от планирования в пользу прогнозирования.

С 2016 года все бюджеты будут лишь фиксировать неизвестную ситуацию - от бюджетного планирования решено отказаться. Зато прогнозы теперь будут на 18 лет. Таким образом власть расписалась в том, что не знает, что будет завтра, но зато надеется угадать далекое будущее. Законопроект «об особенностях составления и утверждения проектов бюджетов бюджетной системы Российской Федерации на 2016 год» поступил в Госдуму из Правительства РФ 10 сентября. Суть его проста — отказ от бюджетного планирования на два года в пользу верстки бюджетов всех уровней лишь на один год, причем с отменой «бюджетного правила», что на деле означает, что бюджеты всех уровней будут иметь на плановую, а фиксационную природу.