Член ЦК отвечал: — У ЦК есть нормальный, обязывающий мандат. Этот мандат запрещает ему позволить правительству или Ассамблее покушаться на свободы парижан или на Республику. Ассамблея же никогда не прекращала ставить под вопрос существование Республики. Она поставила командовать нами бесчестного генерала, лишила Париж статуса столицы, пыталась дезорганизовать его торговлю. Она фыркала на наши страдания, отрицала преданность, отвагу и самоотречение, которые Париж продемонстрировал во время осады, освистывала его лучших представителей, Гарибальди и Гюго. Заговор против Республики очевиден. Его попытка началась с затыкания рта прессе. Закончить его хотели разоружением наших батальонов. Да, наше дело заключалось в законной обороне. Если бы мы склонили головы перед этим новым оскорблением, Республике пришел бы конец. Вы только что говорили об Ассамблее Франции. Срок мандата Ассамблеи истек. Что касается Франции, то мы не претендовали на то, чтобы навязывать ей законы — мы слишком часто страдали от ее законов — но мы не подчинимся ее провинциальным плебисцитам. Понимаете, вопрос больше не состоит в том, чтобы знать, какой из мандатов наиболее действительный. Мы говорим вам: революция состоялась, но мы — не узурпаторы. Мы хотим призвать парижан назвать своих представителей. Вы будете помогать нам, и давать свои рекомендации относительно выборов? Мы очень хотим вашего сотрудничества. — Когда он говорил об автономных коммунах, Милье предупредил: — Будьте осторожны, если вы развернете этот флаг, на Париж натравят всю Францию. Я предвижу время, столь же роковое, как июнь (1848 года). Час социальной революции еще не наступил. Прогресс достигается малыми шагами. Спуститесь с высот, на которые вы забрались. Победоносный сегодня, мятеж может быть подавлен завтра. Используйте обстановку в своих интересах, насколько можете, но без колебаний довольствуйтесь малым. Заклинаю вас предоставить свободу действий союзу мэров и депутатов. Ваше доверие окупится сторицей.
Один член ЦК отвечал: — Поскольку здесь упомянута социальная революция, я заявляю, что наш мандат не простирается так далеко. — (Другие члены ЦК: — Да! Да! Да! — Нет! Нет! Нет!) — Вы говорили о федерации, о Париже как свободном городе. Наши обязанности проще. Они состоят в проведении выборов. Потом народ сам определит свои действия. Что касается уступки власти депутатам и мэрам, то это невозможно. Они непопулярны и неавторитетны в Ассамблее. Выборы состоятся при их согласии или без него. Будут они нам помогать? Мы примем их с распростертыми объятьями. Если же не будут, обойдемся без них. Если же они попытаются чинить препятствия, то мы знаем, как довести их до полного бессилия.
Комиссары упорствовали. Спор становился горячим. — Короче, — говорил Клемансо, — каковы ваши требования? Сводится ли ваш мандат к требованию от Ассамблеи муниципального совета?
— Нет! Нет! — Возражали многие члены ЦК. — Мы, — говорил Варлен, — хотим не только выборов муниципального совета, но и реальных муниципальных свобод. Хотим обуздания префектуры полиции. Хотим обеспечения права Национальной гвардии выбирать собственных лидеров и реорганизовывать себя, провозглашения Республики как единственного легитимного режима правления, простого и полного аннулирования долгов по ренте, справедливого закона о просроченных счетах и запрещения дислоцирования армейских подразделений на территории Парижа.
Малон: — Я разделяю ваши устремления, но обстановка опасна. Ясно, что Ассамблея ничего не будет слушать, пока ЦК занимает ратушу. Наоборот, если Париж снова доверится своим законным представителям, полагаю, они смогут сделать для него больше, чем вы.
Дискуссия продолжалась до 10.30. ЦК отстаивал свое право провести выборы, комиссары — свои претензии на замещение ЦК. Наконец, они согласились, чтобы ЦК послал своих представителей во второй округ. Эту миссию поручили Варлену, Моро, Арнольду и Журду.
Там посланцы ЦК обнаружили весь штат либерализма: депутатов, мэров и их помощников, Луи Блана, Шельхера, Карно, Пейра, Тирара, Флокве, Десмарета, Вотрена и Дюбэя, общим числом в 60 человек. Народное дело имело там немногих сторонников, искренних, но ужасно удрученных неопределенным будущим. Председательствовал мэр второго округа Тирар, либерал. Это был нервный, надменный деятель, один из тех, которые стремились парализовать Париж, когда он был во власти Трошю. Во время своего свидетельства перед Аграрным комитетом расследования он пытался исказить, выставить на посмешище ход этого заседания, во время которого радикальные буржуазные либералы обнажили свою подлинную сущность. Мы теперь ради информирования и во имя справедливости по отношению к простому народу, дадим об этом заседании полностью правдивый отчет.
