В любом случае возрастание финансовых возможностей столичного купечества и его тесные финансовые связи с королевской властью не могли не сказаться на роли Лондона и его купеческо-административной элиты в политических катаклизмах XIV и последующих столетий. Королевская власть оказалась в определенной зависимости от денежной поддержки со стороны крупнейших финансистов из олдерменской среды Лондона и вынуждена была считаться с их деловыми и политическими интересами. Это создавало хорошую основу для отстаивания олдерменами собственной линии поведения, для осуществления ими более или менее самостоятельной и независимой от монарха политики в Лондоне. Хотя, приходится признать, что корона зачастую злоупотребляла своей властью, нарушая уже достигнутые договоренности и отказываясь возвращать кредиты, порождая, таким образом, серьезные противоречия в отношениях с представителями богатейшей столичной элиты.

Для более полной реконструкции коммерческой деятельности деловых людей Лондона немаловажно обратиться к выяснению того, как они сами относились к своим профессиональным занятиям, как воспринимали и оценивали свой труд и его результаты. Несмотря на все своеобразие источников, которыми мы располагаем (практически полное отсутствие материалов личного происхождения), отдельные штрихи наметить можно.

Очевидно, что именно торговля занимала важную часть жизни и сознания купеческой элиты Лондона. Именно ради удобства торговли, учтя деловые (личные и общественные) интересы влиятельных лондонцев, Томас Грэшем, этот, по словам современников «король купцов», к мнению которого в Сити относились как, к своего рода, купеческому оракулу, в 1560–1565 гг. выстроил в Лондоне знаменитую Королевскую биржу (The Royal Exchange) — большое кирпичное здание с прямоугольным внутренним двором, вокруг которого по нижнему этажу шла галерея с арками, поддерживаемыми мраморными столбами, где прогуливались купцы, обсуждая торговые сделки. В сводчатых подвалах находились склады для хранения товаров, а на втором этаже были лавки, приносившие Грэшему значительную ренту^{733}.[114] Таким образом, этот олдермен довольно удачно совместил интересы общественные, корпоративные и личные.

Торговля воспринималась купечеством как особый, очень рискованный и трудоемкий вид занятий, доступный далеко не каждому. Дж. Чосер, создавший в «Кентерберийских рассказах» обобщенный образ купца XIV в., вложил в его уста следующие, весьма примечательные слова, которые, на наш взгляд, могут быть соотнесены и с олдерменами: «Жена, — сказал купец, — тебе ль понять / Наш трудный промысел? Ведь торговать / Из десяти едва один сумеет…»^{734}. Данная цитата, а также отдельные пассажи из деловой переписки Сели, при всей своей очевидной клишированности, все же дают основания предполагать, что торговля в представлении купцов — это тяжкий труд, осуществление которого невозможно без надежды на Божью помощь. Так, Ричард Сели-ст. в письме своему сыну Джорджу, отправленном из Лондона в Кале 26 июня 1477 г., пишет: «…Да пошлет тебе Бог хорошую торговлю, и мне тоже…»^{735}. Надо думать, что «хорошая» торговля — это торговля прибыльная. «Пусть Иисус заботится о Вас и дальше…», — желает Т. Праут Ричарду Сели-ст. в письме от 28 февраля 1478 г.^{736} А Ричард Селимл. с удовлетворением и нескрываемой надеждой на удачу сообщает брату Джорджу из Лондона в Кале 29 марта 1482 г.: «…Я узнал из письма, что вся твоя котсуолдская шерсть продана в Кале; это хорошее дело; я прошу Бога послать нам такую же продажу овчин…»^{737}.

Такое восприятие торговли в купеческой олдерменской среде определенно противоречило стереотипу представлений о ней в средневековом сознании, где торговля объявлялась порочной, мало соответствующей нормам христианской этики и морали. Хотя Фома Аквинский и его последователи в XIII–XIV вв. пытались реабилитировать профессию купца, но в этом оправдании содержалось много условностей и оговорок: коммерция правомерна и полезна только в том случае, если она имеет целью общественное благо и милосердие, если торговец довольствуется «справедливым вознаграждением», если он не взимает проценты, стремится облагодетельствовать клиента^{738}. Купечество же в силу своей профессиональной деятельности должно было иначе относиться к торговле, принимая ее и надеясь на «Божий промысел».