Делегаты: — ЦК не желает ничего другого, кроме как придти к согласию с муниципалитетами, если они будут содействовать выборам.
Шельхер, Тирар, Пейра, Луи Блан, все радикалы и либералы хором: — Муниципалитеты не будут иметь дело с ЦК. Есть только одна власть — союз мэров, наделенный полномочиями правительства.
Делегаты: — Не будем обсуждать это. ЦК существует. Нас назначила Национальная гвардия, и мы владеем ратушей. Вы будете содействовать проведению выборов?
— Но, какова ваша программа?
Варлен изложил ее. Его атаковали со всех сторон. Четверо делегатов подверглись нападкам со стороны двадцати критиков. Главный аргумент либералов состоял в том, что Париж не может созывать своих представителей, но должен ожидать разрешения Ассамблеи. Напоминание о периоде осады, когда все легли ничком перед правительством обороны.
Делегаты настаивали на обратном: — Народ имеет право на созыв своих представителей. Это — неотъемлемое право, которым он не однажды пользовался в нашей истории в моменты величайшей опасности, а в настоящее время мы переживаем такой момент, поскольку Ассамблея в Версале стремится к монархии.
Затем последовали взаимные обвинения: — Сейчас вы сталкиваетесь лицом к лицу с силой, — говорили делегаты. — Опасайтесь своим сопротивлением развязать гражданскую войну. — Именно вы хотите гражданской войны, — отвечали либералы. В полночь Моро и Арнольд удалились в крайнем унынии. Когда за ними собрались последовать их коллеги, некоторые помощники уговаривали их остаться. — Обещаем, — говорили мэры и депутаты, — приложить все усилия для проведения муниципальных выборов при минимальной задержке. — Прекрасно — отвечали делегаты, — но мы сохраняем свою позицию, мы хотим гарантий. — Депутаты и мэры становились упрямее, рассчитывая на то, что Париж примет безоговорочную капитуляцию. Журд собирался уйти, но какой–то из помощников удержал его. В какой–то момент они, казалось, пришли к взаимопониманию. ЦК должен был уступить все административные службы мэрам и позволить им занять часть ратуши, продолжая, однако, заседать там. ЦК должен был располагать исключительным правом на руководство Национальной гвардией и заботиться о безопасности города. Это соглашение требовалось утвердить выпуском совместного заявления. Но, когда пришло время обсудить начальные строки документа, спор разгорелся с еще большей силой. Делегаты предлагали: «Депутаты, мэры и их помощники в согласии с ЦК». Между тем, оппонирующие им господа хотели выступать под маской. Целый час Луи Блан, Тирар и Шельхер укоряли делегатов в недостойном поведении. Луи Блан кричал: — Вы подняли мятеж против свободно избранной Ассамблеи (92). Мы располагаем законными мандатами и не можем признать сделку с мятежниками. Мы готовы предотвратить гражданскую войну, но не выступать в роли ваших подручных на глазах Франции. — Журд ответил этому карлику, что данная сделка, чтобы быть одобренной парижанами, должна публично отразить согласие сторон. Отчаявшись добиться какого–либо результата на этой встрече, он удалился.
И среди этой элиты либеральной буржуазии, бывших эмигрантов, публицистов, историков нашей революции, не раз раздавались протестующие голоса: — Давайте прекратим эти яростные споры, этот лай на революцию. Горе нам, если мы не признаем силу, проявляющую себя через представительство непубличных деятелей! Якобинцы 1794 года отвергали эту силу и погибли! Монтаньяры 1848 года бросили ее и погибли. Левые Империи и правительство национальной обороны презрели ее, и погибло единство нации. Давайте раскроем глаза, распахнем наши души. Давайте сойдем с ошибочного пути. Нет, мы не расширим пропасть, существовавшую в июне 1848 года, которую Империя поместила между нами и рабочими. Нет, с учетом несчастий Франции мы не позволим себе напасть на ее резервные жизнеспособные силы. Чем более уродливым, чудовищным становится наше положение, тем более настоятельной становится необходимость найти выход, даже на глазах у пруссаков. Вы, члены ЦК, которые выступают от имени Парижа, и мы, к которым прислушивается республиканская Франция, обозначим поле совместных действий. Вы даете силу, воодушевление масс, мы — знание реальности с ее неумолимыми требованиями. Мы представим на рассмотрение Ассамблеи эту хартию, свободную от утопических взглядов, равно учитывающую права страны и ее столицы. Если Ассамблея отвергнет ее, мы первыми выступим за проведение выборов, за признание вас законной властью. И когда Франция увидит, как Париж высвобождает свои силы, которые уравновешиваются сдержанностью в ратуше, когда Франция увидит энергичных новых политиков в союзе с деятелями прочной репутации, единственно возможный плацдарм борьбы с роялистами и клерикалами, то она поднимется как во время Федерации, и Версаль будет вынужден подчиниться ее требованиям.