Успехи коммерческих предприятий лондонских купцов не были постоянными, им сопутствовали и неудачи, что зависело от многих факторов и стечения обстоятельств. Сэр Джордж Барн, бакалейщик и олдермен Лондона 1542–1558 гг., участник Московской компании, потерял все свои товары во время крушения судна у берегов Шотландии в 1556 г.^{739} Томас Лодж, тоже бакалейщик и олдермен, в 60-х гг. XVI в. испытывал значительные финансовые затруднения из-за неудач в торговле: его долг составлял 2,5 тыс. ф. Каким образом Лодж сумел выпутаться из этих трудностей, в деталях не известно, но на момент своей кончины в 1584 г. он вновь входил в богатейшую элиту Лондона, владея и движимым имуществом, и недвижимой собственностью в столице и графствах Англии^{740}.

В реальной жизни оказывалось, что установить планомерность, какую бы то ни было упорядоченность в сфере коммерции почти невозможно. Однако противостоять неблагоприятному ходу событий, слепому стечению обстоятельств можно и должно. Купцам необходимы такие качества как осмотрительность и осторожность в делах. Не случайно Ричард Сели-ст. советует своему сыну Джорджу в письме от 26 января 1477 г.: «будь осторожным и не действуй опрометчиво в торговле и в доставке товаров…»^{741}. В другом письме, от 1 мая 1478 г., тот же адресат вновь обращается к Джорджу со словами: «Я прошу тебя быть осторожнее при приеме денег в Кале…»^{742}. И Ричард Сели-мл. в письме брату Джорджу в Кале от 14 ноября 1481 г. пишет: «Я советую тебе быть осмотрительным…»^{743}.

Важное значение купцы Сели придают тщательному анализу всего, что касается деловой сферы. Одно из писем того же Ричарда Сели-ст. начинается словами: «Я долго обдумывал дела…»^{744}. А Ричард-мл. в письме Джорджу, отправленном в Кале от 14 ноября 1481 г., наставляет: «Я советую тебе <…> хорошо разобраться во всем…»^{745}. Даже эти фразы из семейной переписки Сели убеждают в том, что купцы должны были в первую очередь и прежде всего полагаться на собственные силы, скрупулезно, в деталях, оценивать конкретную ситуацию на рынке и предпринимать все необходимое для обеспечения безопасности и успеха торговли.

Важнейшим условием такого ведения дел было своевременное получение нужной информации. Не случайно, что Сели-ст. очень беспокоит отсутствие сведений по интересующим его вопросам, и в письме от 5 июля 1474 г. он вынужден упрекнуть старшего сына Роберта, находившегося в Кале: «Я ничего не знаю о получении шерсти, и нет никаких указаний в отношении торговли <…> ты ленишься написать обо всем этом…»^{746}. А 17 июня 1478 г. Ричард Сели-ст. высказывается довольно резко: «Я не стану переправлять ни того, ни другого (имеются в виду шерсть и овчины), пока не получу соответствующего известия»^{747}. Буквально через месяц, в письме от 20 июля 1478 г., он обращается к другому сыну — Джорджу, тоже находившемуся в Кале: «Прошу тебя незамедлительно известить меня о том, какой наличностью я располагаю в Брюгге. Тогда я смог бы быстро сориентироваться»^{748}. По каким-то причинам братья не сумели вовремя ответить отцу, и тот в письме от 17 августа 1478 г. с плохо скрываемым из-за отсутствия необходимых сведений раздражением замечает: «Меня удивляет, почему не пишете ни ты, ни твой брат. Это очень странно, ведь мне важно знать, в порядке ли товар, отправленный мною недавно <…> Не нахожу никаких оправданий вашему молчанию»^{749}. И в письме Джорджу Сели в Кале от 25 сентября 1480 г. Ричард Сели-ст. сетует на то, что «…нет писем, из которых я все знал бы точно. Это создает большие трудности, поэтому я прошу писать мне и отправлять письма <…> Без них я не смогу разобраться в делах»^{750}.